— Плохо дело, Дементьев!
— Кого ты вздумал уговаривать? — рассердился Дементьев. — Молодежно-комсомольский комплект Грачева — вот кому надо начинать!
И семь станков мастера Грачева, пока только семь во всем цехе, переведены были на новый способ сборки покрышек.
Два первых дня ребята вырабатывали всего по пятнадцати-шестнадцати покрышек вместо тридцати. На третий день готовились набирать темпы. И вдруг все смешалось.
Натягивая на скалку браслет, Алеша заметил что-то неладное. Он остановил барабан. Подбежал Виктор Денисович:
— Тормоз? В чем дело?
Оглядели браслет. Оглядели станок. Все в порядке.
— Заело по какой-то причине, — конфузясь, оправдывался Алеша.
— Работай. Проверю, — приказал Виктор Денисович.
Алеша накинул на скалку браслет, включил барабан, попробовал надеть браслет на вертящийся барабан, как десятки раз надевал, — браслет снова смяло, он морщил, ложился в складках. Брак. Отчего — непонятно.
— Посторонись, — сказал Виктор Денисович, встал сам за станок, но ничего не получилось и у него.
В ту же смену механическая скалка отказалась работать еще у трех сборщиков. Послали за Тополевым, прибежал Павел Афанасьевич. Из конца в конец цеха пошел слух: с новиковской скалкой неладно. Одни досадовали на неудачу, жалели Павла Афанасьевича; другие ругали ребят, сваливая на них всю вину; третьи выжидали, что будет, а Путягин повеселел и в этот день работал еще спорее обычного.
«Старый способ на поверку оказался вернее, — рассуждал он сам с собою. — Нагляделся, я на эти изобретения: из ста одно, может, пригодится. Делали наспех и сделали на смех».
Как ни доискивался Павел Афанасьевич, причины брака разгадать не сумел. К концу смены скалка начала рвать и путать браслеты у четвертого сборщика.
В графике выполнения нормы комплект Грачева, резко понизивший выработку, стоял сегодня на последнем месте. Ребята повесили головы.
Путягин же с полным сознанием своего превосходства над незадачливым Новиковым рассуждал теперь вслух, не стесняясь:
— Недаром, бывало, говаривали: семь раз примерь, а на восьмой только режь, да и то по сторонам оглядевшись. Не додумал изобретатель свой механизм. Ты думай так, чтобы на век выдумать, а не на день. За премией гонишься, к славе торопишься?
Наутро в комплекте Грачева пятеро сборщиков работали по-старому, с ручной скалкой. Пока Павел Афанасьевич в молчании стоял у комплекта, выбыл из строя шестой механизм.
«Катастрофа!» — подумал Павел Афанасьевич, и горько стало у него на душе. Изобретение или работает, или его выбрасывают вон — другого выхода нет. Изобретение Новикова выбросят.
— Павел Афанасьевич! — тронула его за локоть Екатерина Михайловна. — Павел Афанасьевич… Вы не обратили внимания — на станке Брунова механизм служит бесперебойно. Вы это заметили?
— Да… Нет… Не заметил! Батюшки! О!..
Павел Афанасьевич бросился к Пете, обошел все станки, осмотрел механизм.
— Безмозглая твоя голова! Что ни шаг, то спотычка! — приговаривал он, изо всей силы шлепая себя по лбу ладонью.
А Екатерина Михайловна стояла рядом и смеялась.
— Искал сложной причины, а она оказалась простой, — не мог успокоиться Павел Афанасьевич.
Причина действительно оказалась простой. Механизм для Петиного станка Павел Афанасьевич сконструировал сам. Остальные шесть по его образцу изготовлялись в механическом цехе завода. Они были точно скопированы, но не тщательно отделаны, а самое главное — в цехе грубо отполировали наконечники скалок. Наконечник скалки, поддевая резиновый браслет, должен скользить, тогда и браслет скользит вдоль скалки и ровно ложится на барабан. Пока ребята приноравливались к новому способу, работали осторожно, с кустарной медлительностью, скалка служила. Едва были взяты нормальные темпы, шероховатый наконечник стал морщить и рвать браслет.
Тополев распорядился снять со станков механизмы и отполировать наконечники в механической мастерской цеха.
Через день комплект Грачева снова был вооружен. Наступил перелом. Темпы резко повысились, со станков с каждым часом сходило все больше и больше покрышек.
Как-то раз, когда была механизирована уже целая аллея станков, Тополев, придя от директора, вместо того чтобы сразу засесть за дела, шагнул к окну, распахнул, дохнул воздуху, засмеялся и наконец обратился к Екатерине Михайловне:
— Бегите, девушка, в цех! Послушайте там. Сейчас объявят по радио.
Екатерина Михайловна направилась прямо к своему любимцу — комплекту Грачева. Цех, как обычно, шумел. Сборщики, как обычно, работали. Почти играя, непринужденно, легко вскидывал на барабан за браслетом браслет Петя Брунов. Никита работал на вид тяжеловато, неспоро, но в медлительности его ощущался свой хорошо найденный темп. Не очень ровно, все еще с напряжением в лице и во всем теле, собирал покрышки Алеша.
И вот, перекрывая шум цеха, заговорило радио:
— Товарищи сборщики! Мы живем в стране мира и труда. На Волге началось сооружение величайшей, небывалой в истории стройки. Эту стройку создает весь советский народ. Товарищи сборщики! По решению правительства, наш цех переходит на изготовление покрышек для грузовых автомашин новой гидростанции. Прочно обуем машины! Им идти в славный путь!
«Продолжается вахта!» — глазами сказал Петя, когда Екатерина Михайловна прошла мимо него.
— Живем, Екатерина Михайловна! — помахал рукой Алеша.
Она задержалась возле Никиты, курносого, широколицего парня, который ворочался у станка, как медведь.
— Подкрутил гайки. Работаю норму, — степенно отрапортовал Никита.
Она все стояла.
— На повышенье иду! — закричал Никита.
Вот в то время, когда только что произошли все эти события, Володя и пришел в сборочный цех.
ВОТ ОН, ЗАВОД!
Аллея из ясеней, ведущая от проходной будки к корпусам завода, оказалась почти такой, как Володя представлял ее по рассказам отца. Она была действительно ясной — сквозь редкие желтые листья светилось осеннее небо.
— Ребята, чуете? Резиной пахнет, — сказал Кирилл.
К проходной будке от корпусов наплывал тот особенный, чуть терпкий запах, который Володин отец приносил с собой на одежде с завода. Вдалеке слышен был ровный говор машин и станков, как будто собрались тысячи гигантских шмелей и гудят.
Группа девушек обогнала ребят, пока они, оглядываясь по сторонам, шли вдоль асфальтированной дорожки неуверенной походкой новичков. Одна, с насмешливыми глазами и весело вздернутым носиком, проходя мимо, сказала:
— Эй, добры молодцы! Ваши темпы для нашей жизни неподходящие!
Все девушки обернулись:
— Не насмешничай, Маруся. А сами в первые дни по сторонам не зевали?
— За рабочих приняли, — удовлетворенно заметил Кирилл.
Володя отсчитывал третью дверь от угла, как велела Екатерина Михайловна. Они поднялись по крутой железной лестнице и на втором этаже вошли в цех. Это был огромный зал с высоким сводчатым потолком, со стенами из сплошного стекла, сквозь которые свободно вливался дневной свет. Здесь стоял тот мерный, ритмичный шум, который издали показался Володе похожим на гуденье шмелей, и воздух насквозь был пропитан горьковатым, крепким запахом резины. Звеня, пронеслась и скрылась за поворотом тележка; ей навстречу откуда-то вынырнула другая, нагруженная тюками. На обеих тележках за рулем управления стояли ребята не старше Володи.
— Во катают! — с восхищением воскликнул Кирилл. — А нам здесь тоже нашлась бы работка! А? Как ты думаешь, Володя?
Они обращались к Володе так, словно он был здесь специалистом по всем вопросам.
— Твой отец с самого основания на заводе? С самого первого года?
— Стройматериалы только свозить начали, когда он пришел.
Володя был ошеломлен грандиозностью цеха, движением, работой непонятных машин — все необычно, все неизвестно вокруг… Но надо вести ребят дальше. Володя твердо запомнил: свернуть от двери направо, пройти цех до конца, повернуть снова направо, еще пройти один цех… Здесь столько цехов, что, конечно, они заблудятся в них.
— Идемте, Коля, Кирилл! — позвал он. — Направо, прямо, направо…
Но они не успели тронуться в путь, как, к счастью, появилась Екатерина Михайловна.
— Здравствуйте! Решила вас встретить! — прокричала она на ухо Володе, и повела ребят обратно на лестничную площадку. Там было тише. — Сначала я должна вам кое-что объяснить, — сказала Екатерина Михайловна.
Она была одета в синий халат с белым кружевным воротничком и казалась такой опрятной и праздничной, что, глядя на нее, Володя подумал: «Как ей весело здесь работать, должно быть!»
— Наш завод почти все, что нужно для покрышек, делает сам, — сказала Екатерина Михайловна. — Казалось бы, не такая важная в автомобиле деталь — покрышка на колесе, а сколько мысли и труда требует ее изготовление! Для нее работает огромное количество машин, машинами управляют люди разнообразных профессий. Работа всех людей и машин так тесно связана между собой, что, едва один цех захромает, тормозят все другие цехи. Поэтому мы привыкли отвечать не только за свой собственный труд. Мы работаем коллективно.
Володя слушал Екатерину Михайловну и беспокойно посматривал на Кирилла и Колю. Понравилась она им или нет?
Он боялся — вдруг им здесь покажется скучно? Вдруг ничего особенного они не увидят в том, как завод изготовляет покрышки?
— Коля! Ну как? — спросил он тихонько.
— Здорово! — ответил Коля, хотя они ничего еще, в сущности, пока и не видели.
— Ну, идемте, — сказала Екатерина Михайловна и повела их в цехи.
Они шли, шли, шли из одного цеха в другой, и все время перед ними сменялись машины. То это были великаны с широкими спинами, по которым непрерывно вниз и вверх бежали желтые и темные ткани; в них втиралась резина. То это были машины, похожие на огромные металлические столы; с крутящихся валов на столы стекала прорезиненная ткань, методически опускался остро отточенный нож и резал бегущую ткань на куски. То были машины с круглыми, открывающимися, как рты, люками, которые заглатывали только что отмеренные куски резины и через несколько минут выплевывали полый длинный рукав. Рукав подхватывался новой машиной, та его делила на доли. Новый станок — рукав сшит в колесо: автокамера.