— Ну как, Колька? Как?
— Здорово!
Сколько ни слышал Володя от отца рассказов о заводе, он не представлял сложности машин, пока не увидел их своими глазами. Какие-то люди изобрели, сделали, заставили работать станки, агрегаты, приборы. Кто эти люди? Должно быть, гениальные люди! Вдруг Володя вспомнил отца, и даже мурашки пробежали у него по спине от волнения. Что же изобрел его отец, самый простой, обыкновенный его отец, папа?
Но до основного цеха, где сборщики собирают покрышки, они еще не дошли.
Все эти удивительные машины в огромных цехах только готовят полуфабрикаты для сборки. Вот мальчики попали в высокий зал, где громоздкие сооружения с тяжелыми люками дышат белым густым паром. Люки плотно закрыты. Между люками ходит рабочий. Что это? Люк открывается, выбросив клуб горячего пара. В люке — автокамера. Открывается второй люк, третий, четвертый. Рабочий вытаскивает крюком камеры, закладывает новые на варку. Люки захлопываются. Их откроет невидимая сила, когда срок варки истечет. «Вулканизация», — говорит Екатерина Михайловна и, улыбаясь, смотрит на ребят. Так и она в первые дни своей жизни на заводе, изумленная и растерянная, плутала в огромных цехах.
— Пора нам отдохнуть, — сказала Екатерина Михайловна.
— Да, давайте посидим, — согласился Кирилл.
Но снова медленно поднялась тяжелая крышка, и ребята, как прикованные, остались стоять над люками.
— Ведь надо сообразить, как их автоматизировать. Понимаешь? Ты сообразил что-нибудь? — возбужденно спрашивал Володя то Кирилла, то Колю.
— Не сообразишь сразу.
— Ну как? Колька, как тебе здесь?..
— Здорово!
Наконец Екатерина Михайловна вытянула их из цеха вулканизации и привела на отдых в кабинет начальника сборочного цеха.
И этого человека с высокими круглыми, как дуги, бровями, из-под которых на мальчиков смотрели густо-синие глаза, Володя знал по рассказам отца и знал, что он — Тополев, создавший во время войны один из самых сложных станков на заводе.
— Коля! Кирилл! — сказал Володя шепотом. — Посмотрите на этого человека.
— Посмотрел. А что?
— Угадайте, что в нем особенного?
— Трубку курит, — угадал Коля Зорин.
— Чернобровый, — заметил Кирилл.
— Гениальный изобретатель! — сказал Володя гордясь.
Он гордился всем, что было на заводе. Станками, машинами, агрегатами, собранными здесь в таком множестве, какого они во всю свою жизнь не видели. Рабочими, которые с такой легкостью управляли машинами, словно это не составляло для них никакого труда. Тополевым. Кабинетом Тополева.
— Смотрите, ребята, какой кабинет! — сказал Володя.
— Здорово! — повторил Коля, разучившийся сегодня говорить все другие слова.
А Кирилл осмотрелся и ничего особенного вокруг себя не нашел:
— Уж кабинет-то обыкновенный.
— Как — обыкновенный?! — обиделся Володя. — А листья? А книги?
На столах Тополева и Екатерины Михайловны стояли в вазах осенние листья дуба и клена и в стеклянном шкафу действительно виднелись книги, но Кирилл был прав, ничего не находя в этом особенного. И прав был Володя, пораженный кленовыми листьями так же, как автоматизацией сварки камер в цехе вулканизации.
— Теперь, товарищи комсомольцы, члены бюро, доложите нам: как у вас дела в школе? — спросил Тополев, закуривая свою трубку.
Коля и Кирилл как по команде обернулись к Володе, но он ничего не успел ответить — в кабинет вошел человек.
Тополев при виде этого человека молча пустил струю дыма из трубки, а тот переступил с ноги на ногу и тоже молчал.
Молчание похоже было на поединок, и, раньше чем человек с маслянистым безбровым лицом стал наконец говорить, Володя понял — побежден он, а не Тополев.
— Федор Иванович, у вас посетители, я, пожалуй, после приду.
— Нет, товарищ Путягин, раз пришли, говорите сейчас, — спокойным тоном возразил Тополев.
Володя вздрогнул от неожиданности: Путягин!
— Я, Федор Иванович, надумал новиковский механизм попытать, — сказал Путягин, с неопределенной улыбкой глядя в угол мимо лица начальника цеха.
— Вот как! — помедлив, ответил начальник.
Снова наступило молчание.
— Володя, что это? — тревожно шепнул Коля.
Но Володя отстранил его рукой. Он в упор смотрел на Путягина.
— К новому надо повертывать, Федор Иванович, — все с той же, словно наклеенной на лицо, неясной усмешкой промолвил Путягин и перевел взгляд из угла на окно.
Тополев выколотил трубку, поковырял внутри спичкой, сунул свежую щепоть табаку и только тогда ответил Путягину:
— Давно пора, Кузьма Кузьмич! Да только теперь новиковский механизм и не новость. Какая же новость, если комиссия технического контроля запретила пользование ручной скалкой? Не нынче-завтра все станки механизируем. Вот уже вместе со всеми и поучитесь, Кузьма Кузьмич, механизмом орудовать.
— Володя! Володя! — дергая его за рукав, зашептал Коля. — Новиковский механизм? Это… то?
— Ладно, — сказал Путягин, перестав улыбаться. — Думал помочь. Знаете сами, какие массы за Путягиным потянутся.
Тут Тополев засмеялся и смеялся так же долго, как вначале молчал, а Путягин теперь смотрел не в окно и не в угол, а прямо в смеющееся лицо Тополева, и бледная ниточка его сомкнутых губ становилась все тоньше.
— Ох! — отсмеявшись, вздохнул Тополев. — Да массы-то все давно уже за Новиковым тянутся!.. Значит, так, товарищ Путягин, — продолжал он официальным тоном, — переоборудуем ваш станок в общем порядке.
Путягин постоял и ушел.
А Тополев опять обратился к школьникам-комсомольцам:
— Старое сдается, товарищи комсомольцы. Не верит, мешает, сопротивляется, борется, но срок приходит — сдается. Не путягины ведут вперед жизнь. Слава не им… Ну, показывайте, Екатерина Михайловна, сборочный цех комсомольцам.
Все время, пока они ходили по заводу и, удивляясь, вникали в его сложную жизнь, Володя ждал встречи со сборочным цехом.
— Идемте, — сказала Екатерина Михайловна.
У Володи пересохли губы, и трудно стало дышать.
— Итак, все материалы для шины подготовлены, созданы, — говорила Екатерина Михайловна, — а до покрышки еще далеко. Если перед вами лежат кирпичи — это еще не дом. Дом надо выстроить. Покрышки надо собрать.
Они пошли в сборочный цех. Здесь над головами на подвесных конвейерах плыли полуфабрикаты, различные детали сборки, готовые покрышки; вращались барабаны станков.
Может быть, случайно, а может, и нет, первым станком, к которому Екатерина Михайловна подвела мальчиков, был путягинский. Володя увидел — Путягин взял в руки железный лом.
После машин подготовительных цехов, которые втирали резину в полотнища тканей, кроили их на куски, сшивали, формовали в автокамеры, прессовали, варили, было странно увидеть здесь железный лом в руках человека. Путягин сжал губы, сморщил лоб; его лицо, плечи, руки выражали высшую степень усилий, пока он направлял и укладывал ломом браслет. И Володя тоже сморщил лоб, стиснул зубы, сжал кулаки. Путягин отставил лом в сторону — Володя облегченно вздохнул.
Он не стал спрашивать Колю: «Ну как?»
— Здесь прошлое, — сказала Екатерина Михайловна. — Через несколько дней вы нигде в цехе не увидите ручной скалки. Мы сдаем ручную скалку в архив.
Она подвела их к другому станку, и за этим станком Володя узнал Петю Брунова.
«Сейчас, сейчас я увижу…» — подумал Володя.
Петя повернул рычажок. Из металлического чехла выдвинулся механизм и сам, словно рука, сделал то, на что рядом Путягин тратил весь запас своих сил. А Петя стоял у станка, глядел на Володю и хохотал, и подмигивал ему, и что-то кричал, показывая на чудесный блестящий механизм, который носил имя Новикова.
— Будущему пополнению рабочего класса привет! — сказал, подходя к мальчикам, мастер комплекта Виктор Денисович Грачев. — Где тут Павла Афанасьевича сын? Здорово, Владимир! Здравствуйте.
Он по очереди потряс руку каждому мальчику, а Володю ухватил за чуб и покачал из стороны в сторону:
— Ты чего долго не шел?
«Правда, почему я так долго не шел сюда?» — удивился Володя.
Ему необыкновенно понравился мастер Грачев с его спутанными рыжеватыми кудрями и лукавой смешинкой в глазах.
Он взглянул на Кирилла и Колю и догадался — Грачева они одобряют.
— Значит, лекцию прочитать приказываете? — спросил мастер Екатерину Михайловну. — Собирайтесь, студенты, к профессору. Так.
Он расставил ребят возле себя полукругом, вынул, к общему восторгу, из-за уха карандаш и указал карандашом на станок:
— Видите?
— Видим! — хором ответили ребята.
— Перед вами станок конструкции инженера Федора Ивановича Тополева. Так.
— Какого Тополева? Того? У которого та-акие брови?.. — воскликнул Кирилл.
— Предлагаю вопросы продумывать, — возразил мастер, легонько щелкнув Кирилла по носу карандашом. — Так. А до Тополева станок представлял совсем противоположное зрелище…
Ребята смотрели, как свободно, не сгибая плеч и спины, собирал за покрышкой покрышку Брунов, а Виктор Денисович открывал им путь станка.
Когда-то этот станок был труден, неуклюж и упрям. На нем работали только очень здоровые, молодые мужчины, вдвоем, и то через силу. В цех пришел Тополев, коммунист и новатор, и переделал станок. Станок стал умнее и легче.
Пришел Новиков, додумал свое — станок еще поумнел.
— Встал к станку комсомолец Петя Брунов… — рассказывал мастер.
Но в это время смена кончилась.
— Виктор Денисович! Еще! Дальше! — просили мальчики, не отпуская его.
Мастер вытер платком щеки и шею. Он уморился, объясняя и показывая ребятам жизнь станка, а кончать разговор не хотелось. Заразительно педагогическое дело: чем дальше в лес, тем больше дров.
— Студенты! — сказал мастер, подняв вверх карандаш. — Внимание! Дисциплина превыше всего. — Он вынул из кармана серебряные часы, чуть не с ладонь величиной, щелкнул крышкой и показал ребятам циферблат: — Видели?
— Видели! — замирая от нетерпения и любопытства, в один голос закричали ребята.