Часть II. Брод
Весна в ЛЭТИ
На севере Петроградской стороны — Аптекарском острове — весной 1953 года случилось событие, суть которого современники сумели распознать только позже. Через полтора месяца после смерти Сталина прошла премьера эстрадного представления студенческой самодеятельности Ленинградского электротехнического института — «Весна в ЛЭТИ». Как писал Федор Тютчев: «Мы молодой весны гонцы, она нас выслала вперед». Студенты ЛЭТИ оказались гонцами оттепели, которая обозначала конец сталинской зимы.
По воспоминаниям участников спектакля, никакой сознательной крамолы, никакого фрондерства в этом совпадении не было, сам спектакль начали готовить ещё при жизни Сталина.
Автор музыки к спектаклю, впоследствии известнейший композитор Александр Колкер, вспоминал: «Для финала спектакля я написал студенческий гимн, песню-гимн, жизнеутверждающий, весёлый, бодрый. А в зале, когда услышали песню, конечно, уже все знали, бегали на репетиции, подслушивали, встали преподаватели, профессора, доценты, студенты — все, кто был в зале, хором, вместе с теми, кто был на сцене, исполнили этот студенческий гимн».
И за что ни придется нам браться,
И куда ни придется пойти,
Будем помнить, что мы ленинградцы,
Будем помнить, что мы из ЛЭТИ.
В 1886 году Указом императора Александра III было основано Электротехническое училище, которое вскоре преобразовали в институт. В советское время этот институт, расположившийся на Аптекарском острове, стал называться Ленинградским электротехническим институтом имени В. И. Ульянова (Ленина). После войны здесь училось около четырех тысяч студентов — им по окончании ЛЭТИ предстояло работать главным образом в «почтовых ящиках» — закрытых оборонных предприятиях и НИИ. В 1950-е инженеры, физики, создатели атомных бомб и баллистических ракет рассчитывали на блестящие и быстрые карьеры, хорошие заработки. «Даже девчонки стремились попасть в ЛЭТИ», — вспоминал Александр Колкер.
Валерий Попов, писатель, выпускник ЛЭТИ, утверждал, что на фоне alma mater даже престижнейший Ленинградский государственный университет, главный вуз города, стал котироваться меньше: «В университете было довольно много гуманитарно-идеологического. Не случайно Борис Слуцкий сформулировал отчетливо: „Что-то физики в почёте, что-то лирики в загоне“». Вся, так сказать, элита рвалась в ЛЭТИ: там было меньше идеологии и больше дифференциальных уравнений и плазмы.
Впрочем, не только уравнений и плазмы. В 1950-е годы аббревиатура ЛЭТИ многими расшифровывается как Ленинградский эстрадно-танцевальный институт с легким электро-техническим уклоном. Там по непонятным до сих пор никому причинам в те годы собралось огромное количество молодых людей и девушек, которые хотели не только осуществлять на практике ленинский план ГОЭЛРО, но и писать прозу, прыгать на батуте, забрасывать мяч в корзину (в ЛЭТИ учились члены сборной страны по баскетболу) или играть на сцене.
Хотя в 1952 году с высокой трибуны XIX партийного съезда второй после Сталина человек в государстве Георгий Маленков заявил, что «нам нужны новые советские Гоголи и Салтыковы-Щедрины», всем было понятно, что партии нужны совершенно особый юмор и особая сатира.
Через год в «Крокодиле» будет опубликована эпиграмма Юрия Благова:
Мы — за смех! Но нам нужны
Подобрее Щедрины
И такие Гоголи,
Чтобы нас не трогали.
Но это будет только после смерти Сталина.
А пока под запретом были Ильф и Петров, Бабель и Аверченко. Шутить следовало над американскими империалистами, безродными космополитами и генетиками, разводящими бессмысленных мушек-дрозофил. Острить над чем-то иным было как минимум небезопасно. За невинный анекдот вполне можно было оказаться вдали от Ленинграда, но студенты ЛЭТИ молоды, слегка наивны и готовы рисковать ради самовыражения.
1952 год, один из самых страшных в истории России, намечалась новая, небывалая чистка, превосходящая по масштабам то, что происходило в 1937–1938 годах. После долгих пыток расстреляно руководство ленинградской партийной организации. Готовилось «Дело врачей». Микояна, Ворошилова и Молотова вот-вот объявят английскими шпионами. Страна замерла в ожидании чудовищных событий. В это время студентам одного из лучших ленинградских вузов приходит в голову идея организовать масштабное представление под названием «Весна в ЛЭТИ».
Участник спектакля Валентин Глазанов, впоследствии доктор технических наук, вспоминает, что «На каждом факультете был заводила. На кафедре физической технологии и электроники (ФЭТ) Геннадий Рябкин, на электроприборостроении — Ким Рыжов, на радиотехническом — Исаак Трегер и Миша Гинзин. Они сумели создать свои спектакли и концертные программы. И было понятно, что это талантливые люди».
Афиша спектакля «Весна в ЛЭТИ». Фото из фонда Музея истории СПбГЭУ ЛЭТИ
Рябкин, Рыжов и Смарышев. Фото из фонда Музея истории СПбГЭУ ЛЭТИ
Непосредственной предтечей знаменитого представления, по воспоминаниям Аллы Прохоровой, стал спектакль «Фаустов» на радиотехническом факультете, поставленный осенью 1951 года. Авторами этого спектакля были Анатолий Флейтман, Михаил Гиндин и Изя Трегер, которые потом будут авторами «Весны в ЛЭТИ». Спектакль представлял собой пьесу в стихах.
Анатолий Флейтман (сам он изображал Мефистофеля) пел в обозрении: «Люди гибнут за металл». Михаил Смарышев, доктор технических наук, профессор: «Советский студент гибнет за презренный металл. И это стало предметом серьезного разбирательства, Флейтмана чуть не выгнали из комсомола. А я в те времена был членом культмассовой комиссии студенческого профкома. И обратился я к секретарю нашего комитета комсомола Боре Фирсову: мол, нельзя ли, чтобы мы были под чьим-то серьёзным идеологическим надзором, чтобы руководство было в курсе, что мы делаем спектакли, чтобы нас потом не исключали из комсомола непонятно за что?»
Борис Фирсов, сын репрессированного, будущий знаменитый социолог, глава Ленинградского телевидения в 60-е годы, основатель и первый ректор Европейского университета в Санкт-Петербурге, совершенно не походил на стандартного комсомольского вожака сталинского времени. Все говорили о его таланте и незаурядности. Идея ревю Фирсову понравилась, именно он сумел уломать руководство ЛЭТИ дать добро на осуществление проекта. Началась работа над спектаклем.
Пятеро: Ким Рыжов, Генрих Рябкин, Михаил Гиндин, Миша Смарышев, Исаак Трегер — сели писать сценарий. И еще один студент, Александр Колкер, приглашен писать музыку.
В начале 1950-х годов в ЛЭТИ, пожалуй, самая сильная в городе самодеятельность: оркестр, которым руководил Анатолий Бадхен, драматическая студия под руководством Наума Бирмана, акробаты, огромный хор. Ректор Николай Богородецкий и Борис Фирсов мобилизовали все силы для выпуска невиданного в истории города и страны студенческого ревю «Весна в ЛЭТИ».
Михаил Смарышев:«Репетировали мы каждый день до поздней ночи. Те, студенты, у кого были машины (а это была большая редкость), взялись развозить нас по домам».
Иосиф Райскин:«С разрешения ректора снимали с занятий студентов, которые участвовали в этом спектакле, на репетиции отпускали беспрекословно, но после того, как прошел последний спектакль, появилось объявление: от имени ректората всем участникам спектакля „Весна в ЛЭТИ“ объявить строгий выговор с предупреждением об отчислении из института за пропуски лекций, академическую неуспеваемость, — то есть за всё то, что дирекцией поощрялось, чтобы спектакль мог выйти в свет».
Аптекарский остров того времени — идиллическая, почти сельская местность, кругом сады и парки. Главный из них — Ботанический сад, где готовятся к сессии или, наоборот, прогуливают лекции студенты сразу трех высших учебных заведений: самого ЛЭТИ и расположенных поблизости Химико-фармацевтического и Первого Медицинского института. Там встречаются герои «Весны в ЛЭТИ».
Алла Прохорова:«Я играла стиляжку по имени Мэг Купидонова. В прологе спектакля был такой момент: мы стоим вместе с Арнольдом Кукишем, которого играш Трегер, около батареи — это место, которое называлось нашим Бродвеем. Там собирались студенты, которые прогуливали лекции. Некоторые прогульщики играли в преферанс. А вот те, кому было о чем поговорить, или просто потрепаться, собирались почему-то там, не курили, не пили, — ничего этого в помине не было, а просто стояли, балдели, как тогда говорили».
Михаил Смарышев в роли клоуна. Фото из фонда Музея истории СПбГЭУ ЛЭТИ
Алла Прохорова в роли Мэг Купидоновой. Фото из фонда Музея истории СПбГЭУ ЛЭТИ
С конца 1940-х годов в каждом крупном городе Советского Союза образовался свой Бродвей — территория, где встречались городские модники. В Ленинграде это был Невский проспект, его солнечная сторона между Литейным и улицей Восстания. А в ЛЭТИ Бродвеем считался коридор второго этажа главного здания. Здесь Трегер, Смарышев, Гиндин, Рябкин, Рыжов и Колкер и задумали «Весну в ЛЭТИ». И здесь же происходила важнейшая сцена этого спектакля — по сценарию именно «на Бродвее» встречаются Мэг Купидонова и Арнольд Кукиш — два главных антигероя «Весны в ЛЭТИ».
Сюжет спектакля «Весна в ЛЭТИ» незамысловат. Трое студентов: балабол-активист, зубрила-отличник и бездельник-стиляга, — пытаются добиться взаимности от одной девушки (Мэг Купидонова), которая ставит каждому из них условие стать нормальным парнем.
Но главное — не что, а как. Студенты хотят ни больше ни меньше, как впервые на советской сцене создать аналог бродвейского шоу. Никто из них, естественно, в жизни ничего подобного не видел. Информация собиралась по крохам. Что-то почерпнули из трофейных фильмов, что-то из «Серенады солнечной долины», что-то из передач о полузапрещенном джазе по американскому радио или из записей на самодельных пластинках.