— Есть у меня доверенный человек в команде капитана Бра-Донна. Браккарцы — торгаши. Золото творит чудеса даже с самыми преданными и неразговорчивыми из них. Моего начальника, посланника Абдана алла Гоззар из Дома Алого Аргавана…
— Да будет благословенно имя его! — воскликнул шкипер Эльшер, возводя взгляд к облачному небу.
— Да, несомненно. Так вот моего начальника заинтересовало странное совпадение. Слухи о ваших попытках управлять кораблём и интерес к вашей особе со стороны главного учёного Браккары.
— Меня похитили раньше.
— Ну, мало ли как меняются планы на ходу. Особенно у таких интриганов, как Нор-Лисс.
— Я учил музыке его величество Ак-Орра тер Шейла.
— И каждый день продолжительно беседовали с Нор-Лиссом.
— Знаете, пран Махтун… — Ланс ещё не определился — злиться ему или радоваться из-за такого допроса. — Он задавал мне почти такие же вопросы, как вы сейчас. Но, увы, мне пришлось его разочаровать. Скажу больше, он кое в чём сам проговорился и теперь я могу догадываться, почему корабельные орудия браккарцев бьют дальше, чем береговая артиллерия прочих держав.
— Почему же?
— А почему я должен выдавать вам секреты?
Капитан задумался на мгновение.
— Ну, может быть потому, что я могу обратиться к влиятельным людям при дворе княгини Зохры и смертную казнь вам заменят заключением?
— Пожизненным, конечно?
— Скорее всего, но ключевое слово здесь — «жизнь», вы не находите?
— Несомненно. Но я хорошо знаю княгиню — если ей что взбрело в голову, то не вышибешь ничем.
— Смею вас уверить, её светлость Зохра Лейла алла Табриза из Дома Чёрного Буревестника…
— Да святится имя её во веки веков пред очами Вседержителя, — привычно встрял Эльшер алла Гафур.
— Воистину так. Но должен заметить, пран Ланс, что её светлость обладает очень живым и цепким умом и не упустит возможности использовать что-то на благо государства.
— Или кого-то?
— Или кого-то.
— Всё равно я не стану раскрывать душу до того, как поговорю с княгиней. Мне нужна уверенность, а не пустые обещания.
— Чтобы получить уверенность, нужно убедить её светлость и министров двора, что ваша жизнь ценна. По крайней мере, доказать, что осуществление задуманной мести не пойдёт на пользу державе. А вот тут… — вкрадчиво заметил Махтун. — Вот тут очень пригодилось бы, если бы я мог, как очевидец, подтвердить ваши умения.
— Грубо играете, — скривился Ланс. — Я бы вас в карты раздел бы за полстражи.
— Приходится. Сейчас на мне лежит груз ответственности за шесть десятков соотечественников. Ведь если браккарцы догонят нас, придётся драться.
— Сколько у вас орудий?
— Шестнадцать пушек и два фальконета.
— Очень неплохо. На «Лунном гонщике», насколько я помню, двадцать пушек и шесть фальконетов на верхней палубе. Если перевес есть, то небольшой.
— Борта у каракк крепче и команда больше. Да и калибр пушек побольше нашего будет. Нет, драться то мы будем… Когда Айа-Багаан отступал?
«Ну, в восьми случаях из десяти как раз и отступали», — подумал менестрель, но вслух сказал другое.
— Примите мои заверения, пран Махтун, что когда придёт время для боя, я буду сражаться плечом к плечу с вами. Возвращаться на Браккару мне никак нельзя. — Он даже передёрнулся, представив ярость Дар-Виллы и немигающий взгляд Нор-Лисса. — Поэтому я с вами. Спина к спине у мачты, как говорится. Если конечно, мне дадут шпагу. Своей-то у меня теперь нет.
— Дадут, — кивнул капитан. — Но я буду очень признателен, если вы всё-таки попытаетесь ускорить «Бархатную розу» посредством магии.
— Ничего не могу обещать, но если представится такая возможность. Главное, помните — я всецело на вашей стороне. Клянусь стигматами святого Трентильяна.
— Ах, пран Ланс, если бы вы знали, сколько раз в этой жизни я клялся… Но вам я верю.
— Так мне позволят беспрепятственно передвигаться по палубе?
— Пока нет. Через пару дней позволю.
— А что изменится за пару дней?
— Станет понятно, преследует ли нас этот «браккарец» или я устроил напрасную панику.
— Понятно. Честно. Доходчиво.
— Видите? У вас нет оснований сомневаться в моей честности.
— Тогда позвольте просьбу.
— Какую?
— У вас на фелуке есть хоть один музыкальный инструмент? Ну, хоть самый завалящий. Скучно сидеть безвылазно в каюте.
— Найдём. Эльшер!
— Моё внимание ловит ветер вашего красноречия, мой капитан.
«Похоже, он всегда так разговаривает. Не приведи Вседержитель такого собеседника».
— Будь добр, Эльшер, принеси сегодня, как сменишься с вахты, свою флейту.
— Слушаюсь, мой капитан.
— Что за флейта? — оживился Ланс. — А то знаю я вас, музыкантов доморощенных. Кому-то и окарина — флейта.
— Нет, хорошая флейта! — обиженным голосом возразил шкипер. — Пикколо. В Кевинале покупал на рынке. Палисандровая, с серебром.
Подумав, менестрель кивнул.
— Приносите, пран Эльшер. Играл я на кевинальских флейтах. Попробуем, чего эта стоит. А вы, пран Махтун, распорядитесь подать мне что-нибудь поесть. Это по вашей милости я уже около трёх суток голодаю.
Глава 3
На полном и даже одутловатом лице трактирщика Лерана с утра поселилось траурное выражение. Густые тёмные брови стояли «домиком», собирая лоснящуюся кожу лба в глубокие морщины, а уголки рта, напротив, ползли вниз, делая не слишком старого ещё хозяина гостиницы похожим на внезапно облысевшего пса трагерской породы. Впрочем грусть и печаль стали единственными спутниками Лерана в этом месяце. Он даже перестал орать на служанок и повариху, с которой жил невенчанным почти десять лет. Бессмысленно. Всё равно после мгновенной вспышки накатывала тоска, развеять которую вином мешала прирождённая жадность, а дракой — трусость. Вот убежать бы на купеческом корабле за три моря, в Тер-Веризу, например, да жалко бросить нажитое упорным трудом добро.
А терзало Лерана осознание собственной глупости. Это же надо на старости лет так вляпаться! Всё его благосостояние зиждилось на очень простом замысле. Харчевня «Морской конь» (вывеска — синего цвета скакун с раздутыми ноздрями и выпученными глазами мчится на гребне волны, окутанный белой пеной) стояла в каких-то ста шагах от торговых причалов Аркайла. Здесь швартовались каракки, едва ли не из всех держав мира. Везли на продажу товары, пользующиеся спросом здесь, а обратно грузили такое, в чём испытывал нужду народ в их родных землях.
Сходили на берег моряки — рыжие тер-веризцы в юбках, бородатые унсальцы, длинноносые смуглые вирулийцы, усатые браккарцы. После недель, а то и месяцев, проведённых в море, они, что называется, дорывались до суши. Гуляли от души. Пропивали жалование, иногда даже оставались должны. В «Морском коне» были созданы все условия для беззаботного отдыха корабельных команд. В подвале бочки вина — правда, самого дешёвого из крепких. Там же окорока, сыр, купленные из залежалых остатков, но, если счистить плесень и вырезать подгнившие куски, то очень даже ничего на вид и на вкус. А что тут такого? Когда моряки пьют и гуляют, они не слишком-то переборчивы в еде, лишь бы вино с ног валило. А пьяные моряки требуют девок, о чём у Лерана имелся договор с хозяйкой борделя по соседству. И ещё немаловажно — когда в одном месте собирается много пьяных мужчин, истосковавшихся по ласке, и женщины, не отличающиеся целомудрием, часто вспыхивают драки.
Лупят друг дружку моряки всегда с полной самоотдачей, от души, старательно, чтобы не пришлось переделывать, ведь морская натура такова — любую работу нужно выполнять тщательно, чтобы не получить линьков от шкипера и зуботычину от боцмана. Поэтому в ход идут бутылки и мебель, которые часто не выдерживают столкновения с головами и прочими частями тела буянов. За сломанные столы и лавки, битую посуду и окна Леран взимал с проспавшихся моряков немалые деньги. В этом ему помогал десятник поровой стражи, которые исправно получал четвёртую часть с каждой «вымученной» суммы. Если у моряков оказывалось, что называется, в кармане — вошь на аркане, то угрожали жалобой герцогу капитану корабля. Как правило, после этого нужное количество «башенок» находилось очень быстро. Герцога Лазаля побаивались. Он своих подданных в обиду не давал, мог и лишить корабль права входить в порт Аркайла.
В общем, долго ли, коротко ли, а жил хозяин гостиницы очень неплохо. Каждую седмицу увесистый мешочек с серебром припрятывал — закапывал в подвала, в месте, одному ему ведомом. И на жизнь оставалось. Вина он пил не чета тем, которые продавал постояльцам, да и закуски мог позволить не простецкие, а привезенные из дальних стран. Сыр вирулийский, печень трески браккарскую, мясо вяленое из Трагеры, да всякие невиданные фрукты с жарких островов Айа-Багаан.
А вот с последними постояльцами явно прогадал.
Когда в порту с тер-веризского корабля с высокой кормой двумя мачтами с полосатыми «косыми» парусами сошли два десятка здоровенных, пугающего вида кринтийцев, Леран обрадовался, разве что не завизжал от восторга. Высокие, плечистые. На щеке у каждого — татуировка его родового знака. Кулаки с пивные кружки. Вооружены палашами, которыми в Аркайле никто, кроме рейтаров, не пользовался, предпочитая шпаги. Правда, одевались заморские гости странно и даже, на взгляд местных жителей, чудаковато. Юбки, свободные рубахи с кожаными жилетами и цветастые гетры. Ну, дикари, что с них взять? Какой уважающий себя мужчина напялит юбку? Курам на смех.
Впрочем, высмеивать кринтийцев не рискнул бы никто в Аркайле. Благородные праны знали, что дуэли не будет. Разрубят от плеча до пояса. Или кулаком по голове. А кулаки у них, как… Ну, да. Именно как кружки. Отребье, ошивавшееся в порту и в прилегающих кварталах, обитатели трущоб и всяческий преступный люд — от грабителей, не гнушавшихся убийством, до виртуозов-карманников — тоже опасались суровых бойцов с южного материка. Такому залезь в карман. Вначале сломает руку, а потом только будет разбираться, что случилось.