– Папа… – затравленно пролепетала Александра.
Она ни капли не сомневалась: сейчас посуровеет лицом. Спросит холодно: «Зачем явилась?»
Но Иван Олегович вдруг кинулся к ней и крепко обнял.
А потом взял за плечи и шепнул в ухо:
– Пойдем домой, Сашенька.
Она, как робот, поднялась за ним к лифту. Доехала на четвертый этаж. Вошла в квартиру.
Ничего здесь не изменилось – только ее обувь и куртки из коридора исчезли.
Мама тоже встретила улыбкой:
– Ой, кого ты привел! Сашенька, наконец-то! Ну, проходи. Что сначала: отдохнешь? В ванну? Ужинать?
– Мам, – с недоверием взглянула девушка, – чего ты такая добрая?
Родители переглянулись. Отец пробормотал:
– Ну, ты ведь наша дочь. Хоть и напортачила.
– А ребенок твой – вообще не виноват! – подхватила мама.
Александра отступила на шаг:
– Откуда вы знаете?!
– Врач твоя позвонила.
«Вот дрянь», – пронеслось у Саши.
Сейчас опять начнется: вынос мозга, упреки, мораль.
– Ладно, – решительно произнесла мама, – я грею ужин. Какие разговоры на пустой желудок?
И скрылась в кухне.
– Переоденься, Сашуля, – улыбнулся отец. – Твой любимый халатик мы постирали, погладили. В твоей комнате за дверью висит.
«Что-то им надо от меня!»
Девушка прошла к себе. Не раздеваясь, плюхнулась на аккуратно застеленную кровать. Книжки расставлены ровнехонько, стол противно чист. Никакой ностальгии по прежнему месту жительства она не испытывала.
«Но что же им надо от меня? Хотят, может, чтобы я от своей доли в квартире отказалась?»
Нет, слишком, пожалуй, круто, даже для ее неласковых, не очень родных родителей.
Но ведь зачем-то ноги привели ее сами в родной двор? Точно в то время, когда с работы возвращался отец?
После ужина девушка узнала зачем.
– Саша, – твердо произнесла мама. – Мы с твоим папой все обсудили и решили: ты должна обязательно родить этого ребенка. Врач нас заверила: при определенных усилиях он будет здоровым. Зачем же губить невинную жизнь?
– Э-э-э… А что дальше? – осторожно спросила девушка.
– А дальше мы с отцом его усыновим. Или удочерим. Малыш будет расти в хорошей семье, в нормальных условиях.
– Отличный план, – иронически протянула Александра. – А как же я?
Мама не колебалась ни секунды: видимо, успели обсудить с отцом все детали.
– А ты будешь его старшей сестрой. Можешь видеться, играть, воспитывать, ублажать – когда и сколько угодно.
– Но почему тогда мне просто мамой не стать?
– Саша, – виновато поморщился отец, – ты ведь э… больна. И не ведаешь, к сожалению, сколько тебе отпущено. Не можешь предугадать, как проживешь эти годы. Вдруг тебе придется постоянно по больницам скитаться? Я читал: иногда такая болезнь может очень тяжко проходить. Хочешь, чтобы ребенок все знал? Страдал? Чтобы на него пальцем показывали?
– В нормальных семьях, если вдруг тяжелая болезнь, все обычно сплачиваются, объединяются, чтобы вместе помочь тому, кому плохо, – вздохнула девушка.
– Но ты ведь, прости, не онкологией больна, – саркастически проговорила Ольга Егоровна.
– Нет, Сашенька, – торопливо произнес отец, – мы все понимаем и тебя очень любим. Но зачем ребенку такой стресс?
– То есть я вам рожаю игрушку. Нормального, без черной метки, малыша. А вы предпринимаете попытку номер два. Вырастить из нового ребенка успешного, талантливого. Кем можно хвастаться и гордиться. А если опять брачок выйдет? Что тогда? Тоже из дома погоните?
– Саша, ну зачем ты так, – грустно вздохнул отец.
А мама вкрадчиво добавила:
– Мы предлагаем тебе самый лучший вариант! Ты все равно не сможешь растить маленького одна.
– А просто помогать мне его растить – вам в голову не приходило?
Мама досадливо отвернулась. А папа торопливо сказал:
– Не вопрос. Можем и помогать. Но ты подумай о ребенке, глупая голова. Латентная стадия твоей болезни – шесть-семь лет. Какая будет травма для маленького человечка, когда ты начнешь рассыпаться у него на глазах!
– Спасибо, папа. Ты очень образен.
Подключилась Ольга Егоровна:
– Понимаешь, ты всегда сможешь видеть сына или дочь! Всегда! Но если в больницу, надолго, попадет старшая сестра, это куда менее страшно, чем лишиться мамы.
– И они меня в итоге уговорили, – мрачно закончила Александра.
– Саша, – Зиновий смотрел на нее – и не верил, – у нас с тобой есть ребенок?! И ты мне за три года ни разу об этом даже не намекнула?!
– Ох, Зин, – снова завсхлипывала она. – Да я сколько собиралась! Каждый день с того раза, как ты тогда во Владимире, в лесу, объявился!
– И что тебя останавливало? – ледяным тоном спросил он.
Девушка взглянула затравленно:
– Так они… они, родители, просто обманули меня! Когда Сонечка родилась – такие сладкие были! Вместе растить ее будем, чуть ли не жить в одном доме звали! А как только я подписала документы на отказ – сразу все по-другому. Мама, оказывается, – моя мама! – беременность имитировала. Живот накладной носила! Я-то не знала, я все эти семь месяцев в инфекционной больнице пролежала, на сохранении. А теперь выяснилось: они с самого начала хотели Соню у меня просто отобрать и все. Говорят: дома мне появляться вообще нельзя, а то соседи увидят, пойдут ненужные разговоры. И вообще, ребенку себя нужно иден-ти-фи-ци-ро-вать с одной мамой. Я настаивала, и они тогда банально пугать начали: в монастырь, мол, сообщат, что у меня СПИД. Ну и что мне было делать? Забирать у них Сонечку и уходить – только куда? Да они вдобавок грозились: «Мы в милицию заявим, что ты нашу дочь украла. Ты ребенку никто». Пришли мы с ними в итоге к соглашению: будут слать мне фотки, видео. И я… я уехала.
Саша снова заревела.
Он прижал ее к себе:
– Заинька моя, милая! Да я не осуждаю тебя! Но почему, почему ты столько молчала?!
– Зин… говорю тебе: боялась я. Понимала: ты захочешь немедленно Соньку забрать. Но как? Тебя – ее отца – вообще нет. Умер в больнице. Новые документы, сам говорил, откровенная липа. А родители мои «замечательные» сказали ясно: они добром Соню не отдадут. И мне страшно стало. Мы начнем с ними воевать, станет известно, что ты жив. Сразу всплывет все, что мы натворили… Та обменка… Кольцо…
Запыхалась после своей горячей речи. Откинулась на подушки, пробормотала:
– Да, наверно, и правы они. Что мне осталось? Год в лучшем случае вот такого существования жалкого?! Какая из меня мать?
– Чушь, Сашка, чушь. И еще раз чушь! – вскипел Зиновий. – Все будет хорошо. И ты встанешь на ноги, и родителей твоих убедим по-хорошему. А не получится – заберем дочку силой.
Она смотрела на него одновременно благодарно и виновато.
Зиновий буркнул:
– Хотя бы фотографию покажи.
И долго разглядывал худенькую большеглазую девочку.
«Лицо у него глупое, как у всех отцов, когда на деток своих смотрят», – подумала Саша.
И счастливо улыбнулась. Спросила:
– Так ты по-прежнему настаиваешь, что тогда – перед карнавалом – был в презервативе?
– Ну… теперь нет.
– А зачем ты сделал это, глупая голова?
Не колебался ни секунды:
– Как зачем? Фортуну перед большим делом решил подразнить. Но я тогда только об одном думал: пронесет – не пронесет. Заражусь – или нет. А что такая дочка замечательная получится – мне и в голову не пришло.
– Да, большого ума человек, – расхохоталась Александра.
– Но ведь я оказался прав! – чмокнул ее в щеку Зиновий.
Только через три месяца уровень СD4+ лимфоцитов наконец начал подниматься. И если раньше Саша себя чувствовала безнадежно увядшим цветком, то сейчас ощущения постепенно менялись. Не сказать, что растение пересадили в землю, но хорошо реанимировали. Заново подрезали стебли, соскребли с них подгнившую кожицу. И таблетку аспирина бросили в воду.
Саша начала прогуливаться по утрам и вечерам. Встречала рассветы и закаты. Йогой пока не занималась – просто смотрела на солнце.
А когда заявила, что отправляется проверять свой веревочный городок, у Зиновия отлегло от сердца.
– Езжай, – улыбнулся он. – У меня завтра тоже дела. А то мои водители совсем разболтались.
Но в свою фирму «Горные прогулки» не поехал.
Рейсом в 7.50 улетел в Москву.
Саше ничего говорить не стал.
Прямо из Шереметьево отправился к детскому садику. Успел точно к прогулке, но дочки не увидел. Простодушная нянечка легко выболтала незнакомому мужику:
– Степанцева? Так она ж три раза в неделю на танцах!
Зиновий удивился. Он от корки до корки перечитал все отчеты, что раз в месяц присылали Сашины родители, и точно помнил: про танцы в них не было ни слова.
– Ой, там такие родители, – продолжала сплетничать нянька. – Они из Сонечки звезду хотят сделать. Дитю четыре года только исполнилось, а они ее и в лицей на подготовку уже таскают, французскому языку учат!
«Да, будет сложно», – понял Зиновий.
И не ошибся.
Ольга Егоровна с Иваном Олеговичем приняли его безропотно. И даже очевидно порадовались, что у Саши приличный, в дорогом костюме и при хороших манерах муж. Но позицию свою озвучили четко:
– Юридически Сонечка – наша дочь. И по-человечески тоже. Мы в нее всю душу вкладываем. А Саша – родная мать – за четыре года у дочки ни разу не появилась.
– Вы ведь сами ей запрещали!
– Могла бы настоять! – иезуитски улыбнулась Ольга Егоровна. И решительно добавила: – Так что, если захочет она воевать, ничего у нее не получится. От ребенка отказалась сама, никто не вынуждал.
– С чего вы взяли, что мы собираемся с вами воевать? – улыбнулся Зиновий.
Он долго расспрашивал про девочку, ее привычки, болезни, капризы, успехи в бальных танцах и неудачи во французском языке.
И к вечеру договорились: у Сони Степанцевой появятся старшая сестра Саша и ее муж Зиновий. Жили за границей, а теперь приехали. И горят желанием общаться. Хотя бы иногда.