ак такие дома не валит ветер, но проверить пока возможности не было. Из всех двенадцати держав он не посетил пока что Райхем и Голлоан, но и не слишком жалел об этом, вспоминая рассказы о страшной жаре райхемских степей и напитках из кислого молока, которые бытовали у тамошних дикарей вместо вина, а на остров — родину узкоглазых темнокожих бойцов — из-за живности, населяющей его же, наравне с самими голлоанцами. Ведь всем известно, что ядовитые жабы, смертельно опасные комары, отравленные бабочки, зубастые черви, гигантские многоножки, колючие жуки и прочие твари, не говоря уже о змеях, шершнях и клещах-кровососах, водятся исключительно в дождевых лесах Голлоана. Ланс не испытывал желания сводить с ними близкое знакомство. Уж лучше встретиться с чёрным медведем в Карросских горах, чем с саженной ящерицей, из пасти которой каплет яд. А теперь, после общения с Пунгом и Вонгом у менестреля исчезло даже желание слышать что-либо о Голлоане.
Нависающие над улицей верхние этажи домов давали достаточно тени, несмотря на то, что солнце стояло в зените. Под стенами лежали собаки с вываленными розовыми языками. Дышали жадно и тяжело. Вряд ли горячий воздух помогал им охладиться. Если здесь так жарко в начале осени, то что же делается в разгар лета? Наверное, тогда все собаки Трагеры становятся морскими собаками — в воде хоть немного прохладнее.
Больше никого живого на улицах не было. Коты наверняка прятались в погребах, голуби и воробьи укрывались от солнца под козырьками крыш и на чердаках. А коровам и козам днём положено пастись в поле, а не слоняться по городу. Люди, само собой, отдыхали. Кто-то дремал у себя дома, кто-то неспешно болтал, попивая кислое слабенькое вино с виноградников Роя-Герра — до них отсюда рукой подать — в харчевнях.
Ещё одно преимущество узких улочек — в них всегда гуляет ветер. Воздух втягивается в тесное пространство между домами, как в печную трубу, создавая сквозняк. Он обдувает прохожего и приносит пусть малую, но свежесть.
Всё бы хорошо, но сквозняки Эр-Кабечи невыносимо воняли рыбой.
Выросший в землях, расположенных далеко от моря, менестрель с детства не слишком восхищался ароматами даров моря, а уж после приключения на Айа-Багаане, когда ему пришлось прятаться в корзине с килькой, заработал стойкое отвращение к рыбной вони. Лансу казалось, что он отмывался несколько дней, настолько слизь вместе с запахом впиталась в его кожу и волосы. С тех пор селёдка, килька и анчоусы стали его злейшими врагами.
В Эр-Кабеча, рыбацком городке, вряд ли могло пахнуть по-другому. Его жители кормились из моря и зарабатывали на нём. Но альт Грегору казалось, что он сходит с ума. Срочно захотелось выпить вина. На серебряную монету, подаренную ему лейтенантом, Ланс мог купить кувшин самого лучшего бурдильонского, но откуда такое вино в трагерской глуши? С другой стороны, монета предназначалась «на развод» и тратить её на выпивку не хотелось. Тогда что остаётся? Заработать денег музыкой, благо флейта-пикколо оставалась с ним. Шагая по улицам, Ланс ощущал её спиной, поскольку засунул на пояс сзади.
С большим трудом менестрель сдержался, чтобы не постучать в ближайший ставень и не спросить — где тут самая дорогая харчевня, для дворян? Но, памятуя что столь неосторожный поступок чреват скандалом, а то и потасовкой, он решил вести себя благоразумно. Всё равно в десятках маленьких провинциальных городов заблудиться можно только в том случае, если завяжешь глаза и вольёшь в себя три-четыре кувшина самого крепкого вина. Все дороги ведут к рыночной площади в центре. Всегда. Они расходятся, как солнечные лучи или, если угодно, как щупальца у спрута. На площади стоит ратуша, размер которой зависит от того, насколько богато поселение, напротив — церковь. Очень часто в самой серёдки сохраняется колодец с «журавлём» — наследие стародавних времён. А по окружности, само собой, лавки и харчевни с гостиницами. Утром площадь занимают торговцы всяческой снедью, к полудню она пустеет, а ближе к вечеру превращается в место для прогулок, великосветского общения и нудных многозначительных разговоров, ибо провинциальные праны имеют необъяснимую тягу к бесконечным разглагольствованиям, а купцы и богатые ремесленники, во всём тянущиеся за дворянским сословием, им неустанно подражают.
Харчевни, гостиницы и постоялые дворы… Если не половина жизни Ланса альт Грегора, то третья часть точно прошла в этих заведениях. Жизнь менестреля связана со странствиями и путешествиями, а далеко не всегда тебя приглашают богатые праны, готовые предложить стол и кров. Зачастую приходилось колесить по материку на свой страх и риск, пользуясь громки именем для сбора платы за выступления. Когда же Лансу случалось вступать на военную службу, то жизнь в походных палатках приедалась настолько быстро, что ночёвка в каком-нибудь захудалом постоялом дворе на задворках Кевинала начинала казаться счастьем. Поспать на настоящем тюфяке, а не на свёрнутом плаще. Съесть чего-нибудь, приготовленного не на костре, где варево с одной стороны котелка может обуглиться, а с другой — оставаться сырым. Посидеть за столом под крышей, а не на семи ветрах вокруг барабана.
Одно время Ланс собирал названия харчевен и гостиниц, как иной богатый пран из древнего Дома собирает разные типы клинков, увешивая в родовом замке все стены. Но богачам приходится платить звонкую монету за своё увлечение, а менестрелю он не стоило ни гроша. Знай себе читай вывески и запоминай. В последние годы, отягощённый грузом совсем иных забот, он как-то забросил прелюбопытнейшее занятие. Да и память стала подводить. Всё же не мальчик уже. Но когда-то ему удавалось даже выделить особенности наименований в различных державах северного материка.
К примеру, в Кевинале любили использовать слова и сочетания слов, обозначающие части кораблей или просто взятые из мореходного дела. «Пушечное ядро», «Нок рея», «Грота марсель», «Полтора брасе» (там, где аркайлец сказал бы — семь локтей), «Пороховой погреб», «Тихая бухта», «На всех парусах», «Морская пучина». В Тагере часто попадались гостиницы и трактиры с названиями, словно позаимствованными у церковников. «Святое пристанище», «Усталый путник», «Обитель Вседержителя», «Приют Всех Святых», «Добрый Беда», «Святой Игг», «Стигматы Трентильяна». А вот на родине Ланса альт Грегора каждую вторую харчевню украшала надпись «Винная бочка» или «Добрый пекарь». Нередки были «Пальчики оближешь», «Яичница и окорок» или «Кружка пива». Унсальцы тяготели к ярко раскрашенным вывескам с позолотой и соответствующими словами «Корона», «Рука короля», «Трон и честь», «Королевская милость», «Добрый король», «Верный рыцарь». Из вирулийских гостиниц менестрель запомнил две — «Зелёный пёс» и «Кот и флейта». Почему бедная собака была зелёного цвета и какое отношение кошки имеют к музыкальным инструментам, история умалчивала. Зато лоддеры перещеголяли всех. Совет епископов принял закон, согласно которому все харчевни именовались попросту «Харчевня», а все гостиницы «Гостиница». Очень мудрое решение, сразу избавившее десятки хозяев заведений от необходимости мучиться и ломать голову.
За воспоминаниями и размышлениями Ланс сам не заметил, как оказался на главной — и единственной площади — Эр-Кабеча. Да, он нисколько не ошибся. Она предстала именно такой, какой и должна была быть. Жёлтая пыль, утоптанная босыми ногами черни. Сложенный из белёсого камня колодец и журавель с рассохшейся бадейкой, которую уже давно пора заменить. Одноэтажная ратуша, с неизменными собаками на крыльце, и башенками по углам. Церковь с высокой звонницей, где маленький колокол слегка покачивался на ветру. Рядом с ней — деревянное питейное заведений с широкой верандой под навесом, куда по прохладе можно выносить столы. У крыльца — коновязь. Пустая. Ну, кто же будет издеваться над лошадьми, оставляя их в полдень под солнцем? Над входом висела широкая доска, разрисованная некогда яркими, а нынче выцветшими до неузнаваемости красками. С трудом угадывалась надпись — «Благочестивый Беда». Но изображение самого святого превратилось в зеленовато-коричневое пятно неопределённых очертаний.
Поднявшись по трём ступенькам, менестрель решительно толкнул дверь.
Как и положено, внутри царил полумрак. Не до конца прикрытые ставни не пропускали солнечный свет, но позволяли гулять сквозняку, напоённому всё теми же рыбными ароматами. Правда, запах жаренной баранины и чесночного соуса боролся с ними довольно успешно. За стойкой скучал хозяин заведения, бородатый и крючконосый, из-за повязанного на голову цветастого платка похожий на разбойника с большой дороги или пирата. Он задумчиво наблюдал за перелетающими с места на место мухами, словно в их беспорядочном движении был заложен какой-то смысл, который нужно обязательно разгадать. За одним из столов сидели четверо мужчин в чёрных камзолах и светлых рубахах. Все при шпагах, усы и бородки по трагерской моде. Возможно, офицеры здешнего гарнизона. Ведь не могла же Эр-Кабеча обходиться без гарнизона! Но не исключено, что просто путешествующие по своим делам праны. Они лениво трясли кожаный стаканчик и выбрасывали на столешницу кости. Игра «по маленькой» — любимая забава благородного сословия, не принадлежащего к Высоким Домам. Ничего сложного. Делается ставка, потом каждый бросает кости. Выигрыш забирает тот, у кого окажется самая большая сумма выпавших «очков». В Роте Стальных Котов офицеры предпочитали игры сложнее, с большим количеством правил и ограничений, хотя обычные наёмники довольствовались упрощённой разновидностью забавы.
В дальнем углу, спиной к стене сидел одинокий посетитель. Высокий, слегка располневший в камзоле из бархата, явно дорогого. Взгляд Ланса сперва скользнул по нему, отметив три кувшина на столе и ни одной тарелке, а потом вернулся. Быть этого не может! Здесь? В забытом Вседержителем уголке Трагеры?
Глава 10, ч. 2
Менестрель решительно прошагал через зал и, отодвинув тяжёлый табурет, уселся напротив.
— Ну, здравствуй, Регнар. Откуда ты? Какими судьбами?