Ребята поняли: Петр Леонидович спрашивает Толю, хочет ли он еще отвечать. Толя кивнул.
Петр Леонидович гонял его по всему курсу.
Гонял?! Это было торжество. Неизвестно, кто больше торжествовал — Петр Леонидович или Толя Русанов. Кажется, Толя сегодня срывал у Петра Леонидовича план. Математик не мог заставить себя отпустить его от доски.
Наконец они оба устали.
— Садитесь, — сказал Петр Леонидович.
Класс молча следил, как Русанов идет, открывает крышку парты, садится.
Все ждали чего-то.
— Восьмой «Б»! — проговорил Петр Леонидович необычным, странно высоким голосом. — Восьмой «Б»! Сегодня вы доказали — ваша борьба за минуты имеет значение. Я вас уважаю.
— Качать Тольку! Ура! — заорал Кирилл, едва раздался звонок к перемене. — Русанов — лауреат!
— Ура-а-а! — загремел класс.
Толя порывисто встал. Ребята никогда не видали Русанова таким серьезным и тихим. Все замолчали. Толя поманил пальцем Володю. Володя подошел.
— Новиков… слушай! — сказал Толя. — Слушайте, ребята… теперь я вступлю в комсомол!
— Володя! Володя! — расталкивая ребят, кричал Гарик Власов. — Ребята! А я? Мне скоро четырнадцать лет.
— Володя! И мне! Принимайте меня в комсомол.
«Сегодня, такого-то числа, в восьмом „Б“ произошли события исключительной важности…» — набрасывал заметку для «Зоркого глаза» Кирилл Озеров.
И Только Юрий не принимал участия в этих событиях. Он стоял у стенной газеты и делал вид, что читает.
«Почему ребята так любят Володьку? Можно подумать, что не Русанов лауреат, а он — так его окружили. Они жить без Володьки не могут».
— Проводим Русанова, — сказал Володя, и все тут же повалили за ним, как будто он пригласил их в кино на бесплатный сеанс.
Юрий не пошел. Пошел бы, если б Володька позвал:
«Юрка, айда!»
— Не хочешь с ними? — спросил Миша Лаптев.
— Дела есть, — отрывисто бросил Юрий.
— Тогда я к тебе, — решил Лаптев. Он стал довольно нахальным, с тех пор как оказался единственным приятелем Юрия.
Юрий быстро шагал, глядя под ноги. Миша семенил рядом.
— А Володька все авторитет себе зарабатывает! — хихикнул он, заглядывая Юрию в глаза.
— Слушай, ты! — крикнул в ярости Юрий. Его душила обида. Он мог бы дружить с Новиковым, с Колей, с Кириллом, а дружит с этим… Как его назвать? — Мелкий человек! — кричал Юрий. — Если ты посмеешь сказать еще раз про Новикова…
— Что я особенного сказал? Что? — струсил Миша.
«Скучно с ним. Почему я не пошел с ребятами?»— думал Юрий.
— А я еще в комсомол тебя взялся готовить! — махнул он с досадой рукой.
— Ну и что же? Разве я не гожусь?
— Не годишься!
— А ты сам не лучше меня.
Юрий сунул руки в карманы и, не ответив, пошел прочь от Лаптева. Миша стоял и глядел ему вслед. Вдруг он кинулся вдогонку:
— Юрий, я пошутил! Не сердись. Слышишь?
Но его товарищ молчал.
— Ты теперь мне и рекомендации не дашь?
Снова молчание.
— Значит, и подготавливать в комсомол не будешь? И вообще отказался, значит…
— Не отказался, — буркнул Юрий.
— А долго будешь подготавливать?
— Долго.
Лаптев проводил Юрия до дома, но ни тот, ни другой не проронили больше ни слова.
— Пожалуй, я сегодня к тебе не пойду, — решил Лаптев, остановившись в подъезде.
— Всего! — бросил Юрий и, не оглянувшись, побежал вверх по лестнице.
«ЛУННАЯ СОНАТА»
Школьный комитет постановил устроить вместе с заводскими ребятами вечер в честь защитников мира.
— Одно выступление для вечера Мира у нас обеспечено, — сказал Андрей Андреевич. — Володя, договорись с Ольгой Марфиной о музыке.
— Идея! — воскликнул Сергей Чумачов. — Кстати, я слышал Марфину в Филармонии, на молодежном концерте… Новиков, комитет комсомола тебе поручает…
Никто не знал, какую бурю в душе Володи подняли эти слова. Он потерялся. Он смотрел на Сергея Чумачова в таком смятении, словно тот предложил ему бултыхнуться в Волгу с моста вниз головой.
«Что мне делать?» — думал Володя. Поручение договориться с Ольгой привело его в ужас.
Впрочем, это неверно. Пока он самым коротким путем, переулками и через знакомые дыры в заборах, добирался из школы до дома, настроение его изменилось. Неужели он снова попадет к Марфиным? Володя представил старый сад за окнами, черный рояль в крохотной комнатке Ольги. Он был так рад, так хотел еще раз побывать в доме Марфиных, что совершенно не помнил, за что был обижен на Ольгу. В чем она виновата? В том, что он не стал музыкантом?
А через несколько минут Володя понял, что никогда не решится прийти к Марфиным.
Весь вечер он был беспокоен: то возбужден, то задумчив.
Павел Афанасьевич наконец спросил:
— Что у тебя стряслось? Давай-ка обсудим.
Нет, этот вопрос Володя не мог обсуждать с отцом. Не мог. Сам не знал почему.
— Кажется, голова заболела, — сказал он и ушел спать для того только, чтобы убраться долой с глаз отца.
Но на него напала бессонница. Володя слышал, как улегся отец, как за окнами утихли трамваи, наступила ночь, а он все не спал, ворочался, думал:
«Как быть? Как мне быть? Я не могу к ним идти!»
Вдруг его осенила счастливая мысль: на переговоры с Ольгой Марфиной пойдет все бюро.
И тогда он уснул.
В следующий же вечер они втроем отправились к Марфиным. Коля сначала наотрез отказался. Никто не знал, что случилось прошлой весной на концерте, Коля никому не рассказывал, как чуть не вытолкал из школы музыкантшу Ольгу Марфину. Этот позор навсегда останется тайной.
— Не пойду. Без меня обойдетесь, — категорически заявил Коля Зорин.
— Ах ты, общественник! Что мы, в гости тебя приглашаем? Идем! — грозно приказал Кирилл. — Мы идем выполнять комсомольское задание. Если бюро — так бюро в полном составе.
— Ладно. Пойду, но говорить там не буду. Сами разговаривайте.
— А мы тебя хотели главным оратором выдвинуть! — засмеялся Кирилл.
Так или иначе, они собрались и пошли.
Были сумерки. Стоял серый, неприветливый вечер с хмурым, пригашенным небом, без зари. Володя и Коля всю дорогу молчали. Говорил один Кирилл. Его густой, хрипловатый голос гудел на всю улицу, как труба. Кирилл толковал обо всем, что взбредет в голову. Скоро зима — коньки, лыжи. Здорово! В кораблестроительном кружке дела подвигаются. Здорово! Все было здорово.
— Идемте сюда, — сказал Володя и с замиранием сердца ввел товарищей в старый, заросший кустами сирени и акации сад. Темная ель положила широкие лапы на земле возле входа в Ольгину комнату. Шиповник грустный, пустой. Дверь в Ольгину комнату закрыта по-зимнему.
— Есть другой вход. Через кухню, — сказал Володя.
— Она очень ученая? — осведомился об Ольге Кирилл. — Наверное, все свою музыку изучает?
Но они застали Ольгу не за музыкой.
Еще раздеваясь, они услышали взрывы хохота.
— Татьяна учится ходить, — улыбаясь, объяснила Анастасия Вадимовна, открывшая мальчикам дверь. — Давно, Володя, вы у нас не были!
Давно, но в доме все по-старому. Так же поскрипывали половицы, посередине комнаты стоял широколапый круглый стол, к стене прислонился неуклюжий буфет, темный сад смотрел в окна. Крохотная девочка, только что оторвав ручонки от дверного косяка, с выражением отваги и удивления в глазах сделала первый шажок, но, увидев незнакомых людей, шлепнулась на пол и, скривив губы, разразилась громким плачем без слез. Ольга подхватила с пола сестренку и, целуя ее беленькую головку, пряча от гостей лицо, смущенно повторяла:
— Не плачь. Пришли дяди. Добрые дяди. Не плачь.
«Дяди» неподвижно стояли в ряд у порога.
Анастасия Вадимовна взяла у Ольги Татьяну.
— Идемте, — позвала мальчиков Ольга.
Они вошли в ее комнату и втиснулись втроем на маленькую кушетку, а Ольга встала за рояль, словно за баррикаду.
Она заплетала и расплетала кончик косы и молча смотрела на своих неожиданных гостей.
Кирилл тихонько толкнул локтем Володю. Но Володя молчал.
— Начинай, — шепнул Кирилл.
Володя не начал. Тогда Кирилл погладил свои две макушки и приступил к переговорам.
— Мы делегация, — сказал он, — пришли по поручению комитета комсомола просить вас играть на вечере Мира. Если вы заняты или не можете…
— На вечере Мира я, конечно, буду играть, — быстро ответила Ольга.
Кирилл смутился. Он не рассчитывал так легко получить согласие. Он думал — Ольгу придется убеждать. Кирилл почувствовал некоторое даже разочарование.
— Вечер назначен в клубе завода, — продолжал он. — Народу — уйма!
— Я буду играть на вечере Мира, — повторила Ольга.
— Придут рабочие. Передовики. И наши ребята, конечно. Наберется полно…
Ольга удивленно пожала плечами. Кажется, этому делегату очень хотелось ее напугать.
— Значит, вы согласны? — все еще недоверчиво спросил Озеров.
— Да, — твердо ответила Ольга, отбросила косу через плечо и с решительным видом заложила руки за спину.
Кирилл наконец убедился: задание выполнено.
— Хорошо. Хорошо. Мы передадим. До свиданья.
Он не знал, что делать дальше, и встал. За ним как по команде поднялись с диванчика Коля с Володей.
Ольга вдруг покраснела, но не тронулась из-за своей баррикады — рояля.
— До свиданья! — ответила она, глядя по-прежнему на одного Кирилла, как будто по бокам у него стояли две тумбы.
И вот сейчас они уйдут. Ну, Володя?
— Мы не обсудили программу, — сказал он в самый последний момент. — Мы… надо наметить… Как же программа?
Он говорил неестественным голосом, слова застревали у него в горле.
— Это уж ты, Володя, договаривайся. Ты специалист по музыкальным вопросам, — решил Озеров.
Он взглянул на Ольгу — вид у нее был такой неприступный, как будто обсуждение программы и составляло самую трудную часть переговоров.
— У меня кружок кораблестроения. Если бы не кружок… — колеблясь, промолвил Кирилл. — Может, вы тут одни обойдетесь? Я пойду!
— И я, — пробурчал Коля Зорин. — Я тоже пойду.