Она всегда по-матерински заботилась о Василии и первую попытку устроить его судьбу сделала в декабре 1807 года. Однако Александр I согласился принять в Императорский военно-сиротский Дом только Ивана Чернова и ее младшую сестру Евгению Дурову – в женское отделение этого Дома. В мае 1813 года, выехав в действующую армию из Сарапула, «кавалерист-девица» взяла с собой и четырнадцатилетнего брата. Дуров-младший в это время был определен юнкером в лейб-гвардии Уланский полк, что, конечно, не могло произойти без санкции государя и без вмешательства таких могущественных знакомых Надежды Андреевны, как граф Аракчеев или генерал от инфантерии Барклай де Толли.
Явно не без протекции сановных особ произошел следующий поворот в его карьере. Через год с небольшим из юнкеров Василий был произведен в первый офицерский чин и направлен в Литовский уланский полк. Шестнадцатилетний корнет Дуров явился в свою воинскую часть лишь в апреле 1815 года и стал служить вместе с сестрой в эскадроне майора Станкевича. Но совместная их служба продолжалась недолго.
Как уже говорилось ранее, в марте 1816 года Надежда Андреевна вышла в отставку. Василий Андреевич остался в полку и в феврале 1817 года был произведен в поручики. В августе 1818 года он перевелся в Ямбургский уланский полк. Кавалерийскую службу Дуров знал и любил, был на хорошем счету у начальства. В феврале 1820 года он стал штабс-ротмистром, в июле 1824 года – ротмистром. Ему уже обещали дать в командование эскадрон, что являлось заветной мечтой каждого молодого обер-офицера. Но семья решила иначе, и бравый ротмистр Дуров, проведя десять лет на службе в легкой кавалерии, с великим сожалением расстался с темно-синим уланским мундиром для того, чтобы надеть форменный фрак статского чиновника.
Еще в сентябре 1824 года коллежский советник А. В. Дуров, около 36 лет занимавший пост городничего в Сарапуле, подал прошение начальству о том, чтобы при его отставке «за старостью и болезням» эта должность была передана его сыну Василию, ротмистру Ямбургского уланского полка. Прошение поддержал вятский гражданский губернатор, и оно довольно легко прошло через Сенат. Переписка по этому вопросу тянулась почти год, и 7 июля 1825 года решение состоялось с тем условием, что 26-летний Василий Дуров, получив сейчас назначение, становится как бы стажером при своем отце, который еще будет являться на службу. Но это стажерство продолжалось всего год, так как Андрей Васильевич Дуров умер 10 июня 1826 года, будучи в возрасте 69 лет.
Дурову-младшему досталось непростое наследство.
С 20-х г. XIX столетия Сарапул бурно развивался, стал крупным промышленным и торговым центром на водной дороге к Уралу. Купцы, лесоторговцы, владельцы деревообрабатывающих и нефтяных предприятий, мыловаренных и пивоваренных заводов богатели на выгодных подрядах, крестьяне – на сбыте зерна и скота. Василий Андреевич был слишком молод и неопытен, чтобы ладить с хитрыми толстосумами, соблюдая в то же время интересы государства и других, менее обеспеченных слоев населения.
Кроме того, новый городничий шокировал чинное и благообразное купеческое сообщество своими неизжитыми еще замашками лихого кавалерийского офицера – кутежами, попойками с женщинами легкого поведения, любовными приключениями с местными жительницами, которые он не считал нужным скрывать. У него также произошел конфликт с городским протоиереем Петром Онисимовым, который начал публично обличать его легкомысленные поступки.
В начале 1829 года Василий Дуров подал прошение о длительном отпуске для лечения на Кавказских минеральных водах, и губернатор, надеясь на исправление молодого фата, отпустил его на четыре месяца: с 14 мая по 14 сентября того же года. В августе – сентябре 1829 года Дурова уже видели в Кисловодске разные люди и оставили свои воспоминания о встречах с ним. Одним из таких знакомых стал великий русский поэт Александр Сергеевич Пушкин, с которым Дуров подружился. Они оба были сверстниками (по 30 лет каждому), оба любили игру в карты, оба обладали неуемной творческой фантазией. У Пушкина она проявлялась в сочинении гениальных стихов, у Дурова – в придумывании фантастических историй, якобы случавшихся в его жизни. Он был веселый и остроумный собеседник. Александр Сергеевич с удовольствием проводил время в его компании. Из Кисловодска в Москву они поехали вместе, и Пушкин подарил даже Дурову свой автограф: забавный рисунок с надписью. В июне 1835 года поэт написал брату «кавалерист-девицы»: «Милостивый государь Василий Андреевич! Искренне обрадовался я, получа письмо ваше, напомнивше мне старое, любезное знакомство, и спешу вам отвечать…»
Речь шла об издании записок Надежды Андреевны. Пушкин согласился помогать Дуровым в этом деле.
Литературный дебют
Прежде, нежели решилась я везти в столицу огромную тетрадь своих записок на суд и распоряжение Александра Сергеевича Пушкина, в семье моей много было планов и толкований о том, как это покажется публике, как примут, что скажут?.. Брат мой приходил в восторг от одной мысли, какое действие произведет на публику раскрытие тайны столь необычайного происшествия, но, видя, что я не разделяю его уверенности, старался ободрить меня и вразумить…
Долго было бы описывать все доводы брата моего, которыми он старался передать мне свои надежды на успех, и хотя я иногда увлекалась его красноречивыми описаниями, но чаще недоверие к себе брало верх над всем, что он ни представлял мне. Я думала, что буду очень смешна, появившись в Петербурге с ничтожными записками, для того, чтоб их напечатать…
Переписка с Пушкиным по поводу издания мемуаров «кавалерист-девицы» относится к 1835–1836 гг. Однако первый вариант повести «Игра Судьбы, или Противозаконная любовь» (другое название «Елена, Т-ская красавица»), как уже говорилось ранее, был у нее готов где-то в 1814–1815 гг. Кроме того, она вела дневниковые записи в течение Отечественной войны 1812 года и Заграничного похода русской армии в 1813–1814 гг. Ee также интересовало устное творчество народов Поволжья и Прикамья (татары, вотяки, черемисы). Видимо, в 20-е гг. XIX века Надежда Андреевна собирала народные сказы и легенды, а потом обработала их, создав повести «Нурмека» и «Серный ключ», рассказ «Черемиска».
Поначалу она не придавала большого значения этим занятиям. Как и другие культурные люди того времени, Дурова видела в писательстве лишь возможность излить на бумагу свои мысли и чувства, запечатлеть какое-то яркое и событие для памяти, для чтения и обсуждения в кругу близких людей. О том, чтобы обратиться к более широкой аудитории и даже – получить за это деньги, она никогда не думала.
Василий Андреевич, тесно общаясь с Пушкиным в Кисловодске, вероятно, узнал много нового о литературных гонорарах, о книгоиздании, о периодической печати. Судя по всему, он рассказал Пушкину о том, что его знаменитая сестра еще и пишет, что у нее есть не только дневники 1812–1814 гг., но и мемуары, повести, рассказы. Пушкин мог посоветовать Дурову все это издать.
Однако Надежда Андреевна не сразу решилась на такой шаг. Прошло почти шесть лет, прежде чем она (сначала через брата) обратилась к великому поэту. Первое письмо Дурова к Пушкину не сохранилось, но ответ на него известен. Пушкин подтвердил, что помнит «старое, любезное знакомство», и постарался вселить уверенность в начинающего литератора:
«Если автор “Записок” согласится поручить их мне, то с охотою берусь хлопотать об их издании. Если думает он их продать в рукописи, то пусть назначит сам им цену. Если книгопродавцы не согласятся, то, вероятно, я их куплю. За успех, кажется, можно ручаться. Судьба автора так любопытна, так известна и так таинственна, что разрешение загадки должно произвести сильное, общее впечатление. Что касается до слога, то чем он проще, тем будет лучше. Главное: истина, искренность. Предмет сам по себе так занимателен, что никаких украшений не требует. Они даже повредили бы ему…
Прощайте – с нетерпением ожидаю ответа…»
Нетерпение поэта понятно. Он в это время – середина июня 1835 года – уже думал об издании собственного литературного журнала «Современник» (разрешение было получено в январе 1836 года). Журнал надо было чем-то наполнять, чтобы заинтересовать подписчиков. Собственноручно написанные воспоминания первой русской женщины-офицера, крестницы императора Александра Благословенного, необычная судьба которой так занимала общество в эпоху Наполеоновских войн, без сомнения, являлись сенсационным материалом для любого периодического издания. Как следует из этого письма, Пушкин был готов купить их в рукописи, то есть не обращая внимания на литературное качество текста, с тем чтобы в дальнейшем самому отредактировать его или даже переписать, если он не будет отвечать высокому уровню задуманного им журнала.
А. С. Пушкин. Художник О. А. Кипренский
Вероятно, в начале июля 1835 года Дуровы получили послание Пушкина. Письмо поэта несколько озадачило Надежду Андреевну. Он говорил в нем, что «главное: истина, искренность». Она же помнила клятву, данную царю, и считала, что и сейчас не имеет права разглашать информацию, признанную государем конфиденциальной: о ее муже и сыне, о том имени (Александр Андреевич Соколов), под которым она служила в Польском конном полку. Потому «кавалерист-девица» решила отправить в Петербург лишь несколько фрагментов рукописи, чтобы узнать предварительное мнение поэта. Она также написала ему письмо:
«Не извиняюсь за простоту адреса, милостивый сударь Александр Сергеевич! Титулы кажутся мне смешны в сравнении с славным именем вашим. Чтоб не занять напрасно ни времени, ни внимани вашего, спешу сказать, что заставило меня писать вам: у меня есть несколько листов моих записок; я желал бы продать их и предпочтительно вам.
Купите, Александр Сергеевич! Прекрасное перо ваше может сделать из них что-нибудь весьма занимательное для наших соотечественников, тем более что происшествие, давшее повод писать их, было некогда предметом любопытства и удивления. Цену назначьте сами, я в этом деле ничего не разумею и считаю за лучшее довериться вам самим, вашей честности и опытности…»