овича Станкевича.
Все десять эскадронов в каждом гусарском и уланском полку разделялись на два батальона. Первый батальон считался «шефским», им (чисто номинально. – А.Б.) командовал шеф полка. Вторым батальоном командовал полковой командир. Всего же в полку было: шеф полка (обычно генерал-майор, но бывали и полковники), 6 штаб-офицеров и 75 обер-офицеров (6 ротмистров, 10 штаб-ротмистров, 20 поручиков и 34 корнета, 1 шефский адъютант (в чине корнета), 1 полковой адъютант и 1 батальонный адъютант, 1 полковой квартирмейстер и 1 полковой казначей.
Кроме того, в полку по штатам 1810 года состояло 130 унтер-офицеров, 32 трубача, 1480 рядовых, нестроевые чины (аудитор, священнослужители, лекари, цирюльники, писари, вагенмейстер, т. е. старший по полковому обозу, и мастеровые: оружейник и его ученики, кузнецы, плотники, извозчики полкового обоза, денщики офицеров, ветеринар и его ученики, седельник и его ученики и прочие). Также имелось 1432 строевые лошади в мирное время и 1582 – в военное (без учета казенно-офицерских лошадей и лошадей для военных чиновников).
В своей книге Дурова довольно много места уделила описанию своей службы в Мариупольском гусарском полку. Но само понятие «полк» у нее, конечно, ассоциировалось скорее с командным составом, чем с нижними чинами. Она назвала фамилии двенадцати офицеров-мариупольцев и двух военных чиновников: полкового берейтора и полкового лекаря – о некоторых из них рассказала более подробно. В ее произведении есть такие эпитеты: «храбрые сослуживцы мои», «достойные товарищи», «отличное общество офицеров»; о полковых дамах: «всегда добры, всегда обязательны, живи, веселы, любят ездить верхом»; о полковом мундире в 1808–1809 гг.: «я… очень любила это соединение белого цвета с золотом…»
Формулярные списки офицеров Мариупольского гусарского полка на 1 января 1815 года, имеющиеся в фондах Российского государственного военно-исторического архива, позволяют лучше познакомиться с однополчанами Надежды Андреевны, также носившими белый, расшитый золотом доломан и ментик, делившими с ней и тяготы армейской службы и развлечения современного ей дворянского общества.
Прибыв в полк, «кавалерист-девица» прежде всего представилась майору Дымчевичу, замещавшему находившегося в отпуске командира батальона подполковника князя Щербатова. В то время Петру Степановичу Дымчевичу было 37 лет. Он происходил из сербских дворян Римской империи города Вины, в российское подданство перешел, будучи учеником кадетского корпуса в городе Шклове, крепостных крестьян не имел, «недвижимого имения» – тоже. Служить Дымчевич начал в 1789 году. Он участвовал с полком во всех его походах и сражениях с неприятелем.
Очень сердечно относилась Дурова к большой семье второго своего командира – майора, а затем подполковника Ивана Васильевича Павлищева: «В семействе Павлищевых меня любят и принимают, как родного. Старшая дочь его прекрасна, как херувим! Эта настоящая весенняя роза! Чистая непорочность сияет в глазах, дышит в чертах невинного лица ее. Она учит меня играть на гитаре, на которой играет она превосходно, и с детскою веселостию рассказывает мне, где что видела или слышала смешного…»
Павлищев был легендарной личностью в Мариупольском полку. Дворянин Екатеринославской губернии, крестьян не имевший, он начал военную службу в чине рядового в 16 лет в 1782 году еще в Луганском пикинерном полку. Его прохождение по служебной лестнице было долгим: в 1783 году – ротный квартирмейстер, в 1786-м – вахмистр, в 1787 году – кадет. Лишь за отличие в бою под Кинбурном, после пяти лет службы в нижних чинах, Иван Васильевич был пожалован в корнеты, поручиком стал через пять лет, ротмистром – через два года, майором – через шесть лет, подполковником – уже при Дуровой, в декабре 1808 года. Он участвовал во всех походах Мариупольского полка. За 33 года службы (с 1782 по 1815) И. В. Павлищев ни разу не брал отпуска. В войнах с французами ветеран особенно отличился. Наградой ему были три ордена: Св. Георгия 4-й степени, Св. Анны 2-й степени, Св. Владимира 4-й степени (за Бородинское сражение) и Золотая сабля с надписью «За храбрость».
Женой подполковника Павлищева была Луизия Матвеевна (происхождение не указано). В 1810 году они имели сыновей Павла (15 лет) и Николая (8 лет), дочерей Елисаветту (13 лет), Софью (6 лет), Анну (4 года) и Марию (2 года). Впоследствии украинские дворяне Павлищевы породнились с аристократическим семейством Пушкиных. Их сын Николай (1802–1879) учился в Благородном пансионе при Царскосельском лицее с 1814 по 1819 год и подружился там с младшим братом великого поэта Львом. В 1828 году Н. И. Павлищев попросил руки младшей сестры Александра Сергеевича Ольги. Это бракосочетание состоялось, и в пушкинском архиве имеется несколько писем Николая Павлищева. Он досаждал поэту требованием о выплате приданого за сестру. С Пушкиным также хорошо был знаком его старший брат Павел Павлищев (1795–1863), который служил офицером в гвардейской кавалерии, участвовал в Отечественной войне 1812 года и кончил свои дни генерал-лейтенантом.
Михаил Михайлович Станкович, под командованием которого Дурова служила, видимо, в 1810 году вплоть до перевода в Литовский уланский полк, происходил из штаб-офицерских детей Екатеринославской губернии, крепостных крестьян не имел. Он поступил на военную службу в возрасте 20 лет в Мариупольский легкоконный полк кадетом. В первый офицерский чин был произведен через пять лет, в 1792 году. После этого он некоторое время занимал должность полкового квартирмейстера, затем перешел из военной службы в статскую (титулярный советник). В марте 1804 года по Высочайшему повелению был пожалован чином штабс-ротмистра и вернулся в Мариупольский гусарский полк. При Дуровой М. М. Станкович имел чин ротмистра, а в марте 1810 года стал майором и командиром запасного эскадрона.
Во время войн с французами (1812–1814 гг.) Михаил Михайлович заслужил три ордена: Св. Георгия 4-й степени, Св. Анны 2-й степени и Св. Владимира 4-й степени. Кроме того, за боевые отличия он был пожалован вне очереди чином подполковника (сентябрь 1813 г.).
Надежда Андреевна упомянула фамилию Станковича на страницах своей книги более 30 раз в самых разных ситуациях. То на балу он рекомендует ее графу Аркадию Суворову: «Он, ваше сиятельство, боится женщин, стыдится их, не любит и не знает ни по каким отношениям…»; то дает ей житейские советы: «Куда не посылают, не напрашивайся, куда посылают, не отказывайся»; то отправляет в рискованную командировку (искать беглых солдат) на польскую территорию; то приглашает ехать вместе с ним к их общему знакомому подполковнику Павлищеву, эскадрон которого квартирует в другом городке; то на конных учениях по стрельбе из пистолета делает ей жесткий выговор за нечаянно пораненную строевую лошадь.
Дурова с большой симпатией отзывается об этом человеке, хотя служба под его началом не была для нее легкой. Станкович, лихой гусар и ревностный служака, любил устраивать своему эскадрону внеплановые учения, после которых он щедро награждал отличившихся и наказывал провинившихся.
Надежда Андреевна занимала в эскадроне майора Станковича должность командира взвода. Под ее началом находилось 3 унтер-офицера и 30–36 рядовых, 28–32 строевых лошади. Круг обязанностей взводного командира в конном полку Александровской эпохи был четко определен в приказе, данном 28 октября 1808 года инспектором всей русской кавалерии Цесаревичем Великим князем Константином Павловичем:
«Хотя и сказано в Уставе, чтобы вверять взводы гг. офицерам по старшинству их, но не смотря на оное, препоручать взвод по достоинству, господам же офицерам наипрележнейше смотреть за вверенными им взводами как в рассуждении поведения людей, так во всякой малейшей во всех частях подробности, поелику власть полкового командира простирается на эскадронных, а сих последних на взводных офицеров, но в случае ежели что-нибудь замечено будет неисправного в эскадроне, за сие наистрожайше взыскано будет не токмо на эскадронном командире, но и НА ВЗВОДНОМ ОФИЦЕРЕ…»
Как следует из этого приказа, взводные офицеры являлись самыми ближайшими наставниками и начальниками солдат и должны были отвечать как за строевую их подготовку («чтобы люди были совершенно выправлены поодиночке, дабы каждый солдат основательно знал свою должность во всех родах службы, как пешком, так и верхом… чтобы люди, сидя верхом, имели вид непринужденный… чтобы каждый человек умел порядочно ехать в тот аллюр, как приказано будет, не теряя позитуры…»), так и за состояние строевых лошадей, за их выездку и за выполнение ими строевых эволюций.
Существовали различные суждения о действиях взводных командиров в боевой ситуации. Одни утверждали, что «офицер – не мясник, его дело следить за порядком во вверенном ему подразделении». Другие говорили, что «лошадь офицера лучше солдатской, сабля – ничуть не тупее, и честь должна указать ему его место…»
Представившись полковому сообществу, познакомившись с личным составом своего взвода, корнет Александров предался неспешному и размеренному течению повседневной армейской жизни и чувствовал себя при этом превосходно. «Дни мои проходят весело и безмятежно», – писала о службе в гусарах «кавалерист-девица». Множество деталей и подробностей этой жизни осталось в ее памяти. Они нашли свое место в ее романтическом повествовании о романтической Александровской эпохе, придав ему точность и силу документа.
«Встаю всегда с рассветом и тотчас иду гулять в поле; возвращаюсь перед окончанием уборки лошадей, то есть к восьми часам утра… – сообщает о начале своего рабочего дня Дурова. – В квартире готова уже моя лошадь под седлом; я сажусь на нее и еду опять в поле, где учу взвод свой часа с полтора…»
Часам к двенадцати дня учения в поле или в манеже, как правило, заканчивались. Лошадей «выхаживали», то есть водили шагом минут двадцать, чтобы они обсохли после быстрых движений, и только потом ставили в конюшни. В первом часу дня в полках трубили сигнал на вторую дачу корма, и тогда животные получали еще один гарнец овса, честно заслуженного в трудах. Солдаты шли к обеду.