С тех пор как капитан Пицхелаури сел на штурмовик, его авторитет как политработника еще более возрос. К сожалению, нам не долго пришлось работать вместе. По ряду причин в 1943 году институт заместителей командиров подразделений по политической части был упразднен. Многие политработники этого звена стали командирами, иных послали учиться. Убыл из полка и капитан Пицхелаури. После окончания курсов он был назначен заместителем командира авиационного полка по политической части и закончил войну в этой должности. Ныне Михаил Александрович Пицхелаури — депутат районного Совета депутатов трудящихся, живет в Грозном и работает директором профессионально-технического училища.
Перед самым наступлением наш полк перебазировался на новый полевой аэродром близ Монастырщины. И тотчас штурмовикам была поставлена задача готовиться к боевым действиям. Самолеты и экипажи уже перелетели, а большая часть технического состава и специалистов авиационного тыла оставалась на старом месте.
Естественно, на передовую авиационную комендатуру легла двойная нагрузка приходилось готовить штурмовики к боевым полетам и одновременно оборудовать аэродром. Самолеты хотя и рассредоточили, но укрытий для них еще не было.
Пришлось всем взяться за земляные работы. Добывали лопаты, из подручных средств делали на ходу носилки, таскали землю, в ящиках из-под снарядов. Нужно было быстрее укрыть самолеты, спрятать их от воздушных разведчиков и от ударов вражеской авиации.
Вопрос этот был настолько ясен, что, казалось, не требовал дополнительных разъяснений. Все воины трудились с энтузиазмом. И здесь, если можно так выразиться, на «земляной почве» произошел у нас некрасивый инцидент. Недавно прибывшие в полк молодые летчики отнеслись к работе с прохладцей. Увидев это, секретарь партийной организации эскадрильи капитан Григорьев подошел к новичкам и спросил:
— Почему, товарищи, медленно идет дело?
— Потому, что мы летчики, а не землекопы! — ответили те.
Копать укрытия для самолетов вновь прибывшие посчитали для себя унизительным. Лейтенанты рвались в бой, а им вдруг поручили земляные работы.
Так как самолеты стояли рассредоточение, то лейтенантам не было видно, что наравне со всеми копали землю старшие летчики, командиры звеньев и эскадрилий.
Капитан Григорьев пригласил молодых офицеров на соседнюю стоянку и показал им, как трудятся однополчане. Те посмотрели, конечно, извинились и тоже взялись за дело. Потом, исправляя свою ошибку, они даже отказались от перерыва на обед.
— Уйдем, когда закончим дневную норму, — сказали молодые летчики.
Мой ведомый Бабкин, работая рядом со мной, тоже был недоволен. Правда, свое недовольство он высказал оригинально. Бабкин хотел, видимо, задеть мое самолюбие:
— Был бы я комэском, никогда не стал бы рыть укрытия!
— Потому-то тебя и не назначают на этот пост! — ответил ему Коля Киселев. — Вот насыплю в носилки побольше — и тащи подальше. Это тебе за разговорчики.
— Ничего, попадешь ко мне в подчинение, я тебе вспомню…
— А если ты ко мне?..
Бабкин улыбнулся, молча ухватился за носилки, крякнул и уже миролюбиво произнес:
— Эх, тяжела ты, землица родненькая!
Под влиянием командиров и старших товарищей в сложном характере Бабкина обычно брала верх добродетель. Он умел, несмотря ни на что, подчинить себя интересам коллектива.
А молодые летчики потом не раз приходили к парторгу, просили работы и сожалели, что знакомство получилось не совсем хорошим.
— Да я уж, друзья, забыл об этом, — в ответ улыбнулся тот. — Тем более что за хороший труд вас уже в боевом листке похвалили. Читали?
Похвалил летчиков сам Григорьев. Он всегда искал в характерах людей доброе начало и безошибочно находил его, умел заглянуть человеку в душу, чтобы отсеять в нем все наносное и развить хорошее.
Н. И. Григорьев
Чего греха таить, на фронте маловато было у нас времени для воспитания подчиненных, но все же мы старались вести такую работу. Направляли ее командир, его заместитель по политчасти и партийная организация полка.
На второй день после перебазирования в Монастырщину к нам перелетел командир дивизии и провел с летным составом занятие по тактике. Надо сказать, в то лето мы очень много занимались этой дисциплиной. Штурмовики продолжали совершенствовать приемы боевых действий, утверждали свою тактику.
Весной 1943 года советскими летчиками-истребителями А. Покрышкиным, Г. Клубовым, братьями Борисом и Дмитрием Глинка и другими асами была определена формула воздушного боя: высота — скорость — маневр — огонь. Используя опыт лучших, наши летчики вели успешную борьбу с фашистскими стервятниками — борьбу за завоевание господства в воздухе.
Наиболее рациональным вариантом боевого порядка для истребителей была признана пара. Ведущий — меч, ведомый — щит. Подобное тактическое построение принесло немалый успех. В ходе воздушного сражения над Голубой линией на Кубани, в котором с каждой стороны принимало участие около тысячи самолетов, противник понес большие потери.
В мае и июне борьба в воздухе продолжалась с нарастающей силой. По указанию Ставки были проведены две крупные воздушные операции. Удары наносились по аэродромам противника в полосах дислокации его армий «Центр» и «Юг». В первой половине лета противник потерял на аэродромах и в воздухе свыше тысячи самолетов.
В ходе Курской битвы потери немецко-фашистской авиации еще больше возросли. Они составили около 3700 самолетов. Противник заметно терял инициативу в небе. Наши же удары по врагу усилились. Над огненной дугой советская авиация завоевала господство в воздухе и удерживала его уже до конца войны.
Свою лепту в победные действия наших войск внесла и штурмовая авиация. Активные действия «ильюшиных» по боевым порядкам и коммуникациям противника сковывали фашистов, помогая нашим наземным частям наносить решительные удары по врагу.
Получившая дальнейшее развитие в ходе боев на советско-германском фронте штурмовая авиация перенимала передовой опыт летчиков-истребителей и бомбардировщиков. Лучшие наши штурмовики Иван Павлов, Михаил Бондаренко, Леонид Беда, Иван Недбайло, Анатолий Брандыс, Василий Мыхлик, Василий Андрианов, Иван Воробьев и другие не просто копировали боевые приемы своих товарищей по оружию. Они творчески осмысливали передовой опыт применительно к самолету Ил-2, ставшему грозой для гитлеровцев.
Успешно громили противника и летчики нашего полка, решая самые разнообразные задачи в интересах наземных войск. Хорошо зная повадки гитлеровских истребителей и зенитчиков, умело используя тактико-технические данные своих и чужих самолетов, летчики-штурмовики все увереннее противопоставляли маневрам врага свой контрманевр, навязывали гитлеровцам бой в невыгодных для них условиях.
При атаке переднего края вражеской обороны отличился старший лейтенант Анатолий Васильев со своими ведомыми. Прямым попаданием бомб с пикирования он разрушил командный пункт противника, подавил две минометные батареи. При очередном заходе на цель штурмовики подверглись атаке вражеских истребителей. Но Васильев так построил маневр, что «мессеры» попали под пулеметно-пушечный огонь его ведомых. Один из истребителей был подбит, а четверка Васильева без потерь возвратилась на свой аэродром.
Зрелость тактической мысли командира в первую очередь проявлялась в его умении быстро найти лучшее решение на бой и в непременном осуществлении этого решения. Так, например, в очередном вылете, уничтожив со своими ведомыми колонну автомашин, следовавших по шоссе на Карачев, старший лейтенант Васильев повел обратно ведомых не прежним маршрутом, а над железной дорогой. План его был прост: на шоссе, вдоль которого он летел на запад, штурмовики могли не встретить подходящей цели. А вот на железнодорожном перегоне можно было найти что-нибудь.
И командир эскадрильи не ошибся. Через несколько минут полета штурмовики обнаружили идущий к фронту воинский эшелон. На его платформах стояли орудия, танки, тягачи…
— За мной! — подал команду Васильев.
Штурмовики встретились с эшелоном на попутно-пересекающихся курсах и атаковали его в растянутом правом пеленге по всей длине. Васильев ударил из пушек и пулеметов по паровозу, а ведомые прицельно били по платформам и вагонам. Из пробитого котла тотчас повалил пар, загорелось несколько платформ. Эшелон катился уже по инерции. Спасаясь от штурмовиков, гитлеровцы на ходу прыгали под откос.
— Теперь можно и домой! — удовлетворенно произнес Васильев, выводя машину из повторной атаки.
Командир первой эскадрильи не признавал пустых вылетов, не любил, как он выражался, «даром утюжить воздух». От вылета к вылету крепло боевое мастерство Васильева, неуклонно росло число уничтоженных им танков, артиллерийских и минометных батарей, вагонов, паровозов и автомашин.
По примеру старшего лейтенанта Васильева действовали и другие летчики полка. 20 июля наша эскадрилья в составе двух шестерок вылетела для нанесения удара по отходящим войскам противника на шоссе Орел - Карачев. Штурмовики несли стокилограммовые бомбы. Жалко было расходовать их на пустяковую цель, а подходящих не попадалось. Асфальтовая лента дороги, раскаленная полуденным солнцем, тоже пустовала. Этакая безмятежная идиллия и жаркий июльский полдень навевала грусть.
Мы, конечно, знали, что в этом районе много войск противника, но их трудно было найти. Гитлеровцы затаились в ожидании спасительной темноты, чтобы продолжить отход на запад.
— Командир, справа дорога! — предупредил меня сержант Добров.
— Сейчас проверим, куда она ведет, — отвечаю своему стрелку.
Резко выполняю правый разворот. Желтыми квадратами полей дыбится земля. Ложусь на новый курс и опять слышу голос Доброва:
— Самолеты в орешнике!.. Фашистский аэродром!
Наша шестерка проносится над летным полем, расположившимся у железной дороги возле станции Нарышкино.
Два гитлеровских истребителя начинают выруливать на старт для взлета. Если они успеют подняться в воздух, нам придется туго. Хорошо бы обстрелять их, но нет твердой гарантии, что попаду. Слишком неподходящий ракурс. Бросить одну бомбу — тоже, пожалуй, мало. Эх, была не была! Сбрасываю все четыре «сотки». Срываясь с замков-держателей, они летят вниз по параболе. Накроют «мессеров» или нет?..