Александр Кудрявцев:«Я брал малосольную семушку, да, и с блинами все это дело. Это у нас был первый вариант. Блины в разных вариациях, с икрой, и с рыбой, и со сметаной, и с маслом. Потом я на первое брал уху по-ростовски, тоже прекрасно, я любил. Ну а второе я практически не брал, и ещё бутылку шампанского».
Гостиница «Европейская» стала для новых ленинградских прожигателей жизни плацдармом в познании ресторанных обыкновений.
Ресторанное Эльдорадо — «Средний зал Филармонии», как шутя называли «Европейскую», расположенную географически между Большим и Малыми залами, — включало ресторан «Крыша», открытый в 1908 году, с замечательным видом на площадь Искусств. Побывавший там одним из первых Александр Блок писал: «Завтракали на крыше Европейской гостиницы… там занятно: дорожка, цветники и вид на весь Петербург, который прикидывается оттуда Парижем, так что одну минуту я ясно представил себе Gare du Nord[7], как он виден с Монмартра влево…»
Когда в 1960-е в Ленинград приезжали знаменитые москвичи — Евтушенко, Ахмадулина, Аксенов, они сразу шли на «Крышу», зная, что встретят там коллег по цеху, да и вообще умных и свободолюбивых молодых людей.
Валерий Попов:«„Крыша“ — это, наверное, лучшее, что было в жизни, потому что прийти и увидеть всех, всех, всех друзей веселыми, красивыми, подвыпившими за роскошными столами… Там, вино, миноги, лобио, шашлык всегда, это норма была. То есть за шесть рублей там можно было вполне погулять с девушкой. Мы застали эпоху свободы и тоталитарных жестких цен, вот так и разгулялись. Цены были замороженные, а мы уже размороженные. Казалось, что жизнь прекрасна. Легкомысленные, знаменитые… Заряд, полученный в этом кусте учреждений питания, был очень сильным. Позвал я в гости Горина, Арканова и Розовского. Пошел на „Крышу“ купить соку. И там сидел Василий Аксенов с Асей Пекуровской, такая была знаменитая красавица, бывшая жена Довлатова. В это время она жила с Васей Аксеновым. Пришли ко мне домой на Саперный, и на следующее утро снова оказались в „Европейской“, то есть это был в полном смысле штаб, клуб, все что угодно. Все знали, где найти себе подобных».
Эра Коробова:«„Крыша“ выглядела довольно-таки нереспектабельно. Мне там всегда было неудобно сидеть, там были такие высокие столы, а я себя и так чувствовала особенно не вышедшей ростом. Для меня „Крыша“ — это другое. Это Булат Окуджава. Вот, скажем, днем мы пошли вместе на „Крышу“, и кроме нас в ресторане никого не было. И вдруг появилась дама, это оказалась Фаина Раневская, которая из другого конца пригласила нас сесть за свой столик. И тут я уже ничего не пропускала из того, что она говорила. Но, кажется, она присочинила что-то. Все равно, это был акт творчества, понимаете, когда она говорила о том, что она и Марина Ивановна Цветаева встречались не один раз. Но она вдруг рассказала тогда замечательные вещи, что приближает Цветаеву. Она сказала: „А вы знаете, молодые люди, что Марина Ивановна Цветаева обожала играть во флакончики“».
На первом этаже гостиницы «Европейская» находился собственно гостиничный ресторан, в котором, казалось, ничего не изменилось с момента постройки в 1905 году: огромный витраж с Аполлоном, летящим на тройке по розовым облакам, концертная эстрада, отделенные барьерами от главного зала кабинеты.
Валерий Попов:«Все в белых костюмах. Техническая интеллигенция тогда была элитой, тогда в моде были ЛЭТИ, Политехнический. Мы все студенческие годы провели в „Европейской“, со своей стипендией туда приходили, спокойно садились за стол. Мы там два раза в неделю бывали, и мы там были господа. Там такой шикарный модерн, вазы, друзья-музыканты, Саша Колпашников — замечательный джазист того времени. Сливки Петербурга и должны быть в таком месте, как нам казалось. Приходим, садимся, играет музыка, Саша Колпашников машет тебе из оркестра, официанты улыбаются, девушки кокетничают. Поколение врожденных аристократов. За столиками сидели Кутузов, Мамонтов, знаменитые баскетболисты — очень красивые, очень нарядные. Знаменитый такой плейбой — сейчас он уже, конечно, в годах — Юра Лившиц. Он из баскетбола. Был королем питерской золотой молодежи. Александр Колкер, тогда технарь, сейчас музыкант… Тут же молодые доктора наук — физики; знаменитые фарцовщики — Бенц, Полубенц, Хряпа, Стальной. Иногда молодежь перебирала, вспыхивали молниеносные драки, самым опасным бойцом считался Андрей Битов».
В «Восточном» (его в 1967-м переименовали в «Садко»), выходящем окнами на Невский, тоже каждый вечер можно было увидеть завсегдатаев.
Ресторан «Восточный» (1951, Ленинград, Лаптев С. Д., ЦГАКФФД СПб Ар 207808)
Валерий Попов:«Когда совсем уже денег нет, приходишь в ресторан „Восточный“, тебя сажают, поят из жалости. Я помню: сидит Симонов, который играл Петра Первого, обнимает двух женщин».
Жанна Ковенчук:«27 метров комната в коммуналке, где тут ютиться? Конечно, ресторан казался раем. Поэтому уже, как говорится, с горя каждый вечер ходили в „Восточный“, и это было очень хорошо, потому что в „Восточном“ собирались все, это был клуб».
Молодых интеллектуалов и модников привечали. Их любили официанты и особенно официантки, ресторанные музыканты. Им улыбался метрдотель.
Александр Колкер:«В общем, если удавалось, мы стреляли у кого-то деньги, а если не удавалось, мы шли, садились за столик, и нас обслуживали в долг».
Почти каждый день за столиками сидели молодые художники Михаил Беломлинский (позже — главный художник детского журнала «Костер», иллюстратор первого издания «Хоббита» Толкиена на русском языке) и Георгий (Гага) Ковенчук с красавицами-женами Викой и Жанной, ленфильмовские режиссеры Венгеров и Менакер, фарцовщики Стальной, Железный, Хряпа, адвокаты, физики и молодая ленинградская литература: Валерий Попов, Андрей Битов, Глеб Горбовский, Владимир Марамзин, Сергей Вольф, Владимир Уфлянд, чуть позже — Иосиф Бродский.
Александр Колкер:«Это был своеобразный клуб, когда представители богемы приходили туда не вечером с дамами в роскошных манто, а приходили часа в два, в три пообедать, пообщаться, посмотреть друг другу в глаза, обменяться новостями».
Жанна Ковенчук:«Ну, танцы, ухаживали все — был стимул одеться в какие-то перекрашенные свои, но модные вещи. Часто дрались. Там, конечно, свои все были. Чего-нибудь выпьем, тем более так дешево все стоило».
В 1965 году при гостинице «Европейская» был открыт первый в СССР валютный бар.
Александр Кудрявцев:«У нас не было барной стойки, ничего. Из апартаментов „Европейской“ стоял кабинет Николая Второго. Там двери все вырезаны, основная подставка для буфета и верхняя часть. Так вот, широкую часть мы сделали стойкой, а верхнюю — витриной.
И у меня были знаменитые друзья, певец Эдуард Хиль и театральный актер Слава. Когда я ему сказал, что Хемингуэй выпивал 17 дайкири, сидя в баре на Кубе, он сказал: „Ой! Я выпью тоже.“ И стал пробовать. Выпил один, второй, третий. На четвертом его надо было поддерживать, на пятом его увезли домой. Я ему не рассказал, почему так получилось. Дело в том, что стандартная мера коктейля за рубежом 50–60 мл, а я ему делал на 100 мл рома, можете себе представить».
Конкуренцию ресторанам «Европейской» традиционно оказывал ресторан другой интуристовской гостиницы — «Астории».
Валентин Тихоненко:«Кто ходил в „Асторию“? Ну, ходила элита — актеры ходили каждый день, все они пьяницы были, ходили туда стиляги, которые могли себе это позволить, ходили туда командировочные всякие. Я предполагаю, что могли ходить респектабельные советские служащие, например из Горисполкома. Все играли какую-то роль, роль „приличных людей“, никто не хотел быть крестьянином… Бандиты в рестораны не ходили, в рестораны ходили приличные люди. Женщина в ресторан никогда не приходила одна. И никакой вульгарности, никаких ляжек, торчащих из-под короткой юбки. Это было красиво и немного наивно, инфантильно.
Я не помню в ресторане дам вульгарного поведения, да и вообще люди не вели себя вульгарно. Это хорошая сторона сталинского времени — люди вели себя сдержанно».
Валерий Попов:«Но можно было отправиться в „Север“ (бывший „Норд“), куда заходили перед концертами — зеленые плюшевые овальные диваны, фарфоровые белые медведи, знаменитые на всю страну пирожные, профитроли в шоколадном соусе, взбитые сливки, кофе по-варшавски, элегантная разновозрастная толпа посетителей».
Дальше шли рестораны и кафе, чуть менее, что называется, эксклюзивные. «Кавказский» полнился банкетами по случаю защиты докторской; здесь сиживали «цеховики» с женами и подругами; обмывали «звездочки» старшие офицеры. Взрослый, запьянцовский ресторан.
Валентин Тихоненко:«Если вы хотели шашлык получить, так вам подавали любой шашлык в „Кавказском“ ресторане. Еще были, например, изумительная ботвинья с холодной осетриной и поросенок с гречневой кашей в ресторане „Москва“ на втором этаже. Продавалось за халяву: ботвинья стоила 11 рублей, так это же, понимаете, там был кусок осетрины, и сама ботвинья из свежей молоденькой свеклы».
«Метрополь» — место обеденного перерыва торговой аристократии из «Пассажа» и «Гостиного двора». Основу составляли офицеры со спутницами, командировочные из Москвы и Сибири. В Греческом зале сиживали генералы ВПК и настоящая номенклатура уровня председателя райисполкома, директора строительного треста.
Жанна Ковенчук:«Обедать ходили в „Метрополь“, где была очень хорошая кухня, потому что там повар Тихонов работал. Я работала в торговой газете, и я знаю, что это был царский повар. Он готовил гениально».
Валерий Попов:«Там были дешевые замечательные обеды. Напившись накануне в „Европе“, шли днем в „Метрополь“. Там была замечательная солянка со ста граммами, эскалоп… Вечером туда никто не ходил. Только днем. Ресторан как бы относился к криминалу. Духовным храмом не был».