Летом 1949 году Зальцмана начали травить. Ответственный контролер КПК (Комитета партийного контроля) при ЦК ВКП(б) А. Я. Новиков результаты расследования изложил в записке на имя главы КПК М. Ф. Шкирятова: издевательское отношение к подчиненным; антипартийное отношение к местным партийным структурам; «засорение аппарата заводоуправления и некоторых цехов сомнительными людьми и проходимцами»; покровительство лицам, совершавшим злоупотребления; приписки, незаконное расходование государственных средств и злоупотребление служебным положением (изготовление генеральской шашки для себя, строительство дач, изготовление радиоприемников и радиол, ковровых саней, «свадебное дело», содержание футбольной команды и так далее); недостойное поведение в быту.
Исаак Зальцман во главе колонны кировцев на Первомайской демонстрации в Челябинске, 1947. Из фонда музея Кировского завода
В записке комиссии секретаря ЦК ВКП(б) П. Пономаренко на имя И. Сталина упоминались невыполнение заводом планов выпуска тракторов и танков; «грубо оскорбительное, унижающее человеческое достоинство отношение к людям и запугивание руководящих инженерно-технических работников завода; нарушение принципов подбора кадров» («в деле подбора и расстановки кадров т. Зальцман не руководствовался большевистскими принципами оценки работников по их деловым и политическим качествам, а окружал себя подхалимами и жуликами, в деловом отношении малоценными, а в некоторых случаях и политически сомнительными людьми»); злоупотребление служебным положением в личных целях отдельными руководящими работниками завода, попустительство им со стороны Зальцмана и его усилия освободить их от ответственности; пренебрежительное и высокомерное отношение к местным партийным органам и оскорбления отдельных руководящих работников райкома, горкома и обкома партии; грубый «зажим критики и самокритики» с «удалением с завода критикующих Зальцмана заводских коммунистов».
Как особый, «антипартийный» поступок рассматривался случай, когда в 1946 году Зальцман незаконно отпустил из фондов завода 5 вагонов леса, 3 тонны железа, 800 килограммов краски и другие материалы Московскому еврейскому театру. К этому времени руководитель театра Соломон Михоэлс был убит, а театр разогнан. В вину Зальцману ставилась и прописка освобожденной из лагеря Марии Зальцман, и подарки опальному ленинградскому руководству.
Нынешние уральские историки А. В. Сушков, Н. А. Михалев и А. Н. Федоров написали несколько статей, где пытаются доказать: Исаака Зальцмана сняли с должности директора завода правильно. Даже если отвлечься от национальной принадлежности и «Ленинградского дела», он допустил немало нарушений. Конечно, допустил. Как и Георгий Жуков, вывозивший из Германии трофеи вагонами и не обладавший особой скромностью. Но Жукова и Зальцмана покарали, а десятки других военачальников и «красных директоров» продолжали делать карьеры, несмотря на «военно-полевых жен», неумеренное пьянство за казенный счет, горы трофейных шмоток. Сталинская система прощала (и даже поощряла) «бытовое разложение», но не всем. При случае это было поводом для расправы.
Исаак Зальцман, судя по всему, был не ангел и жил в стилистике тогдашних номенклатурных бар размашисто: оформлял футболистов рабочими, оскорблял людей, построил себе за казенный счет в Челябинске особнячок и дачу, держал двух коров, шашку с рубинами «королю танков» вручил лично директор златоустовского завода Н. Шердаков. Ее изготовление ценой 21,5 тысячи рублей оплатил Челябинский Кировский завод.
Поразительно не то, что Зальцмана в 1949 году сняли с работы и выгнали из партии, о такой судьбе мечтали бы многие из евреев-начальников или из окружения Жданова. Поразительно, что его не посадили и даже дали какую-никакую работу. Возможно, сыграли свою роль симпатии вождя, не зря же Зальцмана считали сталинским любимцем. Сталин, говорят, при разборе дела Зальцмана спросил: «А кем он начинал?» Узнав, что мастером смены, распорядился: «Ну и пошлите его куда-нибудь мастером на завод».
После увольнения прежнего наркома танковой промышленности назначили мастером цеха на небольшом заводе в городе Муроме под Владимиром. Собственности и сбережений Зальцман не нажил, все, чем он пользовался, было казенное. Семья бедствовала. Чтобы как-то продержаться, жене бывшего «короля танков» приходилось огородничать.
Исаак Зальцман выполнял свою работу, не лез в дела начальника цеха, тем более — директора завода. Но когда наступали праздники, он надевал генеральский мундир и все свои ордена и медали. А он был Герой Социалистического Труда, трижды кавалер ордена Ленина, кавалер орденов Суворова и Кутузова. Начальство, по свидетельству очевидцев, всякий раз столбенело.
Понятно, что муромское руководство на дух не выносило орденоносца Зальцмана, и вскоре ему пришлось перебраться на другое производство — в город Орел. Ситуация изменилась только после смерти Сталина.
В 1955 году Исаак Зальцман после долгих мытарств был восстановлен в партии. Однако и после реабилитации советское начальство продолжало относиться к Зальцману с подозрением. Сама фамилия этого человека казалась партийным бонзам какой-то неприличной. Он мечтал о возвращении в Ленинград, где в то время учились его дети. Однако секретарь Ленинградского обкома партии Фрол Романович Козлов не желал даже разговаривать с прежним директором Кировского завода. Через секретаря он рекомендовал тому оставаться в Орле. Помогло удачное стечение обстоятельств.
Леонид Зальцман вспоминал: «Отец шел по улице в Ленинграде, вдруг останавливается машина и выходит оттуда Смирнов, который был в то время председателем Ленинградского исполкома. Он узнал папу, расспросил отца о его делах и сказал: „Давай, возвращайся в Ленинград, я тебе дам квартиру“».
В 1957 г. Зальцман перебрался в Ленинград, получил должность главного инженера треста «Ленгорлес». Спустя два года ему предложили кресло директора Механического завода управления капитального ремонта Ленинградского горисполкома, который следовало создать с нуля. Завод стал выпускать батареи парового отопления — стальные штамповочные радиаторы и башенные краны для городских строительных трестов.
Виктор Толстов, генеральный директор ОАО «Механический завод», вспоминал: «Тридцать два года назад я, тогда токарь этого завода, познакомился с Исааком Моисеевичем Зальцманом. Авторитет его в Ленинграде был огромен. Достаточно было одного звонка, чтобы решить любой вопрос, и мы действительно оказались первыми и нужными в городе для создания той продукции, профиль которой сохранили в течение пятидесяти лет. Вот что удивительно, однако. Когда я стал секретарем партийной организации завода, я обратился с просьбой о награждении Зальцмана орденом Октябрьской революции в честь его юбилея. Галина Ивановна Баринова тогда возглавляла отдел обкома партии. И при подаче документов она четко сказала, что этот человек не может претендовать на такую награду, поскольку у него есть некое прошлое, о котором не все знают…»
Зальцман оставался директором на небольшом предприятии Московского района Ленинграда 17 лет. Мемориальная доска на территории завода — единственный в России памятник Исааку Зальцману, «королю танков».
Разгром филфака
Дмитрий Лихачев делил ленинградскую гуманитарную науку 1920-х годов на два берега, на два направления.
На левом берегу Невы — Государственный институт художественной культуры: Малевич, Татлин, Филонов — русский авангард. Зубовский институт, там так называемые формалисты, люди, которые прокладывали новые пути в гуманитарных науках.
В 1930-е годы советская власть с авангардистами и формалистами покончила. Но оставалась в Ленинграде замечательная традиционная гуманитарная наука правого берега Невы, наука Академии художеств, Университета и Академии наук.
Власти всегда относились к гуманитарным наукам с большим вниманием, потому что они видели в них слабое место, через которое какие-то свободолюбивые идеи могут просочиться в интеллигентские массы и оказаться востребованы.
Начало ее разгрому было положено в августе 1946 года докладом Жданова о Зощенко и Ахматовой, о журналах «Звезда» и «Ленинград», вылившимся в соответствующее постановление ЦК. Затем в 1947-м гонение на гуманитариев переросло в кампанию, посвященную давно умершему Александру Николаевичу Веселовскому — профессору и академику, создателю школы историко-сравнительного литературоведения. Негоже соотносить развитие русской литературы, живописи, музыки с Западом. Все у нас самобытное, везде — русское первенство. Поэтому Иван Крылов не может подражать Лафонтену, Пушкин — Парни, Лермонтов — Байрону. Да и вообще ссылаться на европейских и американских ученых — низкопоклонство.
Следующим, самым, пожалуй, губительным этапом становится борьба с космополитизмом.
Как это часто бывало у Сталина, он нанес двойной удар: с одной стороны, кампания имела ярко выраженный антисемитский характер, но с другой — конечно, она была задумана более широко — это был удар по свободомыслию, по попыткам какого-то независимого выражения своего мнения. Атака на «космополитов» начинается 28 января 1949 года редакционной статьей «Правды» «Об одной антипатриотической группе театральных критиков». Гнев Сталина обрушился на евреев, как прежде он обрушивался на латышей, поляков, чеченцев и калмыков. Причина — создание в 1948 году государства Израиль, у евреев появилась «вторая родина», а это недопустимо.
Нанести главный удар по космополитам во второй столице было необходимо, чтобы еще раз преподать городу урок: «Не высовывайтесь!» А громить гуманитариев легче: их работы не имеют оборонного значения, зато имеют идеологическое.
Нужно было разгромить так, чтобы страшно стало всем. Лучше всего было бить по наиболее ярким, наиболее авторитетным, популярным людям, потому что резонанс в таком случае будет наибольший. К тому же разворачивалось «Ленинградское дело», вскоре арестовали и ректора ЛГУ Александра Вознесенского. Ясно, что все, кто был близок к ленинградской партийной верхушке, тоже должны были быть выкинуты с работы.