– Теперь ваш черед объявить: кому вознамерились служить далее? – строго спросил Илья Арапов.
– И мы Петру Федоровичу готовы служить верой и правдой, – ответил атаман Чулошников. – И той службой питаем надежду получить от государя милость и вольность, казакам жалованную в его манифестах. О том наши казаки уже наслышаны… Прошу, походный атаман, быть гостем в государевой теперь Тоцкой крепости.
«Вона как зраком прилипчив, – удивился Илья Арапов. – Едет рядом, а очьми все не оставляет в покое моего лица». Спросил, чтобы не тяготиться молчанием первой минуты знакомства:
– Сколь силен твой гарнизон, Никифор Ларионович? И есть ли у тебя пушки да запас пороховой для моего воинства?
Атаман Чулошников хмыкнул, помолчал с ответом, словно бы пересчитывал казенные припасы. Сказал через малое время с видимым огорчением:
– Да, почитай, ничего и не осталось. Как шел полковник Чернышев под Оренбург, так все и побрал с собой. Пять пушек, роту солдат да полусотню казаков взял же. А когда пробегал после сражения через крепость сам-друг сотник Борской крепости Родион Чеботарев, так и уведомился я от него, что те наши солдаты и казаки переметнулись к государю Петру Федоровичу без противности. С той поры и ждем, когда прибудут к нам государевы посланцы. А вот и крепость наша, – проговорил Никифор Чулошников, первым въезжая в настежь распахнутые ворота. В широком проеме башни над воротами видны караульные казаки – свесились по пояс, разглядывают нечаянных гостей.
Атаман Чулошников расквартировал прибывших казаков по ближним к крепостной канцелярии избам – отогреться и поесть горячих наваристых щей с дороги.
Илья Арапов с наслаждением попарился в бане – застыл-таки, сидя в седле, а за ужином в избе Чулошникова присоветовал хозяину:
– Сдается мне, Никифор Ларионович, что повяжет нас с тобой государь одной веревочкой – оберегать ево войско от нападения питерских генералов со стороны Самары. А для того тебе надобно ехать в Берду не мешкая – свою верность выказать и новое звание от государя исхлопотать. А я тем временем пойду на Бузулукскую крепость: не взяв ее, не взять и всей Самарской линии. Вокруг Бузулукской крепости в родных нам селах соберу сильный отряд и после того лишь пойду на Самару. Теперь же со мной, сам видишь, чуть поболе сотни казаков. И у тебя не густо, людьми крепость и без моих поборов бедна. Случись кто подскочит, вам и отбиться не просто…
Атаман Чулошников, соглашаясь, обещал поутру, проводив Илью Федоровича с отрядом, выехать всенепременно в Берду и о решении государя известить походного атамана спешным курьером.
– По душе ты мне пришелся, Илья Федорович, – неожиданно объявил Чулошников, – и одарю я тебя, атаман, знатным подарком: доброй работы два тульских пистоля!
Чулошников встал, прошел к шкафу в углу просторной, но с маленькими почему-то окнами горницы, достал ларец, крашенный в желтый цвет и поверх краски крытый лаком.
– Ну-ка, ну-ка! – От нетерпения Илья Федорович потер ладони. – С теми Демидовыми у меня давняя, с колыбели еще, крепкая дружба. Глядишь, и сгодятся для демидовских приказчиков сии пистоли тульских мастеровых!
Никифор Чулошников откинул крышку ларца, и даже степенный Иван Яковлевич не удержался, охнул, изумленный изяществом оружия и красивым рисунком серебряной нитью по стволу и рукояти пистолей. Кузьма Петрович покачал головой и несколько раз восхищенно прицокнул языком.
– Дивный подарок, Никифор Ларионович, ей-ей! Спаси бог тебя за него. Ларец отдай дочкам хранить бусы, а пистоли я за пояс суну. – Илья Федорович распахнул кафтан и рядом с давним подарком атамана Гурия Чубука засунул и эти два.
– Сыщутся у меня подарки, атаман, и твоим помощникам, – с улыбкой проговорил Никифор Чулошников, видя, как капрал Пустоханов и хорунжий Волоткин с сожалением проводили взглядами уносимый пустой ларец. – После ухода гарнизонных господ офицеров с полковником я самолично осмотрел их крепостные квартиры. Нет, деньги мы не забирали у их женок и детей, а оружие изъяли для нужд крепости. – Атаман выдвинул нижний ящик, вынул четыре пистоля, правда, не столь красиво отделанных, но так же славно сработанных, и одарил ими товарищей Ильи Арапова. – Берите, казаки, и служите государю верно, как будут вам служить верно и сии пистоли безотказные!
– Велик ли гарнизон Бузулукской крепости? – уже перед отходом ко сну поинтересовался Илья Федорович. – И кто теперь там за коменданта? Все тот же Вульф?
Атаман Чулошников, впервые за весь день, вдруг неудержимо, едва ли не до слез, рассмеялся.
– Что такое? – удивился Илья Федорович, переглянувшись с Кузьмой Петровичем.
– Да как же! – сквозь смех пояснил Чулошников. – Бежавший мимо нас сотник Борской крепости Чеботарев своим известием столь напугал коменданта Бузулукской крепости, что бедный подполковник метнулся в седло и с тем же сотником поскакал до Борской крепости. Должно, почудилось, что казаки государя Петра Федоровича уже волосяным арканом посвистывают над его облыселой иноземной головой, намереваясь изловить и на воротах повесить. Чеботарев в своей крепости остался, а подполковник Вульф очутился в Самаре, у тамошнего коменданта капитана Балахонцева.
– Кого же он вместо себя оставил? – подивился Иван Жилкин. – Я тамошних командиров всех знаю.
– Да сержанта Ивана Зверева за выбытием из гарнизона всех господ офицеров. Сержант Зверев двадцать шестого ноября уведомил меня, что якобы по делам службы подполковник Вульф отъехал через Самару на Бугульму, а его оставил за коменданта при весьма малом гарнизоне.
Иван Яковлевич усмехнулся и заверил атамана Арапова:
– Бузулукскую крепость должны взять без боя. Я один туда въеду и с тем Иваном Зверевым столкуюсь по-приятельски. Он у меня не единожды гостевал, пиво мое пивал по всяким праздникам. Лишь бы тот Вульф к крепости с подмогой не воротился из Бугульмы… Тогда трудновато придется.
Укладываясь спать на лавке в горнице с Кузьмой Аксаком и Иваном Жилкиным, Илья Федорович совсем неожиданно вспомнил теплую каморку близ кухонной печи в доме самарского купца Данилы Рукавкина, вспомнил отставного солдата Парамона, который так громко бухал старыми сапогами, гоняясь по ночам за крикливой кошкой…
«Досадно будет, ежели придется штурмом лезть на крепость Самару, а встречь набежит с ружьем ли, с пикой ли купеческий сын Панфил или Алексей! Признаем ли друг друга?» Вздохнул: вспомнилась давняя горечь на душе, когда узнал от Матвея Арапова о столь ранней смерти самого Данилы Рукавкина от хвори, привезенной из неведомых азиатских земель. И еще вспомнилась полтина серебра, что дал ему Панфил перед выходом каравана из Самары к осенним торгам в Оренбург, – купи, мол, у азиатских купцов живую черепашку для забавы… Спросить бы, помнит ли Панфил о той черепахе. «Должно, забыл за давностью лет… Да и ушел я с отцом Киприаном не в Оренбург на ярмарку, а искать заветное царство мужицкое… Теперь такое мужицкое царство государь Петр Федорович доверил мне укрепить здешними крепостями, приведя их под его державную руку…» – и с теми мыслями не заметил, как уснул крепким и безмятежным сном.
С полуночи сильно запуржило. Восточный, с высокого правого берега Самары, ветер гнал густую поземку, сдирая с затвердевшего наста выпавший накануне снег. Теперь сугробы то и дело перекрывали старую Московскую дорогу горбатыми перекатами, основательно приваливали приречные заросли, сглаживали морщинистое лицо земли, заполняя глубокие степные овраги и суходолы до весенней ростепели.
– Не дай бог, пометет этак с недельку, не доберемся до Самары вовсе, – беспокоился Кузьма Петрович, укрывая лицо воротником.
– Чай, у мужиков лопаты соберем, а до той Самары докопаемся! – отозвался Илья Федорович. Сказал и оглянулся – запорошенные снегом кони тяжело тянули сани через снежные перекаты. Вспомнив, невольно улыбнулся – вот так же качались давным-давно виденные на Волге лодки, под которыми, одна за другой, прокатывались крупные пологие волны…
Ближе к вечеру подъехали к реке Бузулуку. За рекой, на обрывистом берегу, затаилась Бузулукская крепость. Обнесенная невысоким валом и частоколом, с бойницами в деревянных башнях, для малочисленного отряда она казалась неприступной. Эх, будь у походного атамана три-четыре пушки – нагнал бы страху на гарнизонных солдат!
Отряд приблизился к крепости без единого выстрела. Она настороженно молчала. Иван Яковлевич объяснил это по-своему:
– Ежели только подполковник Вульф не воротился с сикурсом да не умыслил нам ловушку антихристову сотворить, то глядит теперь со стены на нас сержант Зверев и гадает о своей участи… Дозволь, Илья Федорович, торкнуться в ворота! Все же мой это дом, мне в него по праву жителя и ломиться – через дверь ли, через окно ли… Авось в морду кулаком не пхнут с перепугу!
Илья Федорович, поразмыслив перед затаившейся крепостью, решил сделать по-иному:
– Пробуй, Иван Яковлевич. Попытайся без бою въехать в крепость с казаками, что в санях. Я же возьму верхоконных и доскачу с ними до деревни Матвея Арапова. Соберу сход из окрестных селений, буду читать указ государя да кликать мужиков для службы. Ежели что спешное будет, шли нарочного в деревню, я там на постой встану.
– Тако и сделаем, Илья Федорович, – согласился понятливый отставной солдат, крикнул Гавриле Белому на передних санях: – Гаврила, правь обозом по моему следу!
Илья Федорович напутствовал Паршина:
– Начнут из крепости чинить отпор и из пушек палить – иди прочь, меня догоняй, а под бомбы и пули солдатские малым числом не при. Топор своего дорубится! Спустя малое время большой силой офрунтим и возьмем эту крепость. Пошли, братцы!
Илья Федорович сурово глянул на все так же молчавшую крепость, свернул с дороги к реке Самаре, на виду гарнизонных солдат льдом перешел на правый берег, а потом сильно заснеженной проселочной дорогой ушел от Бузулука. Ехал версту, две и все прислушивался: не загремят ли за спиной пушечные выстрелы, извещая, что гарнизон крепости весьма усилился и решил обороняться до последней возможности, питая надежду на сикурс воинских команд от казанского губернатора…