— Бабушка, а про Ефимова, кто еще знать может? — поинтересовался Ивлев.
— А зачем он вам? — насторожилась старуха, — ну был купец, да сплыл, сколько лет уж прошло. Не знаю, я ничего, — твердо закончила она.
— Да вы бабушка не бойтесь, — стал вдохновенно фантазировать Торшин, — Ефимов, что у вас тут жил, старший брат деда моего, вот я как сюда в командировку поехал, так и подумал, может из родственников кого встречу, интересно как у них судьба сложилась.
— Ну, надо же, интересно ему, — старушка развела руками, потом поджала губы и усмехнулась, — тому черт не нужен, кто его за плечами носит, — почти дословно процитировала она Гоголя, — вон твой родственник в тени отдыхает, — и показала на пьяного в умат, шофера.
— Он что Ефимов? — удивился Торшин.
— Ефимов не Ефимов, а твой родич точно, — рассмеялась старушка, — Купец то, хоть и женатый был, и дети у него, а большой ходок по бабам был. Колькина бабка, еще до войны первой, загуляла с ним, муж то ее, на заработки уехал, а купец подъехал, видали люди как он к ней хаживал, мужа нет, а брюхо растет. Муж приехал, люди добрые ему все и рассказали, да он и сам видел, что живот у жены не от ветра надуло. Поучил он ее как положено, да снова в город уехал, а там и пропал, в деревню больше не вернулся. Матрена родила мальчонку, да к родителям в соседнюю деревню уехала, только от позора не уедешь, все знали, что мальчонка приблудный. Вот этот мальчонка и есть Колькин отец, твой братец значит. Вот у него про Ефимова и спроси, куды он и семья его делись. Ладно, заболталась я с вами, а дела стоят, ну что из альбома брать будете?
Ивлев купил фотографию, где группой были изображены купец Ефимов и его работники, пообещал, старушке переснять и вернуть. Торшин расплатился за угощенье.
Подошли к грузовику. Пьяного Кольку взяли под белые руки и, закинули в кузов, тот захрипел, не открывая глаза, заерзал, поудобнее устраиваясь на досках кузова и, снова безмятежно захрапел. Торшин сел рядом с ним. Ивлев устроился в кабине, сел за руль, газанул, и покатили. Покатили к Кольке домой, в соседнюю деревню, адрес им старушка сказала. У речки остановились. Искупались сами, привели в чувство Кольку.
— Жена! Гостей принимай, — закричал из кузова Колька, когда машина остановилась у его дома.
— Сейчас! — молодая женщина вышла из дома, — Только матери твоей скажу, что ты сам пьяный и собутыльников домой тащишь. Мама идите сюда, Коленька с друзьями приехал! — позвала она.
— Ой, — съежился Колька, — ребята лучше поехали отсюда, — предложил он Ивлеву и Торшину.
Сбежать не успели.
— Ирод! — пожилая мощного сложения женщина вышла на крыльцо, — Вечер еще не наступил, а ты уже готовый, — густым басом закричала она. Торшин содрогнулся. Колька уменьшился ростом. Ивлев не стал выходить из кабины. — Господи! Долго он над нами издеваться будет? — обратилась к небесам женщина с вопросом. И вероятно, получив только ей слышный ответ, подбежала к машине, протянула руки к кузову и мощным борцовским движением, сгребла Кольку, Торшин и ахнуть не успел, как тот оказался на земле. Скрутила сыночка, потащила к дому. Обернулась к оставшимся, приказала, — марш отсюда, и чтобы духа тут вашего не было. Пьяницы!
— Да мы мамаша… — попытался оправдаться Ивлев, но женщина, зашвырнув сына в дом, повернулась к ним, по-бойцовски подвернув рукава, старенькой кофты, двинулась навстречу непрошеным гостям.
Комитет государственной безопасности в лице своих сотрудников, позорно капитулировал, и бежал, оставив поле битвы за разъяренной женщиной.
— Вот таких баб, надо на военных парадах, вместо танков показывать, — с восхищением сказал Ивлев, — вот она истинная русская силушка.
— Надо Кольку выручать, — проявил мужскую солидарность Торшин, — пили, то вместе, как бы они его не забили.
— Раз бьют значит любят, — захохотал Ивлев, — пошли на второй приступ.
Подошли к дому, вежливо постучались в дверь. Открыла мощная женщина Колькина мать, — Вот я сейчас ухват возьму, — приветствовала она гостей.
— Да мы тетенька, только, спросить, — заюлил Ивлев, — а Колю, вы зря, ругаете, ну выпил чуть, разморило на солнце, с кем не бывает.
— Ишь адвокат выискался, а то я сына своего не знаю, — усмехнулась женщина, спросила, — да вы кто будете, раньше я вас не видела.
— Мы из областного музея, — представился Торшин, — собираем материалы об истории области.
— Из музея? Ври больше, — женщина нахмурилась, внимательно осмотрела визитеров, — Ты, на рожу свою глянь, за три дня корова не обгадит, а в музеях женщины тихие работают скромные. Мужиками у нас в музеях и не пахнет.
— Могу удостоверение показать, — предложил Торшин, и достал удостоверение, только по ошибке, не то показал, спохватился, да поздно.
— Комитет государственной безопасности, — прочитала женщина тисненые на обложке слова, изменилась в лице, — Коля ничего такого не делал, ну выпьет чуток, ну анекдот расскажет, а так комсомолец и передовик, — стала она защищать сына.
— Да мы совсем по другому поводу, — Ивлев укоризненно, посмотрел на Торшина, перешел на казенный тон, — Вы не волнуйтесь гражданочка, мы с Колей случайно встретились, видим, водителю худо стало, решили помочь ему машину отогнать. Вы про нас никому ничего не говорите, мы так проездом по своим делам.
— Ну, коли так, — перевела дух, женщина, — милости просим в дом, перекусить, чего Бог послал. За то, что кричала, не серчайте, пьяниц не люблю, а гостям всегда рада.
На столе, разварная картошка, соленая капуста, домашний окорочок, мед в сотах, свежие огурцы, помидоры и, непременная бутыль с темной жидкостью.
— Настойка, сама делала, — сказала хозяйка, развивая, напиток по рюмкам, — если умеренно выпивать, то для здоровья вещь очень полезная.
— Дим, а вы чем мать, успокоили, — тихонько поинтересовался Колька.
— Сказали, что лучше тебя шофера в вашем районе нет, — спокойно соврал Ивлев. Торшин ухмыльнулся.
— За знакомство, — женщина, пригубила рюмку, мужчины выпили до дна. Закусили.
— Настойка, то получше, чем коньяк, которым нас угощали, — шепнул Торшин.
— Намного, — согласился Ивлев.
Колька потянулся к бутыли, разлить по второй.
— Я сказала умеренно, — привычно рыкнула женщина, сын убрал от бутыли руки, — сначала горячего поешь. Надя! — позвала, она сноху, — если внучок проснулся, приходи с ним вместе поешь.
Из соседней комнаты вышла молодая женщина с годовалым младенцем на руках. Передала ребенка свекрови, малыш заулыбался, потянулся ручками, сама села за стол.
— Внучок мой, Сёмушка, — показала женщина, малыша гостям, — сынок Колькин. Продолжатель рода нашего. Коля как с армии вернулся, так сразу женился.
Гости красотой и умом малыша восхитились, бабкино сердце таяло, мать малыша счастливо улыбалась.
— Знать бы еще, на какую его войну отправят, — Николай, уже не оглядываясь на мать, взял бутылку разлил по рюмкам, никого не дожидаясь свою опрокинул.
— Ты потише сынок, — предостерегла мать.
— Тише, громче какая разница, — Николай откинулся на стуле, — деда, на гражданской шлепнули, отец с фронта весь израненный пришел, не долго пожил, я в Чехословакии, чужой кровью весь замарался, а ему что достанется? Не долго мужики в России живут.
— Коля давай пластинку смени, — Ивлев отстранил свою рюмку, — не война виновата, что ты пьешь. Завязывай. А то нарвешься.
— А ты мне за моим столом не указывай! — Николай стал наливаться хмельной злобой, — Понял?
— Понял! — Ивлев поднялся, — могу уйти, если гонишь, только не мужское это дело, детей на баб одних бросать, выкорми, выучи, а потом пей, да нарывайся, коли охота есть.
— Садись! — Николай остыл, — из дома и из-за стола, гостей, не гонят.
— Ты Коля про деда и отца говорил, может, их фотографии покажешь, — Торшин спешил разрядить обстановку.
— Мать! Покажи альбом, да и если гости пить не хотят, бутыль убери.
— Я сынок пока самоварчик поставлю, — женщина, встала подошла к сундуку, достала альбом, передала сыну, — Сам гостям покажи.
Опять фотографии еще одна альбомная летопись семьи, и страны, в которой эта семья живет.
— А вот это кто? — Торшин показал, на групповой снимок, на старой дореволюционных времен карточке, застыли в центре мужчина, рядом женщина, по краям дети два мальчика и девочка, все напряженно смотрят вперед.
— Это? — Николай смущенно покряхтел, достал папиросы, закурил, поймал недовольный взгляд жены, потушил папиросу. — Это, бабка говорила, родственники, наши какие то, дальние, только они купеческого сословия, давно из наших краев уехали. Бабка говорила, что мальчонка младший у них все, болел, вот они к морю и подались, в Бердянск, городок такой есть. Бабка все отцу говорила, храни фотографию, может, кто и объявится, кровь то она не водица. Только не объявился никто, видать в революцию все сгинули.
— А фамилия у них, какая была? Может в архивах поискать?
— Фамилия? Дай Бог памяти. Фамилия у них как у писателя, что про туманность книжку написал, я ее в армии читал, а вспомнил, Ефимовы.
— А ты Коля не дашь нам фотографию, эту, а мы через архивы запрос сделаем, может, и найдем, родственников твоих.
— Берите, делайте если не трудно, чем черт не шутит, может, и найдете кого, бабка то права кровь она не водица, она голубушка все к родне тянется.
Бердянск, южный городок у Черного моря, городской архив, днем они искали документы, вечером ходили купаться на море.
— Вы понимаете, все документы, связанные, поступлением, учебой, Ефимова Антона Ивановича, в учебном заведении хранились в гимназии, и в городской архив не передавались, — оправдывалась перед ними пожилая женщина — архивариус, в архиве было душно, вентилятор не работал, — где они сейчас можно только гадать. Скорее всего, они в неразберихе гражданской войны пропали. Если Ефимовы приехали в наш город в 1915 г., то следа в документах они не оставили, домовладельцем Ефимов Иван Харитонович, не был, если здесь и жил, то снимал квартиру, или дом, а такие данные в то время не отмечались.