Над Уралом-рекой — страница 34 из 46

На следующий день снова состоялся митинг, на нем большевики разоблачали царский манифест, о котором было получено телеграфное известие, как уловку самодержавия, и призвали к вооруженному восстанию. В демонстрации, состоявшейся в этот же день, приняло участие 15 тысяч человек. Иллюстрацией размаха революционного движения может служить и тот факт, что оно всколыхнуло даже учащихся духовной семинарии, являвшихся преимущественно сыновьями священнослужителей и церковного причта. Утром 18 октября они собрались на сходку в большом зале, откуда даже икону вынесли, в зал не допустили ни преподавателей, ни начальство. Отсюда они пошли на митинг в дом Иванова (Казаковская, 27). На следующий день учащиеся семинарии снова под большим красным флагом отправились туда же. Там в этот день, кроме рабочих-железнодорожников, составлявших самую большую группу, собрались гимназисты и гимназистки, реалисты и другие учащиеся. После этих событий многие семинаристы были исключены, даже семинарию временно закрыли.

12 декабря, когда в Москве и ряде других городов шло вооруженное восстание, по призыву Оренбургской группы РСДРП под лозунгом «Долой самодержавие!» забастовали рабочие Главных мастерских, депо, чугунолитейного и лесопильного заводов. Но властям удалось справиться с рабочими. Предприятия были закрыты, солдаты и казаки заняли вокзал, депо и мастерские, по улицам установили патрулирование. Полиция арестовала ряд руководителей группы РСДРП, 50 рабочих отдали под суд.

После подавления политической стачки воля рабочих не была сломлена. На более мелких предприятиях продолжались стачки, но с предъявлением лишь экономических требований. Революционную работу приходилось вести в более сложных условиях, но организация РСДРП выросла за время подъема движения. В 1906 году в ней состояло 200 человек. После того как в конце 1906 года власти закрыли газету «Степь», большевики организовали подпольную типографию, где печатали листовки и воззвания. Под руководством РСДРП продолжали проходить маевки, первая из которых состоялась в Оренбурге в мае 1904 года. Первомай 1905 года рабочие встретили под лозунгом подготовки вооруженного восстания. Маевки 1906 и 1907 годов также были массовыми. Они проходили на Маяке и в лесу у Сакмары. Вот начало одной из листовок под заголовком «Первое мая»: «Первое мая, товарищ! Бросай работу, останови станок, застопорь машину... выходи на улицу». Заканчивается листовка призывом: «Да здравствует социализм!» [76].

В мае 1906 года произошло политическое событие ― демонстрация у так называемой «Беловской» тюрьмы, то есть там, где сейчас сквер и цветочный магазин в начале улицы Терешковой.

В этой тюрьме политические заключенные в знак протеста против тяжелых условий объявили голодовку. 21 мая газета «Степь» сообщила об этом крупным шрифтом на первой странице: «СЕГОДНЯ ШЕСТОЙ ДЕНЬ ГОЛОДОВКИ ПОЛИТИЧЕСКИХ ЗАКЛЮЧЕННЫХ». И все, больше ни слова, дальше шли обычные объявления, рекламы, сообщения. На следующий день, в воскресенье, рабочие, собравшиеся на митинг в Зауральной роще, решили идти к тюрьме, чтобы выразить свое сочувствие заключенным и просить их прекратить голодовку. В то время, когда один из демонстрантов обращался к узникам, изможденные лица которых можно было различить в окнах, прибывшие казаки начали стрелять и разгонять собравшихся. Двух человек убили.

Свыше пяти тысяч человек вышли 25 мая хоронить убитого у тюрьмы рабочего М. Н. Золотухина. Похоронная процессия, двигавшаяся по Николаевской, а затем по Инженерной на кладбище, которое тогда было там, где сейчас телецентр и Выставка достижений народного хозяйства, превратилась в политическую демонстрацию. Так в когда-то сонном Оренбурге проходили дни первой русской революции.

Вместе с ростом промышленности и деловой активности развивался город. Одновременно все резче становилась разница между центром и окраинами, где в условиях нищеты и скученности ютился трудовой люд. Здесь в небольших домах, а то и домишках без потолка и пола, по-местному землянках, жили по нескольку человек на маленькую комнату, иногда еле умещаясь в ней на ночлег. В центральной же части в богатых домах комнат бывало больше, чем членов семьи вместе с прислугой. Здесь, идя в ногу с модой, которая, правда, в провинцию пришла с опозданием, строились дома в стиле модерн. Это были особняки и доходные дома, гостиницы и рестораны, то есть все для имущих слоев.

Стиль модерн, рожденный в прикладном искусстве, довольно резко отличался в архитектуре от предшествовавших стилей. Впервые проектирование шло изнутри наружу, а не наоборот, как было раньше. То есть исходным был интерьер. Если, например, нужен был зал с высоким потолком в здании, где все остальные помещения имели обычные габариты, его устраивали, причем там, где это было наиболее удобно, исходя из внутренней планировки, нисколько не беспокоясь о том, что здание будет разновысоким, асимметричным. Это как раз была одна из изюминок модерна ― стиля буржуазных особняков, где архитектор мог показать, на что он способен, не будучи связанным строгими канонами.

В Оренбурге особняков успели построить не очень много, но зато все остальные типы зданий представлены широко. Модерн полностью отказался от так называемого тектонического декора, которым так широко пользовались эклектики, то есть ничего не поддерживающих колонн и пилястр, выполненных в штукатурке, фальшивых консолей и кронштейнов, и всего сопутствующего этому. Декор в модерне не выдавал себя за что-то иное, а был откровенно декоративен: растительный орнамент, подвески, эксцентрические окружности, эллипсы и тому подобное. В Оренбурге были случаи, когда ради моды меняли вид всего главного фасада здания, сбивая старый декор и выравнивая стену, а затем нанося на новую штукатурку модный орнамент. Но в целом для модерна сплошная оштукатуренная стена не типична, так как одним из принципов этого стиля было не скрывать материал постройки. Кирпич оставался кирпичом, но отличного качества, лицевой, он часто подбирался разных оттенков, что создавало своеобразную игру цвета. Стены членились лопатками с подвесками, иногда одними подвесками, выполненными в штукатурке. Карнизы, как правило, имели большой вынос и часто прерывались решенными в плоскости стены аттиками. Большое значение имел рисунок оконных проемов и переплетов рам. Они могли быть самой причудливой формы, как например, в госбанке на Ленинской улице. Очень типична мелкая расстекловка выпуклыми стеклами части окна. К сожалению, сегодня это почти всюду утрачено, и здания потеряли значительную долю своей привлекательности. Судя по датам на зданиях, модерн пришел в Оренбург во второй половине первого десятилетия нашего века.

Накануне империалистической войны стали появляться и такие постройки, фасады которых решены с использованием исторических стилей, но со значительным влиянием модерна. Иногда это был больше модерн, как здание нынешнего ресторана «Урал», построенное в дополнение к Европейской гостинице (угловое двухэтажное здание по Советской улице), иногда больше ретро, как дом бывший Панкратова (Кирова, 28), но построек этого характера в Оренбурге очень мало. Не сдавала своих позиций и эклектика. Своеобразен дом, в котором ныне помещается исполком горсовета. Строился он для общества «Взаимного от огня и воды страхования» в 1914―1916 годах по проекту архитектора И. Ф. Курецкого. Подчеркнутая фундаментальность здания должна была служить показателем надежности общества. Так же как и это здание, многие достраивались, а иногда и строились уже в годы империалистической войны, хотя жизнь города не могла остаться прежней.

Уже через несколько дней после начала войны в августе 1914 года в городе начали разворачивать лазареты. Один из них поместился, например, в недавно построенном для приходского училища доме в Новом плане, и городская управа принимает меры, чтобы замостить к нему дорогу. Увеличилось население, в город стали прибывать беженцы, переселенцы, пленные. Для последних отвели место на Меновом дворе. В это время, согласно устному преданию, появилась Ситцовка за Уралом. Сначала это было временное поселение, где кое-как строились беженцы. Жили они в палатках, часто под пологом из ситца ― самого дешевого тогда материала. Отсюда и произошло название поселка. Многие большие и малые промышленные заведения перестроились в соответствии с нуждами армии. Значительно увеличилось число кожевенных, овчинных, салотопенных и мыловаренных заведений. На бывшем чугунолитейном заводе Грена, который в конце XIX века перешел в собственность Эверта, Тургайский военно-промышленный комитет стал выпускать мясные консервы[77].

К 1916―1917 годам относится появление жилых построек в Овчинном городке, но названия этого тогда еще не было. Отдельные промышленные заведения строились тут значительно раньше. Так, в 1881 году на Банном протоке около выхода Мошкова оврага, от которого теперь осталась только часть, стояли кишечный завод Тухтина, бойни братьев Деевых и других. На самом овраге не было еще ничего. Через десять лет здесь ― уже другие предприятия. Вместо боен на протоке сооружена мельница Хусаинова, к северу от нее ― костеобжигательный завод Тухтина и вдоль восточной стороны оврага ― свиные загоны, последние просуществовали там до 1915―1916 года. Мельница же так и осталась там, часть старых построек еще существует. Во время войны по обе стороны Мошкова оврага построили кожевенные, салотопенные, овчинные и мыловаренные заведения, при них селились и хозяева. К юго-западу от оврага в 1917 году было два ряда заводов. По сути дела эти постройки положили начало нынешней улице Широкой.

В 1917 году была еще застройка на горе Маяк. Там располагались лагеря военных училищ, на северной стороне ― городские дачи, принадлежавшие самому богатому слою горожан. На крутом берегу над Сакмарой находился небольшой мужской Богодуховский монастырь, землю под который отвели в 1867 году. Ближе к вершине в старинных казенных каменоломнях разрабатывался камень. В Караваевой роще, в районе современного дома отдыха «Оренбургский», было несколько дач. От Главных мастерских в сторону города жилых строений не числилось, только ближе к железной дороге располагались скотобойни, некоторые другие предприятия, склады. К западу от мастерских вдоль склона по направлени