Это не значит, что все были согласны. Как мы видели из предыдущей части нашей книги, разномыслие выражалось по-разному, но от канона отходили и те, кому всепобеждающее учение Ленина — Сталина в его последней редакции казалось мертвящим нонсенсом, и те, кто продолжал верить в Бога, и те, кому Тарзан казался интереснее Павки Корчагина. И уголовники, и спекулянты, и шпана, и «несуны», и те, кто нелегально распространял «пластинки на костях». Все виды отклоняющегося поведения — от вызывающих цветов галстука до политически сомнительного анекдота — преследовались. «Моральная устойчивость» и «идейная выдержанность» строго регламентировались.
Смерть Сталина начала постепенную секуляризацию. Партия шаг за шагом уходила от контроля над ежедневной бытовой жизнью. Снизились анкетные ограничения, молодые делали быстрые карьеры во всех сферах, особенно в имевшей оборонное значение физике. Уменьшилась цензура. На рынке появилось множество новых товаров: велосипеды, пылесосы, мебель, изделия из синтетики. Резко выросло жилищное строительство. Застывшая подо льдом реальность последних лет сталинизма сменилась «оттепелью», «движухой».
Вторая половина 1950-х — акме коммунистической империи, период относительной симфонии в отношениях власти и народа. Большинство молодых людей хотят жить осмысленно, изменять существующую реальность, делать ее лучше, честнее, справедливее, существовать ради какой-то высокой цели. Для них слово «Я» означает действие — хотеть, знать, мочь. Хрущевские перемены обещают молодежи неограниченные возможности.
«Я люблю свою страну и, не задумываясь, отдам за нее руку, ногу, жизнь, но я в ответе только перед своей совестью, понятно?»
Очередь в БДТ (1960, Ленинград, Логинов В. И. ЦГАКФФД СПб Ар 147325)
Василий Аксенов:«Настроение среди молодежи было уже очень приподнятое, все понимали, что что-то происходит кардинальное».
Борис Ширяев:«Это была весна в душе. Мы все летали на крыльях. Мы хорошо учились, мы читали книжки, и не только те, которые нам полагалось по программе, мы другие книжки читали. Мы ходили на кино-дискуссии, мы ходили на новые постановки спектаклей. В общем, надежды на будущее были самые радужные, и действительно подъем — он был во всем».
Евгений Рейн:«Это было время ожиданий, бесконечных разговоров, каких-то открытий. Все ощущалось невероятно остро, и какими-то проступало бесконечными надеждами».
Бум в науке, искусстве, в промышленности. Поколение фронтовиков основательно выбито войной, везде нужны молодые. Шестидесятники делают карьеры быстро, таланты поддерживаются и поощряются государством порой весьма щедро.
Александр Колкер:«В 1956 году Профсоюзный дворец культуры промкооперации в лице Камчугова положил на создание нашего ансамбля — не падайте в обморок, это в те годы — миллион рублей. Миллион рублей!»
Стиляги
Молодежь вечно бунтует против взрослых. Каждое поколение делает это по-разному: мода, походка, любимые книги, почитаемые мыслители, музыкальные мотивы. Как правило, пристрастия детей — вызов родительским традициям. Павел Петрович Кирсанов любит Аполлона Бельведерского — ну так мы будем лягушек резать. Такой способ избавления от традиционных ценностей принято называть молодежной контркультурой. Первое большое молодежное культурное движение в СССР — стиляги.
Откуда взялось слово «стиляга», сейчас и не разберешь. Кажется, из жаргона ресторанных музыкантов. Но, когда в 1954 году газета ленинградского комсомола «Смена» писала: «Ещё может встретиться порою в парке, кинотеатре, пивной или ресторане хулиган, негодяй, алкоголик, дебошир или просто праздношатающийся, крикливо одетый стиляга», — читателям было ясно, о ком идет речь.
В конце 40-х годов, когда Сталин еще жив, а за политический анекдот дают 20 лет Колымы, на Невском проспекте появляются молодые люди, вид и стиль поведения которых фраппируют публику. Они называют себя стилягами. Вскоре борьба со стилягами стала одной из главных тем сатирического журнала «Крокодил» и местных газет. Отношение к стилягам смешанное и у многих сверстников, в том числе тех, кто критически относится к окружающей действительности.
Сергей Юрский:«Нужно сказать, что не только власть, а довольно значительная часть населения относилась очень скверно к стилягам. И не только из-за их резкого отличия от обычных людей, а еще по-другому. Страна бедная была, люди бедно жили, а эта одежда в западном духе, она показывала некоторый шик, богатство и раздражала. И спрашивали люди сами себя: „А деньги откуда? От папаши?“».
Борис Ширяев:«Это был даже, я бы сказал, первый признак вот такого вот начинавшегося социального расслоения, потому что бедные студенты стилягами быть не могли, даже если они хотели».
Василий Аксенов:«Деньгами не интересовались совершенно, ведь мы были люди, которые даже не представляли себе, что такое капитализм, что можно как-то деньги делать, приумножать. Это вообще немножко даже зазорно было говорить о деньгах».
Главенствовала мысль, что советская молодежь воспитана на идеях справедливости, равенства, товарищества. И более того, разделяет их. Претензии к номенклатуре в значительной степени строятся именно на обладании ею незаконными привилегиями. А стиляги именно что подчеркивают свое мнимое превосходство над «лохами», придают значение исключительно вещам второстепенным: одежде, прическе, музыке. Все остальное их не волнует.
Сергей Хахаев:«Их идея была в том, что человек, так сказать, ничего не должен обществу. Вот это была их идеология, что я делаю все, что я хочу, а на остальных мне наплевать».
Что особенно возмущало и часть сверстников, и особенно строгое поколение родителей — строителей пятилеток, фронтовиков, советских служащих, — так это то, что стиляги были индивидуалистами, чурались коллективизма. Они вели себя не как подобало ленинградским комсомольцам, а как представители некого экзотического племени. Всё свое; ареал обитания, образ жизни, даже язык. Конечно, среди стиляг попадались дети ответственных работников и обласканных властью деятелей культуры. В частности, стилягой можно назвать и Василия Сталина с его увлечением тяжелыми немецкими мотоциклами. Но костяк движения составляли, как бы мы сейчас сказали, выходцы из среднего класса — студенты, рабочие, спортсмены, музыканты. С одной стороны, это обычные молодые люди, а с другой — настоящие герои, потому что из-за этих пиджаков, этих галстуков они рисковали, по крайней мере, свободой. «Здесь в штабе народных дружин разберутся, кто и почему появился на улицах города в таком виде».
Александр Шлепянов:«У людей, когда они, скажем, кончали университет, у них был собственно выбор какой? Пойдешь направо — это советский барак, в конце пути маячит зона, пойдешь налево, а там где-то сказочный далекий Сан-Луи. Это был гимн первых стиляг: „Подожди немного, слезы утри свои, ждет тебя дорога в далекий Сан-Луи“. Не случайно сейчас где-то в Калифорнии столько людей нашего поколения».
Увидев стиляг на улицах больших городов, в частности Ленинграда, советская власть, может быть, впервые за всю историю растерялась, потому что непонятно было, что с ними делать. По 58-й за политику? Так вроде никакой политикой не занимаются, просто носят узкие брюки. За хулиганство, за разбой? Но так многие вели себя прилично. Только внешне отличались от толпы.
Иосиф Бродский, поэт: «Первой оказалась, естественно, прическа. Мы все немедленно стали длинноволосыми. Затем последовали брюки дудочкой. Боже, каких мук, каких ухищрений и красноречия стоило убедить наших мамаш-сестертеток переделать наши неизменно черные обвислые послевоенные портки в прямых предшественников тогда еще нам неизвестных джинсов! Мы были непоколебимы, как, впрочем, и наши гонители: учителя, милиция, соседи, которые исключали нас из школы, арестовывали на улицах, высмеивали, давали обидные прозвища».
Валентин Тихоненко:«Движение стиляг, фарцовка — это был поиск иного подхода к жизни, попытка остаться живым и наполнить свою жизнь интересными связями, людьми, спровоцировать кого-то».
Валерий Попов:«Первые стиляги — это были люди, конечно, самые дерзкие, самые отчаянные, они явно шли на драку с советской властью, они не боялись ничего. Они вышли первые и полегли, их, конечно, всех смяло».
Актеру требуется зритель. Для стиляг сцена — главная улица города. Ее называют между собой не иначе как Бродвеем, или сокращенно Бродом. По Гоголю, Невский проспект — «всеобщая коммуникация Петербурга». Скорее не улица, а демонстрационная площадка, два тротуара — подиума. Всякий приходит других посмотреть и, прежде всего, себя показать.
Примета именно хрущевского времени: «Я не такой, как все». До 1956 года в однообразной массовке ленинградских улиц выделялась только шпана, в моду вошла эдакая приблатненность.
У меня идет все в жизни гладко
И аварий не было пока.
Мне знакома каждая палатка,
Где нальют мне кружечку пивка.
Хулиганы — поначалу единственные, кто не боится выделяться на улице. Только им нипочем ни милиция, ни комсомол, ни общественное мнение. Но теперь на смену плохишам советских улиц приходят совсем другие герои.
Валерий Попов:«Раньше всегда хулиганский город, хулиганские кумиры, все это было так: чем хуже, тем лучше. То есть чем хуже человек учится, чем больше дерзит учителям, чем он неряшливей, чем он страшнее, тем он лучше. Была такая эстетика обратная. А вот тут я почувствовал взлет элегантности, взлет ума, взлет остроумия».
Анатолий Кальварский:«А хиляли по Броду. Это считалось от Литейного до Московского вокзала, вот там мы все хиляли по Броду, и вот там вся эта плесень и ходила».