устой и сырой лес, куда почти не проникал лунный свет.
Витязь рвался вперёд и визжал. Обычно такое поведение собаки означает, что поблизости затаились нарушители. Смолярчук не остановился, зная, что в лесу на влажной мшистой почве и вследствие малоподвижности воздуха свежий след сохраняется очень долго. Витязь возбуждён именно по этой причине — свежее, «горячее» стал след.
Опыт подсказывал Смолярчуку также, что нарушители приложили все силы, использовали каждую минуту, чтобы как можно дальше уйти от границы, как можно скорее выбраться из запретной зоны на простор. Значит, можно преследовать смелее, не растрачивая драгоценное время на предосторожности. Пока они излишни. Пока!
Собака живёт в мире запахов. В лесу этот мир исключительно многообразен и сложен. Человек не улавливает и сотой доли того, что доступно собаке. На пути Витязя витало множество запахов — эфирных масел, корней многолетних растений, мхов, повреждённого почвенного покрова, прелых листьев, разных лесных обитателей. Витязь различал среди них тот единственный запах следов нарушителей, который учуял на исходном рубеже. Даже боковой ветер не мог до конца уничтожить этот индивидуальный, неповторимый запах разыскиваемых.
— Хорошо! Хорошо! — подбадривал друга Смолярчук.
Вдруг Витязь возбуждённо взвизгнул, резко остановился. Старшина отпустил поводок. Собака стремительно бросилась в сторону. Пробежав несколько метров, она остановилась под деревом, у брошенного нарушителями ранца немецкого образца. Смолярчук поднял его, передал Каблукову и побежал дальше, вслед за собакой.
Дорога! Труднейшая это задача для собаки — не потерять «свой» след на большой дороге, среди других, посторонних следов.
Витязь нерешительно остановился. Простым глазом было видно, как много здесь, по дороге, прошло людей, коров, лошадей. На влажной земле хорошо отпечатались обувь, копыта, колёсные шины.
Нерешительность собаки возросла бы, позволь Смолярчук хоть на минуту усомниться в её способностях. Стоило старшине нервно дёрнуть поводок — и она могла бы мгновенно «забыть» след.
— Ищи, ищи след! — повелительно подал он команду. И Витязь вновь пошёл вперёд.
Пробежав метров двести по дороге, Витязь остановился, усиленно принюхиваясь. Потом он резко, под прямым углом, свернул вправо, потащил старшину в лес и вывел его на поляну, в центре которой были сложены штабеля берёзовых дров. С подветренной стороны поленницы поднимался дым костра и доносились голоса.
«Они!» — подумал Смолярчук и, оглянувшись на Степанова и Каблукова, положил палец на спуск пистолета. Но, странное дело, Витязь не проявлял особенного беспокойства. Поведение собаки смущало старшину. Не на ложном ли следу Витязь?
«Верю я тебе, дружок, но всё-таки проконтролирую», — решил Смолярчук. Он жестом приказал Витязю следовать у ноги. Собака подчинилась приказанию, но неохотно.
Бесшумно возникнув из-за поленницы, Смолярчук вытянул вперёд руку с пистолетом.
— Руки вверх!
Два пожилых человека, сидевшие у костра, вскочили, держа над головой куски хлеба, сало и печёные картофелины. На их лицах не было страха.
Смолярчук уже знал, что перед ним люди посторонние, то есть не имеющие отношения к тому, что произошло ночью на границе, тем не менее он придирчиво проверил их документы. Это были лесорубы-сезонники.
Где и когда собака сбилась со следа? Смолярчук с помощью лесорубов выяснил, каким путём они пришли сюда, на поляну, и где именно их следы пересекали следы нарушителей.
Вернувшись назад, Витязь взял оставленный след я снова помчался вперёд. «Молодчина», — подумал Смолярчук. Выдержано и это испытание, пожалуй, самое трудное. Даже хорошо обученная, но специально не натренированная собака, часто теряет след в подобных случаях и отказывается его искать.
Велики были возможности Витязя, но не беспредельны. Смолярчук понял, что собака начала уставать. Не оттого, что пробежала семь или восемь километров — для выносливой собаки это сущие пустяки. Витязь израсходовал силы на то, чтобы среди массы других запахов разыскивать следы нарушителей. Это не лёгкая работа. Если во-время не дать собаке отдохнуть, то у неё на какой-то срок притупляется чутье.
Смолярчук осторожно остановил Витязя и уложил его на траву, под кустом орешника.
В кармане старшины были припасены ломтики холодного мяса и куски сахара. Он лёг рядом с собакой и стал подкармливать её, поощряя командой «хорошо, хорошо!» и крепко, как верному другу, пожимая мокрую, в утренней росе, собачью лапу.
Витязь аккуратно, не спеша, не роняя на землю ни одной крошки, разгрызал сахар и вкусно хрумкал, перемалывая его.
Пока Смолярчук подкармливал Витязя, Каблуков и Степанов лежали на прелых листьях и молча насторожённо осматривались по сторонам.
Отдохнув, продолжали преследование. Начинался рассвет. Нехотя отступали сырые угрюмые сумерки. Теперь легко было отличить осину от ольхи, дуб от клёна, бук от берёзы. Заблестела ночная роса на мхах: на них темнели отпечатки следов нарушителей.
Выскочив на горное плато, без единого дерева, обдуваемое боковым ветром, Витязь, пошёл медленно, неуверенно. Временами он вытягивался в струнку, буквально стлался по камням. Наконец, стало ясно, что собака потеряла след: Витязь приуныл, потерянно тыкался то в одну, то в другую сторону. Впервые за всё время преследования старшина встревожился по-настоящему. Враг может уйти далеко!
Смолярчук взял собаку на короткий поводок — пусть успокоится — и стал всматриваться в местность. Куда могли направиться нарушители?
— Если б ты был на их месте, — спросил у Степанова Смолярчук, — куда бы ты направился?
Степанов сказал, что соблазнительна вон та глубокая лощина, заросшая густым ельником, но она уводит в сторону от перевалов и потому невыгодна. Каблуков высказал предположение, что скорее всего беглецы ринулись напрямик, через то ущелье, на дне которого ещё белеет снег, через вон те чёрные скалы. Смолярчук спросил: «А что, если нарушители выбрали самое невыгодное для себя направление — вон тот пологий южный склон горы, робко зеленеющий первой весенней травой?» Да, очень может быть. Оно, это направление, только на первый взгляд кажется невыгодным. Идти по пологому склону вдвое легче, чем по каменистому и крутому бездорожью. Потеряв на расстоянии, выгадаешь во времени и сохранишь силы…
Степанов и Каблуков понимали, что их старший опытный товарищ решает сейчас чрезвычайно важный для успеха дела вопрос.
Снизу из-под горы, на которой стояли пограничники, с наветренной стороны, донёсся тихий, едва-едва внятный звон колокольчика. Звук был так слаб, что на него обратил внимание только один Каблуков.
— Слышишь? — спросил он Смолярчука.
Тот напрягал слух, но слышал только шум горного леса и грозный гул весеннего потока на дне заснежённого ущелья.
— Отара!…
И как только Каблуков сказал это, Смолярчук сейчас же услышал и звон колокольчика и уловил тот неповторимый запах, который распространяет далеко вокруг себя большая отара.
— Видели мы их, песиголовцев, видели! — не дожидаясь, пока пограничники приблизятся и начнут задавать вопросы, закричал сивоусый верховинец в чёрной шляпе, с пастушьей торбой за плечами, с обугленной трубкой в съеденных зубах. — Мы тайком нашего Васыля послали на заставу. Не встретили?
— Разминулись, — сказал Смолярчук. — Куда они пошли, эти песиголовцы?
— Идите вон туда, и вы их скоро догоните.
Пастух направил на верный путь: под высокой, с искривлённым стволом горной сосной Витязь нашёл потерянный след, и преследование песиголовцев (так народ в Закарпатье называл в своих сказках злодеев) продолжалось.
Витязь, ярость которого нарастала, привёл пограничников в высокогорный лес: старые и угрюмые, почти чёрные ёлки, карликовая поросль их, седой мох, сырость и тишина подземелья…
Подозрительна была эта тишина. За каждым деревом, под любым кустом, в ветвях ели мог затаиться нарушитель с автоматом в руках.
Смолярчук умел видеть сразу весь лес и каждое дерево и каждый кустик в отдельности. Где-то здесь, решил он, затаились лазутчики.
Пробежав небольшое расстояние, он подал знак товарищам продвигаться осторожно, маскируясь, от дерева к дереву.
Витязь становился всё агрессивнее: он чувствовал приближение цели.
Внимание Смолярчука привлекла гуща молодых ёлочек — их острые вершины дрожали. Старшина спрятался за деревом и уложил собаку. Прильнули к стволам ёлок и сопровождающие инструктора пограничники.
— Слушай! — шёпотом скомандовал Смолярчук.
Злобно двигая острыми ушами, рыча, порываясь вскочить, Витязь всматривался в ельник. Загривок его щетинился.
— Тихо, дружок, тихо!
Смолярчук насадил на палку фуражку и осторожно выдвинул её из-за дерева. Застрекотал вражеский автомат. Каблуков и Степанов сейчас же дали двойную очередь — огонь по огню. Завязалась перестрелка.
Убедившись в том, что нарушители не сдадутся, Смолярчук решил их уничтожить. Он приказал Каблукову огнём отвлечь на себя внимание диверсантов, Степанову поставил задачу обойти ельник слева, а сам незаметно переместился вправо — перебежками, от куста к кусту. Окружение сопровождалось беспрестанным огнём Каблукова.
Витязь ни на один шаг не отставал от Смолярчука, тоже ложился, переползал.
Петля всё туже сжималась вокруг диверсантов. Огонь с их стороны резко ослабел, потом и совсем затих. Смолярчук насторожился. Что это значит? Неужели оставили заслон и под его прикрытием отошли?
Ельник, изрезанный вдоль и поперёк пулями автоматов, поредел, и хорошо стали видны на весенней земле две чёрные неподвижные фигуры. Только двое. Где же третий? Неужели успел удрать? Да, похоже на то.
Смолярчук первым подбежал к убитым. Они лежали, уткнувшись в землю. Перевернув их на спину, старшина увидел щетинистые и опухшие лица. На крепких солдатских ремнях подвешены гранаты и автоматные диски. Руки всё ещё сжимали оружие.
— Обыскать! Что с тобой? — вскрикнул Смолярчук, заметив, как румяное лицо Степанова быстро покрывалось бледностью.