ренбурга.
Изменение планировки произошло после пожара и в Форштадте, где все кварталы к северу от Атаманской улицы (ныне Чкалова) были слишком протяженны в противопожарном отношении. Все они были разделены пополам, что не представило, по всей вероятности, большой сложности, потому что эта часть сгорела совершенно. Место одного большого квартала оставили для постройки Никольской церкви, существующей и поныне. Восточнее старых кварталов отвели новые участки для застройки.
Несмотря на проводившиеся противопожарные мероприятия в 1888 году снова вспыхнул крупный пожар в Старой и Новой слободках. После него решили переселить в Новый план часть горожан, у которых были маломерные участки. В обмен на сданное городу маломерное место погорельцы получали здесь полномерное. Тем самым уменьшалась скученность, а следовательно, и пожароопасность. К этому времени в Оренбурге насчитывалось уже 51025 жителей. Новые кварталы комитет о погорельцах решил назвать Александровской слободой, мотивируя тем, что они вновь построены «на всемилостивейше пожалованные Государем Императором 25 тыс. рублей в пособие погорельцам». Дума согласилась, но губернское правление поправило название, заменив «слободу» на «часть». В январе 1891 года царь утвердил наименование «в честь Августейшего имени его Императорского Величества». Однако, несмотря на «Августейшее имя», название не прижилось, видно, верноподданнические настроения охватывали слишком незначительное число горожан; да и вскоре, в 1893 году, Александра III не стало.
Сюда же переселили в 1893 году жителей так называемых «Чебеньков» ― поселения, стихийно возникшего в 1830-е годы, а возможно и раньше. Застройка его косвенно тоже связана с пожаром, только XVIII века. После пожара 1786 года в городе было запрещено возведение бань, поэтому городские бани заложили на берегу Урала, там, где сейчас Паромные переулки. К ним вскоре присоединились военные бани. Около бань постепенно стали селиться те, кто мог заработать на обслуживании посетителей. Появились здесь гадалки, солдатский трактир и т. п. Название выводится от слова «чебень» ― муха, потому что постройки, вернее лачужки, «точно мухи на солнышке, по косогору ютились». Жителям неоднократно указывалось на необходимость сноса жилищ, но они на это добровольно не шли. Городская управа подала на них в суд, который приговорил выселить их к 1 апреля 1893 года. В это время здесь жили почти одни отставные солдаты и несколько солдаток, всего 22 хозяина. Подав на Высочайшее имя прошение, им удалось добиться отсрочки выселения, бесплатного отвода мест и небольшого пособия. Жаловались они и на то, что их дома, которые построить стоило около 300 рублей, были оценены в 25―35. Переоценивать не стали, места им нарезали в июне этого же года. Как пишет П. Н. Столпянский, название «Чебеньки» потянулось за жителями и на новое место.
На десять лет раньше переселения чебеньковцев окончилось, наконец, дело о переносе кузниц, находившихся неподалеку от Чебеньков около моста, в непосредственной близости от строений Старой слободки. Судьбу их решили еще в 1863 году, но дело оттягивалось, так как хозяева просили денежную помощь по своей бедности. Иной возможности, кроме сбора пожертвований, не нашлось. Призвали жертвовать жителей Старой слободки, которым пожары от кузниц угрожали в первую очередь. На сентябрь 1868 года собрали 167 рублей, чего, по мнению городского головы Оглодкова, оказалось недостаточно. Переносить предполагали к магометанскому кладбищу, то есть в район еще существующего ныне Кузнечного. Губернское правление в июне 1869 года дало предписание о скорейшем переводе кузниц туда, но возникло сомнение, не будет ли в это место выходить железная дорога. Поэтому отвод мест приостановили. Вообще создается впечатление, что город хотел подвести железную дорогу в район нынешнего колхозного рынка, и ни у кого из начальства не возникала как будто мысль о слишком высоких отметках этих мест. Как бы то ни было, но кузницы остались на месте. Когда в 1873 году три из них сгорели, восстанавливать их не разрешили. Потребовалось такое страшное бедствие, как в 1879 году, чтобы кузницы убрали. Перевели их за Урал, но и то только в 1883 году, так как под всякими предлогами хозяева оттягивали переезд. В списке оказалось 23 кузницы, их построили под одну крышу в два ряда, потом добавился третий. Так было положено начало зауральному поселку, который до сих пор называется кузнечным, хотя кузниц там давно уже нет. Самая старая улица в поселке ― Старокузнечная. По обе стороны от нее и располагались два первых ряда кузниц.
В качестве противопожарной меры в 1888 году по распоряжению губернатора в гончарных и других подобных заведениях запретили топить печи, прежде чем не будет осмотрено полицмейстером и городским архитектором. Это вызвало, разумеется, жалобы, заявления и т. п. Распоряжение коснулось в основном арендованных мест, где постройки были старыми, и возводились они, очевидно, без последующего освидетельствования. Многие из них принадлежали крестьянам, среди которых интересно отметить историческую фамилию владельца горшечного заведения, нижегородского крестьянина Андрея Ивановича Сусанина. Он жил на красной стороне Тухтинской улицы (сейчас Гончарная) между Малофеевским и Коломенским переулками (Актюбинская ул. и Сапожный пер.). С тех пор любое введение новых приспособлений в заведения, их переоборудование можно было производить только с разрешения управы; всякая новая постройка свидетельствовалась комиссией.
В 1889 году хотели закрыть кожевенные заводы. Хозяева просили не закрывать их до 1 мая и обещали все перестроить «как в гигиеническом, так и в противопожарном отношении». Некоторым пришлось возвести брандмауеры и новые трубы. Начало «входить в моду» мыловарение, и некоторые перестроили на него свои заведения.
Много производств строили в эти годы в Новой слободке, но не так компактно, как на арендованных местах.
Проблемы
В мае 1892 года Министерство внутренних дел направило в губернии циркуляр, где в связи с успехами техники, освоением новых способов производства и т. п. предписывалось «все промышленные заведения, по степени опасности их, вреда чистоте воздуха и воды, а также беспокойства для жителей» разделить на 4 разряда. 1-й разряд допускался во всех частях города, 2-й ― всюду, кроме центральной части, 3-й ― в малонаселенных частях, 4-й не допускался в населенных местностях. Последний разряд касался Оренбурга только в отношении кирпичного производства. Ограничения 1-го разряда распространились на площадь бывшей крепости и часть Новой слободки до Хрипуновской (теперь Рыбаковская) между Старой слободкой и Воскресенской (ныне Пролетарская), по последней до Инженерной улицы (сейчас Володарского). Внешней границей 2-го разряда была линия современной Яицкой улицы с переходом на Фельдшерскую (теперь Попова) и далее через площади на линию современной Выставочной мимо Форштадта до Урала. Все остальное отнесли к третьему разряду, где можно было заниматься гончарным производством, выделкой овчин, мыловарением, маслобойным и некоторыми другими производствами. Тем самым снимался запрет на устройство таких заведений в части Старой слободки, которая была преимущественно под горой. Это, по-видимому, и положило начало стиранию границ между нею и арендованными местами, а в конечном итоге привело к объединению их в один поселок под названием «Аренда» после того, как была устранена разница в землепользовании.
К последнему десятилетию XIX века в Оренбурге появилось довольно много различных производств. В 1892 году к числу крупных относились чугунолитейный завод, лесопилка и пять паровых мельниц. Кирпичные заводы ― их долгое время было 8 ― значительно отличались по своим возможностям друг от друга. Наиболее крупными были предприятия Захо и Камбулина, они зачастую давали значительно больше половины общего количества кирпича, а иногда и более двух третей. Выпуск продукции во время сезона учитывался еженедельно, так как хозяева платили в пользу города с каждой тысячи изготовленного кирпича. В 1896 году прибавился еще один завод. Остальные предприятия были мельче, но число их довольно значительно: гончарных ― 8, кожевенных ― 29, красильных ― 30, шорных ― 7, каретных ― 14, кузниц ― 50, алебастровых ― 4. Кроме того, заметно увеличилось к концу века производство изразцов. Если в 1892 году имелось одно предприятие, то в 1898 году разрешение дали на устройство трех изразцовых заводов. Паровые мельницы не вытеснили ветряных, в 1892 году их было 15.
Началось оснащение производств керосиновыми двигателями, они приходили на смену конскому приводу и ручному труду. Наиболее состоятельные заводчики стали налаживать электрическое освещение с помощью небольших, автономных электростанций. Началось с мельниц. Владельцы в своих заявлениях просили разрешить установку «аппаратов для электрического освещения». Одними из первых, чьи установки предварительно освидетельствовали, были А. Ф. Грен (на просообдирочной мельнице около кирпичных заводов) и Оглодков.
К этим же годам относится городская электроэпопея: отцы города повели разговоры о введении электрического освещения. Серьезно об этом стали думать в 1895 году, когда от Екатеринодарского городского головы получили сообщение об устройстве там электрического освещения и водопровода, при этом добавлялось, что техник Зигель, занимающийся этим делом, предлагает свои услуги.
При управе создали комиссию по внедрению электрического освещения в городе. Губернатор и вице-губернатор тоже приняли в этом участие. Четыре конкурента-подрядчика прислали свои сметы. Предпочтение отдали, видимо по предложению городского головы Н.А. Середы, московскому представителю «Всеобщей компании электричества» в Берлине купцу 2-й гильдии В. И. Щербакову. Комиссия занялась расчетами и перепиской с ним. Проектировалось построить электростанцию рядом с водокачкой, то есть там, где сейчас водозабор, чтобы использовать ее воду для конденсатора. Предполагалось поставить две паровых машины, два генератора по 90 квт каждый и две динамо по 8,25 квт. Сейчас это выглядит более чем скромно, да и тогда не было шикарно. Каждый генератор мог дать ток только на 900 лампочек по 100 ватт. Планировали электрифицировать только ряд улиц и часть кварталов центра города, где намечалось установить 140 дуговых ламп. За пределами центра освещение предполагалось только до вокзала, да несколько фонарей в Новой и Старой слободках.