Иван Жилкин весело проговорил, озорно подмигивая Арапову единственным глазом:
– Вот так, атаман Илья Федорович! С новой победой и со знатным трофеем!
Солдаты, побросав на солому в санях ружья, вылезали на дорогу, не помышляя о сопротивлении набежавшим мужикам.
И здесь случилось нежданное – едва Илья Арапов на миг отвел глаза, оглядывая подбегающих казаков, как бывалый сержант ловким ударом ноги выбил у него пистоль, выхватил свой.
– Илья, берегись! – Сидор метнулся к сержанту, норовя сбить его с ног. Прогремел короткий, захлебнувшийся – в упор! – выстрел, и бывший конюх, хватаясь руками за отшатнувшегося сержанта, рухнул на дорогу.
Воспользовавшись замешательством, сержант кинулся бежать к кустам… Брошенное Гаврилой тяжелое копье догнало увязшего в сугробе сержанта, опрокинуло на мерзлую землю.
Илья Арапов наклонился над Сидором, приподнял его голову, но понял – не помочь: мундир на простреленной груди быстро намокал от крови. Сидор хрипел, захлебывался, пытаясь что-то сказать, но язык уже не слушался его, и глаза заволакивала смертная истома… Вскоре хрип прекратился, стало тихо.
Гаврила вернулся от убитого сержанта, принес саблю, пистоль и свое копье. С обнаженными головами встали над погибшим товарищем. В тишине слышно было, как, сам того не замечая, скрипел зубами Илья Арапов.
– Поспешить надобно, атаман. – Иван Жилкин тронул Илью за плечо. И к своим казакам: – Уложите Сидора в сани. Да не к солдатам – в наши! И укройте тулупом – в Берде похороним, с попом и с воинскими почестями.
Из леса на тракт вывели свой обоз. Повязанных солдат запихали на их же сани, а у взятой шестифунтовой пушки без колес, но с зарядами Илья Арапов поставил в постоянный караул Гаврилу Белого и еще двух араповских мужиков с наказом беречь пушку пуще глаза:
– Ну как иной солдат развяжет руки да какую пакость над ней учинит.
– Не сумлевайся, атаман, уследим! – заверил Гаврила и спиной привалился к казенной части орудия.
– Эх Сидор, Сидор! – Илья, безуспешно пытаясь совладать с душившей болью – так потерять верного друга! – снял шапку, перекрестился над телом товарища, вздохнул. – С богом, братцы! Государь-батюшка непременно порадуется нашему трофею. У него каждое такое орудие на счету. Иван Яковлевич, ступай с казаками вперед ради бережения обоза.
Иван Жилкин с тремя конными тут же отделился от обоза и поскакал вперед – доглядывать путь на Оренбург.
В сумерках уже окраиной миновали Переволоцкую крепость: не зная доподлинно, кому она принадлежит, решили зря не рисковать, объехали проселочной дорогой.
В ставку государя Петра Федоровича въехали к вечеру одиннадцатого ноября. И сразу же попали под всеобщее ликование: яицкие казаки, отряды конных башкир и татар, недавно стриженные под казаков мужицкие толпы поздравляли друг друга криками, передавали какие-то важные новости. Прямо из бочек, выкаченных из погребов, ковшами, скляницами – чем попадя черпали вино. Иных уже разобрало – хохоча, палили в темное небо. То здесь, то там вскипали, тут же прерываемые криками и выстрелами, песни.
Иван Жилкин, напустив на себя важность, обратился к сторожам у рогатин на окраине Берлинской слободы:
– Слышь, брат-казак, не в нашу ли честь та пальба да песни?
– Коль ваша ватага причастна к разбитию подлого генерала Кара, тогда и вам те почести, – столь же строго, не признав шутки, отозвался бородатый казак, на морозном ветру пуская пар изо рта.
Илья Арапов присвистнул, радостно хлопнул себя по колену:
– Вот так славно! Стало быть, генерала побили? Ах ты! Хватлива была собака, да волки съели! Ну так и другой собаке не долго бегать осталось! Генерала побили, а полковника Чернышева и подавно государь побьет! Не допустит к Оренбургу!
Казаки у рогатин насторожились. Старший тут же спросил строго:
– О каком полковнике речь ведешь?
– Да о том, что от Самары по крепостям идет. Он теперь, поди, ночует в Переволоцкой крепости. Мы шли с ними пообок. Вот, пушку он обронил на дороге, а мы подобрали…
Казак тут же прервал его:
– Поспешите с этой вестью, братцы. Вона шатровый дом супротив церкви. Тамо батюшка-государь штаб держит, там и ево военная коллегия. Вдруг да не осведомлен государь о том полковнике.
– И то! – заторопился Илья Арапов, тронул стременами заиндевелого жеребца. – Иван Яковлевич, я поскачу вперед, а вы где ни то табором на ночлег встаньте, сыщу вас опосля… Да еще спросите, где государевых казаков хоронят, павших на баталии. Сыщи попа, отпеть Сидора надо…
– Езжай, Илья Федорович, все сделаем как надо, – заверил Иван Жилкин и махнул рукой вознице передних саней, чтоб правил в слободу.
– Ишь как! – подивился старший у рогаток, провожая взглядом проезжавшие мимо сани с драгунами и гарнизонными солдатами. – А у вас и полон изрядный!
– Пущай государь с ними поступает по своей воле, – отозвался Иван Яковлевич. – Для того и в живых оставили.
– Оно так, – откликнулся старший караула. – На грушу лезть – или груши рвать, или платье драть! Не робейте, солдаты. Ныне много вашего брата от войска генерала Кара в вольные казаки поверстаны. Служить бедному люду изъявили желание и тем животы свои спасли от виселицы. Пораскиньте и вы таперича своими мозгами, каков выбор сделать.
Служилые ежились, слушая эти напутствия, с опаской озирались на разноликий люд. Слух о разгроме генерала Кара иных поверг в уныние, а иные, прослышав о даровании жизни за готовность служить объявившемуся государю, напротив, воспрянули духом, повеселели.
– Ништо-о-о, – услышал Илья Арапов протяжный говор пожилого канонира в красной епанче с синей подкладкой. – Вота какой ни то святой отец в церкви снимет с нас крестное целование матушке государыне, тогда с превеликой охотой присягнем Петру Федоровичу. – И добавил, немало тем гордясь перед недавними рекрутами: – А мне и тем паче сам Господь велел ему служить, государю-то Петру Федоровичу! Потому как допрежь его нечаянного пропадания единожды уже присягал…
Илья Арапов оставил своих бузулукцев на перекрестке, свернул на главную улицу. Остановил коня у затоптанного, обледенелого крыльца. Два караульных казака, с ружьями и при кривых саблях, тут же загородили ему дорогу да так сурово оглядели, что Илье стало не по себе.
– Гляди-ко, проворный какой, словно добрый вор на ярмарке! – усмехнулся один из них, повыше ростом и дороднее в поясе. – Зван в Военную коллегию али сам по себе прешь? – И раскосыми глазами ощупал Илью с ног до головы.
– Не зван, – отозвался Илья Арапов, – но по важному делу хочу видеть государя или главного атамана.
– Мне скажи – передам. – И грудь выпятил колесом, важничая перед мужиком в старом полушубке.
– К сонному попу на исповедь не ходят! – вдруг озлился Илья Арапов: и чего это простой казак гоголем стоит перед ним? – Ишь, чин какой выискался: ему докладывай о государевом деле!
Казак от неожиданности крякнул, крутнул головой. И быть бы крепкой словесной перебранке, да на порог крыльца вышел хорошо одетый, высокий и красивый казак, курносый, с коротко постриженной бородой. Караульные отшатнулись, уступая дорогу. Рослый казак торопливо доложил:
– Господин атаман Андрей Афанасьевич, вот неведомо кто, да с бранью на нас, похотел влезть в Военную коллегию, а то, сказывает, и к государю!
Атаман изломил бровь, сверху осмотрел Арапова, от заячьей шапки до черных валенок. Подбоченился рукой, назвался:
– Походный атаман Овчинников слушает тебя. Кто ты и с какой целью здесь?
Смахнув шапку с головы и с поясным поклоном Илья Арапов в двух словах сказал о себе, о своем отряде и передал весть, что в Переволоцкой крепости теперь непременно встал ночевать со своим корпусом полковник Чернышев, комендант города Симбирска.
Атаман Овчинников, заметно прихрамывая, сбежал с крыльца и рукоятью плети, словно кинжалом, уперся в Илью аккурат против сердца.
– Брешешь или доподлинно знаешь?
Илья Арапов ответил, что у него в обозе до двадцати полоненных солдат из того корпуса. И еще отбитая шестифунтовая пушка с канониром и с дюжиной зарядов.
Атаман Овчинников взял Арапова за рукав, коротко бросил:
– Веди к тем солдатам!
– Я на коне, батюшка атаман.
– Тогда не мешкая едем. Сам спрошу солдат о том полковнике.
По спешке, с которой походный атаман погнал коня, Илья Арапов понял, что он весьма взволнован услышанным известием.
На обоз бузулукцев натолкнулись у крайних изб – Иван Жилкин безуспешно пытался отыскать для своих казаков хоть какое-то теплое жилье: все уже забито так, что и клопу, казалось, некуда втиснуться переночевать.
Увидев приближающихся Илью Арапова и незнакомого рослого длиннолицего казака, Жилкин начал было жаловаться, что подходит ночь, а головы приклонить негде.
– Где пленные солдаты? – строго остановил его причитания атаман Овчинников, и Жилкин смекнул, что весьма важная это персона прибыла к ним. Повел в проулок, где, сдвинув сани, у костров грелись бузулукцы. Солдаты чуть в сторонке топтались на снегу, смешно раскачиваясь и вскидывая к огню веревками связанные руки.
Атаман Овчинников опытным взглядом выбрал драгуна постарше возрастом, подозвал к себе. С трех-четырех вопросов походный атаман уяснил: Илья Арапов был прав. Он тут же распорядился доставить пленных в Военную коллегию, пушку с канониром отвезти туда же, чтобы включить в государеву артиллерию.
– А нам как быть, батюшка атаман? – спросил Илья Арапов. – В чье распоряжение поступить?
Атаман Овчинников, уже в седле, отозвался:
– Скажи, брат, как пушку у полковника добыл? Только кратко.
Выслушав ответ, похвалил за смекалку в ратном деле, потом добавил:
– А вы уже и так поступили в распоряжение Военной коллегии государя Петра Федоровича. А на ночлег вам стать – вон, видишь, амбар? Там сено государевым лошадям сложено. Туда и лезьте, на чердак. Все теплее. – Поинтересовался, отъезжая: – А харчи-то есть?
Илья Арапов ответил, что харчами они себя обеспечат, и по отъезду атамана Овчинникова обратился к своим казакам: