Для кого-то возраст зрелости и мужества, а для кого-то — утраченных надежд и растоптанных мечтаний.
[1] Эскадрон — подразделение тяжёлой кавалерии в Аркайле, Кевинале, Трагере. В разные времена эскадрон состоял от 120 до 500 всадников.
Глава 5, ч. 1
Опираясь спиной на мачту, Ланс играл на флейте. Эльшер алла Гафур не солгал. Инструмен оказался очень и очень неплохим. Пожалуй, за него просили на рынке не меньше полусотни «башенок». Конечно, ни в какое сравнение не идёт со скрипками и цистрой, которые некогда принадлежали менестрелю. Не говоря уже о свирели, возраст которой исчислялся не одной сотней лет. Когда альт Грегор увидел её впервые, он подумал, что так не бывает, слишком невероятным казалось везение, а испробовав древнюю реликвию в деле, понял, что готов заплатить любые деньги. Полторы сотни золотых «лошадок». Многие знакомые праны были готовы продать совесть, честь и Родину за вчетверо меньшую сумму. Но флейта шкипера Эльшера не позволяла придраться к выбору айа-багаанского моряка. В самом деле, палисандр, отделанный серебром, отзывался на легчайшее прикосновение магии.
С таким чувствительным инструментом Ланс не имел дела уже очень давно. Пожалуй, с тех самых пор, как безвозвратно утратил свои, за баснословные деньги купленные и с великим тщанием оберегаемые. Ксилофон, цистра, две скрипки и свирель, которая, по утверждению продавца, помнила руки людей, видевших Вседержителя собственными глазами. Когда после мошеннической со стороны браккарцев дуэли он бежал из Аркайла, то инструменты остались в замке герцога. Так же, как и слуги — туповатые, но исполнительные Бато и Бето. Ну, эти-то как раз не пропадут. В Аркайле хватает господ, которым именно такие слуги нужны. Без мозгов, но работящие. А то и в порту могли пристроиться грузчиками. Силушки у них не занимать стать. Лишь бы Коэл тогда догадался вывести их потихоньку из замка. А если даже и недосуг капитану стражи было заниматься чужими слугами, то издревле закон герцогства гласил — слуга за хозяина не ответчик. Вот наоборот частенько случалось… Любопытно, что в последнее посещение Аркайла Лансу даже в голову не пришло ни Коэла спросить о судьбе слуг, ни у Регнара поинтересоваться — как там его инструменты? Разве о них он думал? Безумен был, как есть безумен… Вот уж воистину, кого Вседержитель желает наказать, того лишает он разума. Так сказано в Писании.
Несколько дней альт Грегор привыкал к звучанию флейты и искал особые подходы к ней. К каждому музыкальному инструменту нужно отыскать свой путь, свою тропку, свои приёмы, тогда он отзовётся и отблагодарит чудесной музыкой. Даже окарина или пастушья дудочка зазвучат так, как никогда ранее. Истинный менестрель не только придумывает музыку, но способен её исполнить на чём угодно. Хоть на бутылках, подвешенных за горлышки к потолочной балке в корчме. А то придумывать гениальные творения всякий мастак. Любой самоучка, едва-едва освоивший азы обращения с магией, начинает сочинять музыку и почему-то уверен, что лучше него никто никогда ничего не придумывал. Попытавшись исполнить нетленные творения перед людьми (не важно — перед рыночной толпой или в кругу тонких ценителей), они часто испытывают жуткое разочарование. Некоторые не могут его перенести и навеки теряют интерес к музыке. Сетуют на бесчувственных зрителей, ничего не понимающих в возвышенном искусстве. Попытаться отточить ремесло и создавать, в самом деле, хорошую музыку им не приходит в голову.
Сам Ланс альт Грегор пору ученичества прошёл давно. Ему посчастливилось всё-таки закончить Трагерскую музыкальную академию. Хотя в те годы казалось, что несчастнее подростка нет во всех двенадцати державах. Но учителя сумели вбить в его голову главное — умение критически относиться к тем мелодиям, которые юный менестрель играет, и навыки усидчивости, способствующие подчинению любого музыкального инструмента. Даже самого норовистого.
Потратив пару страж на «притирание» к флейте, Ланс уже мог использовать её возможности на полную силу. Все уникальные оттенки звуков и полутона, весь широкий диапазон почти в четыре октавы — от ноты «ре» второй октавы до ноты «до» пятой октавы. А уж потом начал играть от души, импровизировать, как и любил поступать во всех жизненных ситуациях.
Жизнь менестреля — сплошной импровиз. Жизнь — это музыка, а она не терпит косности и рутины. Играть одно и то же из года в год? Что может быть скучнее? Это могут стерпеть разве что придворные маги-музыканты, которые редко придумывают что-то своё, но вынужденные постоянно развлекать правителей и их лизоблюдов музыкой известных сочинителей. Ну, и ученики, конечно, вынужденные отрабатывать наинуднейшие гаммы и упражнения. Настоящий менестрель всегда в поиске, созидает новые созвучия и мелодии, играет с темпом и ритмом… И плюёт на тех, кому его творчество не по нраву. Своего слушателя он найдёт всегда. Найдёт, влюбит в себя и удержит на протяжении многих лет. Почему так не получается с женщинами? Или, вполне возможно, получается, но не у Ланса альт Грегора. А всему виной, по всей видимости, неудержимая тяга к импровизации. Он мог повторять несколько раз общую тему сонатины или канцоны, но никогда не повторял в точности до единого звука. Даже если Ланс шёл слегка в разрез с собственными принципами и играл ту же музыкальную тему, слушатели, как правило, этого не замечали.
Вот и сейчас, несмотря на то, что четвёртый день альт Грегор «терзал» флейту одной и той же песней. Именно так, песней или же канцоной. Ни соната, ни каприччио, ни токката и ни фуга не могли отразить его мысли и чувства. Просто Ланс снова начал сочинять стихи вместе с музыкой. Свои строчки он не собирался никому показывать, не будучи уверенным, что достиг в них такого же мастерства, как и аккордах и флажолетах. Но они сами по себе возникали в голове, а звуки нанизывались уже на них.
Прости, что я тебе испортил вечер —
Ты так была волшебно хороша.
От озаренья мигом кратких встреч с тобой
Ввысь вознеслась мятежная душа.
Густые локоны покрыли плечи…
А ныне, кипу мыслей вороша,
Прошу простить испорченный тот вечер —
Ты так была волшебно хороша.
Кстати, стихи эти являлись для менестреля тоже полнейшим импровизом. Он не намеревался их придумывать, пока не уселся под мачтой «Бархатной розы». И тогда строчки начали нанизываться одна на другую, обзаводясь рифмами, словно сами собой.
Магия прикоснулась к флейте.
Полились звуки.
Команда фелуки, снующая туда-сюда, повинуясь строгим окрикам боцманов, невольно замедлял шаги и старалась потише шлёпать босыми ногами по палубным доскам.
Свободные от вахты матросы, усаживались поблизости, занимаясь неотложными делами — сплеснивая шкоты или теребя пеньку. Пунг и Вонг притихли на бухтах канатов. Один — между Лансом и правым бортом, второй — между Лансом и левым бортом. Они по-прежнему не доверяли менестрелю, опасаясь, что он выскочит прямиком в море.
Да, вздумай он покончить жизнь самоубийством, лучшего способа не придумаешь. «Бархатную розу» неотступно сопровождали акулы. Некрупные, с тёмно-синей, почти чёрной спиной, белым брюхом и острой мордой. Иногда Лансу приходила в голову совершенно безумная мысль, что это браккарский король Ак-Орр послал в погоню рыб, ставших гербом его Дома. А почему бы и нет? От островитян теперь можно ожидать всё что угодно. Не зря же пран Нор-Лисс так снисходительно показывал ему власть магии над миногами. Вряд ли акулы более устойчивы…
Но Ланс не собирался тонуть. Ни малейшего желания не испытывал, равно кА ки не собирался быть съеденным заживо мерзкими зубастыми рыбами.
Ведь он узнал, что Реналла — вдова.
Вдова…
Раньше Ланс и помыслить не мог, что будет смаковать это слово на языке, как саоме дорогое вино.
Теперь между ними нет препятствий. Ну, или почти нет. Нельзя же считать таковыми его плен на айа-багаанской фелуке или приговор о пожизненном заключении, вынесенный на родине? Когда такие мелочи могли остановить настоящего искателя приключений? Тем более, Реналла в опасности. Возможно, скрывается от властей, терпит лишения с малолетним сыном на руках, без гроша в кармане.
У Ланса альт Грегора вновь появилась цель в жизни. Если совсем недавно, в Бракке, ему казалось, что нет ничего под светом солнца и луны, что могло бы удержать его на земле и оправдать существование, и он готов был последовать за принцессой, когда тоска окончательно возьмёт за горло, то сейчас он совершенно точно знал — нужно выжить любой ценой. И не просто выжить, а получить свободу, потом не попасть в лапы очередных врагов, заимевших на него зуб, обзавестись каким-никаким оружием, добыть немного денег и начать поиски. Только так он сможет искупить слабость и нерешительность прошлого.
Ненужных слов я не сумел оставить,
А самых главных слов не подобрал.
Теперь твердит назойливая память их,
От наставлений «мудрых» я устал.
Так хочется хоть что-нибудь исправить —
Срок этой жизни короток и мал.
Пытаюсь лишние слова оставить,
А самых главных вновь не подобрал.
Менестрель играл полузакрыв глаза, но сквозь ресницы увидел сапоги на высоких каблуках капитана Махтуна алла Авгыз. Как всегда надраенные до зеркального блеска и с блестящими медными пряжками. рядом с ним остановилась обувь попроще — носок потрескался, и сбоку кусочек жёлтой грязи прилип. Это, несомненно, бородатый Эльшер алла Гафур, шкипер и любитель музыки.
Ланс знал, зачем они пришли к нему. Вовсе не послушать музыку. Подходил к концу уже двенадцатый день путешествия. И всё это время «Бархатную розу» преследовала браккарская каракка. Самое быстроходное судно северных островов. «Лунный гонщик». Любая фелука айа-багаанцев без труда уходит от каракки при боковом или встречном ветре, благодаря вёрткости и «косым» парусам, придуманным для галсов, но когда дует в корму, ширина парусов давала себя знать.
Так случилось и сейчас. Пока оба судно двигались галфвид[1], «Бархатная роза» держалась впереди. Но когда северо-восточный сменился северным, а потом и северо-западным ветром, «Лунный гонщик» начал приближаться. Понемногу, отыгрывая несколько лиг в сутки, но неотвратимо. Вот уже три дня браккарскую команду можно было рассматривать без зрительной трубки. К великой радости Ланса, главного учёного и, вне всяких сомнений, сильнейшего колдуна Браккары, он не разглядел. Зато неоднократно видел Дар-Виллу. Шпионка могла стражу напролёт простоять на фордеке. Оставалось только догадываться, какой разнос она получила от Нор-Лисса, от главы тайного сыска Дар-Пенна т