Марк Розовский:«Текст, слово было подцензурно, а вот как можно было проконтролировать сценарий пантомимы? Поэтому пантомима ставила советскую власть в тупик».
В 1957 году во Дворце культуры промкооперации (сейчас — ДК Ленсовета) открывается первая после долгого перерыва студия пантомимы Рудольфа Славского. 1957 год — год необычный, год Международного фестиваля молодежи и студентов в Москве. Год, когда разрешили джаз. Год, когда стала звучать западная популярная музыка. Пантомима, которая до того считалась проявлением формализма, тоже стала разрешенным видом искусства. Язык пантомимы не очень соответствовал канонам социалистического реализма. Но именно это и привлекло молодых людей, ставших страстными поклонниками нового искусства. Стараясь довести свои движения до совершенства, энтузиасты занимались по 6–7 часов ежедневно, надев черные трико, отрешались от повседневной реальности и чувствовали себя магами, творящими волшебство.
Евгений Тиличеев:«Мы считали, что прикасаемся к чему-то такому, к чему простой человек не может иметь никакого отношения. Для тех, кто приходил со стороны, это казалось настоящим волшебством».
Через студию Славского прошло множество учеников, в числе которых был и Вячеслав Полунин. Однако его восхождение началось только в восьмидесятые. Раньше большей популярностью пользовались другие имена. Наиболее известной фигурой того времени стал Григорий Гуревич, выступавший под сценическим именем Григур. Этот выпускник Мухинского училища оставил ради пантомимы профессию художника и вместе со своим сокурсником Гарри Гоцем создал коллектив мимов.
Мим Григур, фото для рекламного плаката выступлений в Дании, конец 70-х
Выступление на Таллинском джазовом фестивале 1967 года — единственная запись студии Григура, которая сохранилась до нашего времени. Как уверяют сами участники этих представлений, лучшее осталось за кадром и исчезло навеки.
Марк Розовский:«Были красавицы-девушки, но были и красавцы-мужчины. Григорьев и Гарик Гоц — это два очень красивых тела. Я человек традиционной ориентации, но эти люди в трико вызывали у меня подлинное восхищение своими необыкновенными телами. Конечно, любая из артисток пантомимы была очень эротична, пантомима — очень чувственное искусство. Это чарующее искусство образности».
Студия Гигура первой в стране получила возможность зарабатывать на жизнь пантомимой. Актеров приняли в Петрозаводскую филармонию. С провинциальным начальством договориться было проще, чем с ленинградскими чиновниками. Мимы получили скромный номер в эстрадной программе и отправились на гастроли по Средней Азии, выступая перед самой разной публикой, вплоть до колхозников, приходивших на концерт вместе с овцами и верблюдами. Вскоре, однако, произошло событие, которое все изменило. На гастролях в Баку группа Григура встретилась с великим французским артистом Марселем Марсо.
В 1962 году Марсель Марсо выступает в Ленинграде в концертном зале у Финляндского вокзала. Великий мим средствами пантомимы говорит о Великом и Пошлом, о Жизни и Смерти, о Героизме и Трусости. Французская философия и эстетика экзистенциализма воплощаются в пантомиме.
Евгений Тиличеев:«На спектакль было не попасть, и Эдик Тышкевич нарисовал нам всем билеты. Билетеры нас пропустили, даже не подозревая, что мы подаем фальшивые билеты. На Марсо мы смотрели как на бога».
Марсель Марсо — звезда мировой величины, повидал множество своих подражателей в самых разных странах. Однако студия Григура произвела на маэстро очень сильное впечатление.
Наталья Егельская:«Марсо пригласил нас на свой концерт, мы его — на свой. Он сказал, что нам нужно в Москву, а потом — в Париж, в его школу. Мы расторгли договор с Петрозаводской филармонией и уехали в Москву. Там Марсо давал нам мастер-класс. Это было просто потрясающе, после двух актов сольного выступления в зале Чайковского до полвторого ночи он занимался с нами стилевыми упражнениями».
Портрет Марселя Марсо работы Г. Гуревича
Марсо не только щедро делился опытом, но и всерьез озаботился судьбой своих новых друзей. Он добился приема у тогдашнего всесильного министра культуры СССР Екатерины Фурцевой. Великий француз хлопотал о создании первого в Советском Союзе театра пантомимы на основе группы Григура. Однако у советского министра это предложение сочувствия не вызвало. Волшебная сказка закончилась, Марсо вернулся в Париж, Григур и его товарищи остались без работы.
Янина Марцоли:«Марсо посоветовал Грише показываться великим. И Гриша решил показаться великому Райкину. Посмотрев нашу программу, Райкин сказал очень коротко и ясно: „Я вас прошу сегодня вечером прийти с костюмами ко мне в театр. Мы будем работать вместе“».
В середине 60-х годов Райкин дает спектакль под названием «Избранное». Перед вторым отделением он всегда выходил и говорил: «Когда я был молод, мне очень много в жизни помогали. Теперь пришло время отдавать долги. Вы увидите пантомимы под руководством Григура». Мимы впервые выступали перед переполненным залом.
Нина Большакова:«Никто в зале не готов был нас воспринимать, потому что пантомимы никто не знал. У нас была философская программа на тему человека и стихии. Человек и джунгли, человек и море, человек и огонь, человек и машины. Пластика наша была очень необычной. Но нас принимали прекрасно. Это был взлет — и творческий, и эмоциональный. Мы были молодые, у нас были амбиции».
Романтизм хрущевской оттепели сменился брежневским застоем, вернувшим строгую цензуру. Однако пантомиму невозможно цензурировать, что остро ощущала и ценила аудитория. Растущую популярность Григура не мог остановить даже неизбежный «развод» с Райкиным — двум большим художникам было не ужиться в рамках одной программы. В начале 1970-х Григур на вершине славы. В Ленинграде и Москве его приглашают к сотрудничеству самые разные деятели культуры: основатель Театра балета Борис Эйфман, руководитель Ленинградского мюзик-холла Илья Рахлин, театральный режиссер Марк Розовский.
Вершиной официального признания стало участие Григура в проектах «Ленфильма». Первым стал фильм «Барышня и хулиган» в постановке известного хореографа Михаила Боярчикова.
Артисты Григура оказались востребованы, но пантомима оставалась полуофициальной. Давление на студию пантомимы не ограничилось придирками и указаниями. Дело дошло до криминала, в результате которого артисты чуть не стали инвалидами.
Янина Марцоли:«Ребята выскакивали со сцены с окровавленными ногами. Впоследствии оказалось, что на сцене насыпаны маленькие сапожные гвозди».
В дальнейшем недоброжелатели Григура пользовались не столь криминальными, но гораздо более эффективными методами: комиссии, статьи в газетах, доносы в компетентные органы. Студию Григура посетила высокая комиссия, которая вынесла окончательный вердикт: артист, талант которого был признан Марселем Марсо, был аттестован как профессионально непригодный.
Там, где сейчас вторая сцена Мариинского театра, в семидесятые находился Дворец культуры имени первой пятилетки. Именно в этом дворце культуры в начале 70-х находилась студия Григура, лучший в Ленинграде коллектив пантомимы, который вскоре должен был стать профессиональным театром, первым подобным театром в стране. Но середина 70-х — это не то время, когда новые театры открываются. В 1975 году студию Григура разогнали. А через 30 лет снесли и само здание дворца. Так что о первой попытке создать профессиональный театр пантомимы в Ленинграде теперь ничего не напоминает.
Судьба Григура сложилась так же, как и у многих других представителей советского андерграунда. Он эмигрировал в США. Однако пантомима — это коллективное действие, которым невозможно заниматься без единомышленников. Григуру не помогла даже поддержка Марсо, и в эмиграции карьера Григура как мима оборвалась. Он стал преуспевающим американским художником, даже оформил одну из станций нью-йоркского метрополитена.
Для многих актеров закрытие студии Григура стало трагедией. Но продолжали работать «Лицедеи». Вячеслав Полунин организовал этот театр уже в 1968 году во Дворце культуры имени Ленсовета. Настоящий успех пришел к «Лицедеям» после новогоднего «Огонька» 1981 года, когда Полунин выступил в роли клоуна Асисяя.
Успех Полунина означал ознаменование новой эпохи. Многозначность и аскетизм пантомимы становились неактуальными. Клоунада с ее вызывающей ироничностью, яркостью и ее гротеском оказалась созвучной настроениям самой широкой публики. Творчество «Лицедеев» с восторгом принимали и дети, и строгие критики. Не осталось равнодушным и высокое советское начальство: «Лицедеев» пригласили играть в Кремлевский дворец.
Роберт Городецкий:«Мы отработали номер, ушли. Слушаем: ни одного хлопка, никто не хлопает. Вдруг Леонид Ильич закашлялся, стал немножечко поворачиваться, приготовился хлопать — и все зрители зааплодировали. Такая история».
Ленинград всегда был очень консервативным городом. Но после того, как в 1981-м Полунина показали по Центральному телевидению, в Смольном стало ясно, что с этим надо что-то делать. Если уж Леонид Ильич Брежнев рукоплещет, то это настоящее советское искусство. Скрепя сердце предоставили Полунину помещение, в Ленинградском дворце молодежи. Здесь его труппа «Лицедеи» могла репетировать, здесь они изредка давали концерты для зрителей. В восьмидесятые годы это было развивающееся, авангардное, как сказали бы сейчас, актуальное искусство.
Полунин организовал Всесоюзный фестиваль мимов, провел серию успешных гастролей за рубежом. Чувствуя себя на вершине успеха, в 1988 году он решил отпраздновать двадцатилетний юбилей «Лицедеев» ритуальными похоронами театра. Действие начиналось тем, что на сцене стояли гробы, в которых лежали актеры. Устраивая похороны «Лицедеев», Полунин очередной раз шутил, но, как оказалось, шутил пророчески. Театр не умер, однако уже через несколько лет от прежнего коллектива осталось только старое имя.