пугачевцев оттуда никак не удавалось, пока на другой берег Яика не переправили егерей, которым удалось ружейным огнем заставить смельчаков отойти, поскольку местность наклонена к реке и хорошо простреливалась. Стрельба стихла только к вечеру, об интенсивности ее можно судить по тому, что только из города выстрелено было 1643 ядра и 71 заряд картечью, к тому же брошено 74 пудовых и тридцатифунтовых бомбы. Нужно отметить, что крепостная артиллерия была тяжелее полевой, которую преимущественно могли использовать повстанцы, и стреляла дальше, поэтому им и приходилось прибегать к ухищрениям, чтобы как-то уравнять силы. Так, о дальности стрельбы от мишени можно судить по тому, что ядро от нее попало в дом купца Ильи Кочнева, о расположении которого говорилось, и смертельно ранило хозяина. Атаки были преимущественно со стороны слободы, потому что подступы отсюда удобнее, а еще, возможно, потому что крепость здесь, за очень небольшим исключением, не имела каменной одежды, и подниматься изо рва значительно легче.
На следующий день была сильная вьюга, усилился мороз, поэтому повстанцы стреляли только от Георгиевской церкви, с паперти, каждый раз затаскивая пушку в церковь, чтобы ее зарядить. Несколько человек стреляли из ружей, забравшись на колокольню, причем не только пулями, но и «свинцовыми жеребьями», то есть рубленым свинцом. О том, чтобы и пушку затаскивали на колокольню, П. И. Рычков не пишет.
14 ноября была предпринята неудачная попытка атаковать Бердскую слободу, куда отправился корпус в 2400 солдат под командованием обер-коменданта Валленштерна. Войска беспрепятственно прошли в район, где теперь станция 2-й Оренбург, но там их атаковали повстанцы, и войскам пришлось отступить, а пугачевцы гнали их почти до самого города. После этого долгое время не было ни крупных вылазок, ни приступов. Но 26 декабря, пользуясь снежной бурей, Пугачев с большими силами и артиллерией подходил ночью совсем близко к крепости, туда, где были кузницы, то есть в район улиц Чернореченской и Пионерской, но непогода, видимо, усилилась настолько, что на приступ нельзя было идти, поэтому он отошел назад. Все произошло настолько скрытно, что в городе об этом узнали лишь через несколько дней. Больше крупных наступлений Пугачев не предпринимал, рассчитывая взять крепость измором, так как он знал, что запасы продовольствия в Оренбурге иссякают. Повстанцы часто появлялись на сыртах и на Маяке, демонстрируя свою силу, небольшими группами подъезжали и ближе к городу, остерегаясь только артиллерийского огня, потому что заморенная городская конница догнать их не могла, захватывали команды, посылаемые за сеном, дровами и тому подобным.
Последняя и самая крупная попытка деблокировать город была предпринята 13 января. К этому времени повстанцы переместились из лагеря в саму Берду и на возвышенность около нее, где вырыли землянки, а часть из них, башкиры и калмыки, устроились на правом берегу Сакмары; таким образом, концентрируясь на меньшем пространстве и в двух местах, что могло дать им преимущества в случае нападения. В 5 часов утра войска выступили из города тремя колоннами. Первая под командованием Валленштерна, выйдя через Орские ворота, направилась под прикрытием возвышенности по дуге в район улицы Хабаровской, где, увидев повстанцев, которые на другой стороне оврага установили уже артиллерию, перестроилась в боевой порядок и приняла бой, хотя целью было дальнейшее продвижение и перекрытие дороги на север. Вторая колонна под началом бригадира Корфа, выйдя в Сакмарские ворота, пошла прямо на слободу по направлению Советской улицы, через Хлебный городок, и остановилась в районе Новой улицы, где ее атаковали повстанцы. Третья колонна, которую вел премьер-майор Наумов, вышла тоже через Сакмарские ворота и направилась сначала как и колонна Корфа, а затем западнее проспекта Братьев Коростелевых, не доходя до спуска к Сакмаре, колонна повернула в сторону Бердской слободы, оставляя Соболеву гору слева, она заняла позицию перед оврагом, где ныне улица ленинской «Искры». Наумов прибыл первым в назначенное ему место и открыл огонь по слободе, так что загорелось даже несколько домов. Но первые две команды не смогли выйти на назначенные места, потому что пугачевцы их атаковали раньше. Войска пришли в замешательство и начали отступать. Наумов, боясь быть отрезанным, последовал за Валленштерном и Корфом. «Все люди приведены были в расстройство и замешательство», ― пишет П. И. Рычков. Повстанцы воспользовались этим, «производя им в тыл наисильнейшую пушечную и ружейную пальбу, а другие в великой отважности с копьями набегали». Отступление было беспорядочным, отряды Валленштерна и Корфа соединились в районе улиц Полтавской, Юркина и Пролетарской; Наумов присоединился к ним уже где-то около Октябрьского сада, откуда отступать стали уже все вместе, беспрерывно атакуемые повстанцами. Образовать более или менее упорядоченный фронт удалось лишь в районе Орловской. Повстанцы захватили 13 орудий, причем среди них один 6-фунтовый единорог и три 8-фунтовые пушки. Войска потеряли более 400 человек и сделали 2195 орудийных выстрелов. С тех пор вылазок делать больше не отваживались, а стали ждать помощи извне ― она пришла уже весной. Так повстанческие войска под руководством Е. И. Пугачева побеждали регулярную армию в открытых боях, но не могли справиться с ней, когда она находилась под защитой крепостных сооружений. Взять крепость оказалось им не по силам главным образом потому, что они не умели брать артиллерийских укреплений, а именно такой крепостью был Оренбург.
ОТ РЕКОНСТРУКЦИИ ДО УПРАЗДНЕНИЯ КРЕПОСТИ
Проекты и прожекты
15 января 1775 года издан был именной указ о переименовании реки Яик в Урал, чтобы стереть память о народном движении; в указе об этом говорится прямо: «для совершеннаго забвения сего на Яике последовавшего несчастнаго произшествия» [25] . Этим же указом переименовывалось Яицкое казачье войско и город Яицкий: казаки стали уральскими, а город Уральском. Это повлекло и другие изменения названий: так, в Оренбурге Яицкая улица была переименована в Уральскую, Яицкие ворота в Уральские. Указ вышел через пять дней после того, как Емельян Пугачев, его соратники и многие повстанцы были казнены или сосланы на каторгу. Но еще целый год правительство вынуждено было держать значительное количество войск в губерниях, где до того бушевало восстание, чтобы окончательно усмирить всех. Но память народа сильнее любых указов: не забылось восстание, а старое тюркское название реки еще долго было в употреблении, о чем свидетельствует и то, что на плане 1849 года, то есть более чем через семьдесят лет после указа, река в одном месте подписана как Урал, а в другом как Яик[26]. Революционер-демократ М. И. Михайлов, сотрудник «Современника», занимавшийся и собиранием фольклора, писал: «Не только в песнях и рассказах про старину Урал именуется у казаков Яиком, так называют они его постоянно и теперь». По его свидетельству, название Урал употреблялось тогда только в официальных случаях. Так не следует ли отменить царский указ и вернуть реке ее древнее имя.
Но если народу велено было забыть, то начальство не забывало и, опасаясь повторений, а с другой стороны, по-видимому, чтобы показать свое радение, решило укрепить обороноспособность крепости: восстание застало ее в самом жалком состоянии, кроме того, осада выявила и ряд недостатков. Оказалось, что фланки располагались слишком далеко по линии обороны, то есть на геометрическом продолжении бастионных фасов, чтобы с них можно было свободно держать под обстрелом из обычного стрелкового оружия пространство вдоль всего фаса, или «очищать» его. В ходе осады выяснилось, что из крепости сложно было подавлять батареи, установленные на сырте, потому что гора была выше вала на 30 футов. Кроме того, считали опасным оставлять крепость не сомкнутой со стороны реки, поскольку отсюда были попытки проникнуть в город.
По проекту, изложенному на плане, датированном маем 1778 года[27] , надлежало произвести обширнейшие работы. Предполагалось полностью реконструировать восточную сторону крепости. В трех бастионах ― Галофеевском, Фонштокманском и Никольском следовало воздвигнуть кавальеры (укрепление, повторяющее основные элементы бастиона, но настолько высокое, чтобы можно было вести огонь через него). Бруствер кавальеров был на 30 футов выше местного горизонта, это приблизительно высота трех этажей современного дома Перед куртинами проектировались люнеты или равелины ― треугольные укрепления с валом и бруствером, высота которого позволяет вести огонь с вала поверх него. С западной стороны проектировались только равелины, бастионы же перестройке не подлежали.
Со стороны реки крепость решили сомкнуть, превратив полубастионы в полные, а между ними построить еще один бастион, но меньших размеров. Все эти дополнительные укрепления должны были состоять только из бруствера с банкетом. Чтобы избежать слишком больших работ, крутость горы должна была срезаться не прямо, а двумя уступами, для очищения которых предусматривались батареи, причем сходы к ним вниз по косогору могли, как предполагалось, служить и для стока воды из города.
Однако, как часто бывает, широкие проекты и здесь остались в большинстве своем проектами или «прожектами», как их называли в то время: вероятно, когда обстановка потеряла остроту, к работам стали относиться с безразличием, тем более, что они требовали очень больших затрат. Самое заметное изменение ― постройка двух равелинов с сопутствующими укреплениями, прикрывавших куртины между Галофеевским, Фонштокманским и Никольским бастионами. Но, построив эти укрепления, о них перестали заботиться, и к концу века этот «малый вал», как его называли в народе, лишь условно можно было назвать фортификационным сооружением, поэтому его даже именовали старым валом. Над главным валом и рвом работа шла много лет, о кавальерах же забыли. Представление о ходе работ дают подробные чертежи 1797 года, где даны профили всех частей крепостной ограды