Выпускники физико-математических школ сотнями поступали в ленинградские институты и университет и, будучи совершенно по-иному воспитаны, чем сверстники, искренне считали, что всякое утверждение, в том числе и политическое, надо доказывать; человек вознаграждается тем больше, чем лучше он работает, чем умнее и сообразительнее. А попадали в мир, где важнее были не знания и умения, а комсомольская карьера или связи, где списывать на экзаменах считалось абсолютной нормой. Естественно, они выделялись, как белые вороны, и начальство не знало, что с ними делать.
Имена учителей физматшкол в Ленинграде в интеллигентской среде произносят с придыханием. Они — живые легенды, полубоги. Самым сильным учителем, которого я видел в жизни, был Иосиф Яковлевич Веребейчик. Он преподавал в 30-й школе математику. Это был человек, похожий на французского артиста Жана Габена. Почти весь урок молчал, курил крепчайшие сигареты «Друг». А урок шел, повинуясь его взгляду. Выходили ученики, решали примеры, получали отметки. Сказать что-нибудь лишнее просто боялись, потому что из уст в уста передавалась история о том, как двое учеников в одном классе решили на уроке математики сыграть в шахматы. Иосиф Яковлевич подошел к шахматной доске, взял её и стукнул по голове одного из учеников. С тех пор в шахматы на уроках математики больше не играли. Макаренко в «Педагогической поэме» тоже прибегал к рукоприкладству. Ученики перед Веребейчиком преклонялись, его питомцы брали дипломы олимпиад по математике, выпускники без проблем поступали на матмех и физфак.
Иосиф Яковлевич Веребейчик
Одни учителя невероятно суровы, другие, напротив, либеральны, но учиться у них для ребенка — шанс в жизни, гарантия поступления в вуз и возможность научной карьеры. Престиж науки в обществе чрезвычайно высок. Физико-математические школы пользуются бешеной популярностью.
Михаил Шифман:«Мы как-то с женой возвращались из Филармонии, было около полуночи, и я увидел, выйдя из метро, что около школы толпа стоит. Я поинтересовался, что происходит. Оказалось, это родители, которые записываются и отмечаются в очереди. В десять начинается прием в школу».
Михаил Львович Шифман
После обычной школы в физико-математической дети чувствуют себя просто ужасно: домашнее задание задают воловьими дозами: двадцать задач по математике, десять задач по физике — и все это — за вечер. Но постепенно ребенок, если он выдерживает, адаптируется, как спортсмен к нагрузке (неслучайно в британских школах преподавателей математики называют тренерами), то начинает обладать несколькими важными качествами: умением работать, планировать свой день, анализировать.
Выпускники физматшкол постоянно оказываются в центре идеологических скандалов: конфликтуют с комсомольским начальством, свободно общаются с иностранцами, попадаются на самиздате. Со второй половины 70-х эти школы находятся под пристальным вниманием властей: слишком уж нестандартны работающие там учителя и дети, которых они выпускают.
В 1976 году в Ленинграде стартует кампания, направленная на сокращение числа физматшкол. В 1977 году две знаменитые школы — 38-я физическая и 30-я математическая — объединены и оказались в здании на окраине Васильевского острова. Часть педагогов пришлось уволить.
Эльвира Иовлева:«Переезд был в здание, которое пришлось приспосабливать для физико-математической школы. Это было здание, построенное как восьмилетка, и, конечно, учить старшеклассников было довольно сложно. Первое, с чего мы начали, — перепланировка помещений».
Михаил Шифман:«Создали комиссию, в которую входили представители обкома, горкома, райкома, Университета, Педагогического института, Института усовершенствования учителей. Это трудно себе представить: я даю урок, а у меня сзади сидит двадцать пять человек — членов комиссии. Часы на физику и математику хотели сократить. А за счет чего? Наверняка за счет гуманитарных предметов! А что такое гуманитарные предметы? Это идеология!»
Через несколько лет после объединения и переезда 30-й школе директивой сверху навязывается обучение в начальных классах. Для специализированной школы — нонсенс. Цель одна — низвести легендарную «тридцатку» до уровня районной общеобразовательной школы.
Сергей Зеленин, директор Академической гимназии с 1990 по 2000 год, вспоминал: «В 45-м интернате и в 239-й школе набора в первый класс не было, но 45-й интернат перевели с улицы Савушкина в Петергоф. Зачем? Якобы чтобы быть ближе к естественно-научным факультетам Университета, но смысла в этом большого не было».
Загнанные на окраины, низведенные до уровня районных общеобразовательных заведений, ленинградские физматшколы выжили вопреки всему. Они оказались крепче, чем власть, которая безрезультатно пыталась с ними бороться. Многочисленные ленинградские вузы и НИИ были в значительной степени укомплектованы бывшими выпускниками легендарных 45-го интерната, 239, 38 и 30-й школ. Эти люди оказались удивительно успешными. Особенно показательными стали 1990-е годы, которые для большинства населения стали тяжелейшим испытанием.
Физическое и математическое образование, по мнению многих, способствует развитию проектного склада ума. Есть задачи, которые нужно упростить до схемы и лишь затем решить. Поэтому организация бизнеса, который требует, например, логистики, легко делается людьми, у которых ясное и связанное с реальностью мышление. Выпускники физматшкол богато представлены в разных сферах бизнеса.
Создание физико-математических школ стало самым успешным проектом в истории советского среднего образования. Оказалось, что внешне далекие от жизни физика и математика к этой самой жизни готовят куда лучше, чем любые другие прикладные дисциплины. И в американской Силиконовой долине, и в лучших российских компаниях, работающих с инновационными технологиями, в вузах и академиях, а также в различных структурах власти и бизнесе сегодня в изобилии представлены выпускники физматшкол. Они говорят на одном языке, понимают друг друга с полуслова. У них общая система ценностей и, наконец, общее прошлое, которое важнее всего.
Валерий Рыжик:«У одного джентльмена спросили: „Что ведет к успеху?“ Он ответил: „Наличие препятствия“. Должны быть препятствия, и когда ты их преодолеваешь, то начинаешь выдавать больше, чем мог раньше, расти над собой».
Борис Гребенщиков:«Математика нас всех наделила системным мышлением, а когда мышление стоит на каких-то рельсах, оно, естественно, будет не стоять, а ехать. И поэтому у нас в школе был разгул гуманитарных предметов, и это было огромным наслаждением».
Михаил Шифман:«Иногда я думаю: черт с ними, с математикой, с физикой. Если мы научили вас общаться друг с другом, заботиться друг о друге, то школа одну из главных своих задач выполнила».
В 1970-е годы физико-математические школы, возникшие в светлое время хрущевской оттепели, испытывают серьезные трудности. А в годы перестройки они начинают размножаться почкованием. Возрожденная идея становится все более популярной. Выпускники 239-й школы основывают Физико-технический лицей при знаменитом Институте имени А. Ф. Иоффе, выпускники «тридцатки» — 610-ю Классическую гимназию. Всесословная школа, где могут учиться дети родителей любого достатка, и учиться бесплатно, учиться у хороших педагогов, по-прежнему востребована.
«Свободные художники». Выставка такелажников
Проблема Ленинграда для советской власти, для советской эстетики заключалась в том, что это был формально провинциальный город, и просто не хватило динамита для того, чтобы уничтожить архитектурные памятники, как это сделали в Москве. Были планы поставить на Александровскую колонну Ленина, взорвать Спас на Крови, был план на месте Петропавловской крепости сделать парк культуры и отдыха, но руки не дошли. И в результате город почти не изменился. Это собрание артефактов, очень удачных вариаций на тему всего мирового искусства. Поэтому помимо Эрмитажа, помимо Публичной библиотеки, библиотеки Академии художеств сам вид этого города не мог не создавать у молодых людей, интересующихся искусством, ощущения принадлежности к Европе, и поэтому формализм, как его называли коммунисты, вылезал здесь просто из-под каждого камня.
На переломе веков Петербург стал одной из признанных художественных столиц. Здесь пересеклись линии высокого академизма и модерна. Здесь воплощались радикальнейшие идеи русского авангарда. Но уже к концу двадцатых богатое многоцветье сменилось серой пустыней. Творцы и подвижники петербургского искусства оказались не у дел. Многие кончили свой век в опале и безвестности.
Советское изобразительное искусство существовало в необычайно строгих цензурных рамках. Девушка с кистью винограда — это можно, а девушка с бутылкой вина — это исключено. Натюрморт, изображающий селедку, невозможен, а натюрморт, изображающий чашу, полную груш и яблок, — вполне допустим. Картина «Александр Невский призывает новгородцев изгнать немцев» — такое нетрудно вообразить. Но вот «Иван Грозный убивает своего сына» — этого советский художник нарисовать не может. Он не может отправить на выставку «ню» или, например, собачку (мещанство!). Он не может изобразить Черный квадрат, не может быть импрессионистом, абстракционистом, сюрреалистом. Он должен быть реалистом в духе Крамского и при этом страшно позитивным, изображающим то, что дорого советскому народу, что соответствует советской идеологии. Вот в этих рамках и надо было существовать.
Однако в послевоенные годы на художественную сцену Ленинграда вышло новое поколение. Талантливые, бесстрашные, прошедшие военное лихолетье мальчики, в большинстве своем сыновья боевых офицеров, искали учителей, которые помогли бы им стать настоящими художниками. Такие учителя есть, в городе живы еще люди, помнящие как мастеров Серебряного века, так и титанов русского авангарда.
В 1915 году в художественном бюро Добычиной на Марсовом поле выставлен «Черный квадрат» Малевича. Мировая живопись в том виде, в котором ее знали со времен Возрождения, закончилась, изобретение фотографии и кинематографа покончило с фигуративной живописью. Все, что может с натуры срисовать художник, лучше сделает фото- или кинокамера, искусство надо начинать заново. И это новое искусство, искусство XX и XXI веков,