не вспомнить вопрос из «Братьев Карамазовых»: «Кто не желает смерти отца?».
Однако Софья Михайловна Бородулина умирать не собирается. Обменяв с доплатой свою трехкомнатную квартиру на Колокольной на двухкомнатную квартиру на Достоевского, она продолжает вести жизнь рантье и присматривает себе жениха. Несмотря на возраст, выглядит Бородулина очень неплохо — у нее уже появились состоятельные кавалеры. Еще немного, и все ее богатства достанутся новому мужу. Фридман, которому в начале апреля исполняется 23 года, поставлен перед необходимостью решить свои проблемы как можно быстрее.
Весной 1972 года теща вместе с младшей дочерью отдыхает в пансионате в Зеленогорске. А у Фридмана рождается окончательный план: тещу надо убить. Он тщательно планирует преступление и рассчитывает остаться вне подозрений. Его, «ботаника», как сказали бы сейчас, не имеющего ни малейших связей в криминальном мире, никто не сможет заподозрить в таком чудовищном преступлении. Убийство примут за результат разбоя озверелых матерых уголовников. Он подготавливает себе алиби и рассчитывает скрыть все улики.
13 апреля после работы Фридман едет на улицу Достоевского и около половины шестого звонит в дверь Бородулиной. Спросив, кто там, и узнав зятя, та впускает Фридмана в дом. Они идут в кухню, и Фридман высказывает свои претензии, обвиняет Бородулину в том, что она ищет женихов для его жены. Бородулина отвечает: она вправе давать советы собственной дочери.
Из показаний Бориса Фридмана:«В момент, когда мы оба стояли на кухне, я поднял руку и махнул ею вверх, а другой рукой достал молоток. Этим молотком я ударил по голове тещи. Удар я нанес сзади, нанес два или три удара. Теща никаких криков не издала и сразу упала лицом вверх. Сколько я нанес ударов, сказать вообще не могу, так как был сильно возбужден. На шум выбежала Рада».
Он понял: обратного пути нет. Девочку надо убить, иначе остается свидетель. И хотя теща была еще жива, он бросился за девочкой.
Из показаний Бориса Фридмана:«Я увидел ее и сразу кинулся на нее. Я ее ударил по голове. Она повернулась и успела побежать к выходу. Я ее догнал и ударил молотком по голове. Она упала на спину. Сколько я нанес ей ударов, сказать не могу, знаю, что я ее бил все время по голове. Рада также умирала долго. Без криков, но хрипела».
И пока Фридман не убедился, что девочка мертва, он не вернулся к умирающей теще. А когда вернулся, услышал, что она хрипит. Жива. Тогда он ей нанес несколько ударов отверткой в шею.
Убийство ребенка — смертный грех вне прощения. Фридману прекрасно было известно, что в квартире живет маленькая Рада, значит, ее убийство входило в его первоначальные планы. Позднее он скажет: Рада появилась как-то неожиданно, и он был вынужден заставить ее замолчать. Это было вранье, все он прекрасно продумал, но ему стыдно было в этом признаться даже следователю.
Чтобы создать картину налета, Фридман громит квартиру. Он разбрасывает окурки, заранее подобранные им на улице. На дверях туалета пишет нецензурное слово из пяти букв. Переводит стрелки будильника на полвосьмого и разбивает его. Как в шпионских кинофильмах о государственной границе он поливает пол коридора хлорофосом для того, чтобы сбить со следа служебных собак. Фридман думает: «Я умный, у меня высшее образование, я не чета пэтэушникам из милиции».
Все преступление заняло около получаса. В шесть часов Фридман покинул квартиру тещи, заперев ее на ключ, а в шесть тридцать он уже был дома, положил молоток в ящик и старательно почистил брюки ацетоном. Элеонора внимательно наблюдала за ним, и Фридман не сомневался: она все понимает.
В тот же вечер Фридман отправился с женой прогуляться по магазинам. Он рассчитывал, что милиция будет судить о времени убийства по разбитому будильнику, стрелки которого показывали полвосьмого, и, чтобы доказать свое алиби, купил около этого времени миксер в Гостином дворе. Тогда же в общественном туалете на углу Невского и Фонтанки он выбросил ключи от квартиры тещи, а ручку от молотка и отвертку кинул в Мойку. Оставалось только сдать плащ в химчистку, чтобы уничтожить оказавшиеся на нем следы крови.
Первоначальный план Фридмана — тянуть с обнаружением тел как можно дольше. Но когда он сдает плащ в химчистку, то замечает, что одной пуговицы не хватает. Он подозревает, что она на месте преступления. Фридман бежит туда, взламывает дверь для того, чтобы оказаться в квартире раньше милиции и найти ее. Все тщетно. План рассыпается. Если бы тоже самое произошло с матерым преступником и ему на следствии предъявили этот кусочек пластмассы, то он бы расхохотался и сказал: «Ну и что, мало ли таких пуговиц?!». Но Фридман фраер, его губит впечатлительность. Он сознается.
Когда в Институте лакокрасочной промышленности появились сотрудники милиции, которые начали обыскивать рабочее место Фридмана, все были потрясены. Разорвавшаяся бомба в среде скромных трудяг, инженеров, которые были заняты развитием отечественной индустрии. Все были уверены: Борис просто не может быть убийцей. Скоро все разъяснится, даже в зарплатной ведомости ставили «восьмерки» (знак присутствия на рабочем месте), чтобы он не потерял в деньгах.
Единственным, кто все это время сохранял полное спокойствие, был сам Фридман.
Вспоминает Нина Марченко:«Были у меня убийцы, которые глубоко раскаивались в совершении тяжких преступлений, они вели себя не так, как Фридман. Тот с высоко поднятой головой всегда ходил, с достоинством, и не видно было, что он переживает, не было у него следов раскаяния».
В заключении Фридман невероятно потолстел. Когда ему дали свидание с матерью, он увидел: та очень осунулась, Фридман сказал: «Ты почему так похудела? Приходи сюда, живи здесь, ты поправишься».
Тюремный психоз представляет собой одну из форм психологической защиты, когда болезненная реальность полностью вытесняется и замещается иной реальностью. В этом случае человек регрессирует к раннему детскому возрасту и начинает вести себя как беззащитный, беспомощный, слабый ребенок.
Фридман вернулся не в раннее детство, но во времена Фрунзенской коммуны, и стал образцовым пионером, нетерпимым к антиобщественному поведению, воплощением которого стала для него ненавистная теща. Находясь в заключении, он написал объемный труд «Теория граничностей», в котором доказывал, что такие отвратительные люди, как Бородулина, не имеют права жить в советском обществе, а стало быть, и вообще жить не должны.
Из показаний Бориса Фридмана:«Бородулина не работала, жила на средства мужей, расхищавших социалистическую собственность, при этом маниакально покупала через знакомых импортные вещи. Жизнь в этой семье была основана на деньгах, стяжательстве, корысти… Даже моя жена, воспитанная в такой атмосфере, воспринимала мир и людей через призму денежных отношений. Меня поражали чисто денежные вещественные отношения между женой и тещей. Они, не задумываясь, врали друг другу, Элеонора крала у матери из карманов деньги и воровала вещи».
Вина Фридмана была достаточно быстро доказана и процессуально оформлена. Единственное, обо что споткнулось следствие, это вопрос о степени участия в произошедшем его жены. Первоначально Фридман давал показания, что Элеонора была в курсе, но затем в условиях следственного изолятора на очной ставке он не смог глаза в глаза повторить подобное и отказался от ранее данных показаний. Пока мать Фридмана сходила с ума от горя и стояла в очередях с передачами в «Кресты», Эллочка была замечена в компании новых кавалеров. Такие факты не заносятся в протокол, но даже опытные сотрудники удивлялись человеческой низости.
30 октября 1972 года в Ленинградском городском суде прошло судебное заседание. Отвечая на вопросы обвинителя, Фридман очень спокойно и с упоминанием множества деталей описал совершенные им убийства. Следователю иногда казалось, что он не вполне нормален.
Из интервью Нины Марченко:«Само по себе совершенное им убийство уже говорит о его ненормальности. Мне рассказывали психиатры, которые проводили экспертизу, что он высчитывал формулу падения капли в камере из крана в раковину. Конечно, какие-то отклонения были».
Экспертом по делу был Николай Николаевич Тимофеев — главный судебный психиатр Вооруженных сил, врач, пользовавшийся репутацией опытного и дотошного специалиста. Когда судья объявил, что обвиняемый приговорен к смертной казни, мать Фридмана, стоявшая в проходе, упала в обморок. Подсудимый улыбнулся и спокойно сел. Элеонора вышла из зала суда с двоюродной сестрой — они улыбались и в полный голос говорили о том, что надо торопиться, чтобы не опоздать на концерт.
Расстрелы преступников окутаны мифологией. Кто-то рассказывает, что расстреливали специально обученные люди. Кто-то говорит о том, что расстреливал взвод, но лишь у одного солдата есть боевой патрон. На деле все намного проще.
В Советском Союзе, говорят знатоки, было несколько «исполнительных» тюрем, в том числе и «Кресты». На втором «кресте» на первом отделении (так называемое два-один) в подвале и приводились в исполнение приговоры. Начальник изолятора сам выбирал, кому предложить эту работу. Согласившийся на нее не получал ни премий, ни талонов на питание, ни дополнительных отпусков. Этот шаг должен был быть его внутренним убеждением. Разумеется, все держалось в глубочайшей тайне. За несколько дней до приговора исполнитель был обязан прочитать дело. В день приговора в камеру к смертнику заходили начальник изолятора, исполнитель, прокурор, врач и двое охранников. Прокурор достаточно быстро сообщал смертнику, что шансов у него больше нет. В это время двое охранников подходили к смертнику и набрасывали ему на лицо полотенце. После этого приговоренного волокли по коридору. Обычно, по воспоминаниям участников процедуры, смертники не сопротивляются и не кричат. Открывается дверь в коридоре, так называемая обманка, там некое корыто, куда нагибают смертника. А дальше — табельное оружие, затылок, выстрел. Врач констатирует смерть. Тело отвозят на кладбище, где хоронят в заранее приготовленной могиле. И крестов, звезд, могендовидов на этой могиле не появляется.