- Да! - радостно выкрикнул Ури. - Так и есть! Вот она, остановка! Мы остановились на холме, и нашли правильный путь! Книжка-то годная! Верно ведь, Вир?
- Это всего лишь интерпретация, но пусть будет по-твоему, - ответил Златорукий.
- Небесный Харлей! - взявшись за тонкую бородку, Неп хитро улыбнулся. - Опять непонятное говоришь. Это какое-то ругательство? Ты таким словам научился у запагубных выродков? Ответь, Вир! Только не говори, что это не важно, просто скажи, что такое интер... - предводитель Вампиров покрутил ладонью, - интер... вот это вот самое.
- Бесполезно объяснять, - кастомайзер самодовольно ухмыльнулся, - но будем считать, что это слово-заговор от степных хищников.
- Напишешь мне его на седле, когда вернемся в стан, - сказал Ури, - а теперь вперед, за вердогами!
Два президента и кастомайзер спустились с холма к остальным кочевникам.
- Братья-байкеры! - проорал Ури, вытащив из чехла секиру. - Чуваки и... - Ури указал на Яву Бесноватую, - чувиха! Скоро нам предстоит битва с вердогами. Я очень надеюсь, что никто из вас не зассыт! Помните только, тварям черного цвета нельзя смотреть в глаза, иначе кранты! Просто бейте их, стреляйте в них, не глядя в их поганые зенки! Мы байкеры, с нами Небесный Харлей и поэтому мы победим! Мы воспитаны степью! А тот, кто воспитан степью, не боится отродий степных кошмаров!
- Семь и три! - прокричали в ответ кочевники.
Гексаграмма 27 (И) - Воспитание
Умеренность в делах хороша, когда она начинается в мыслях и чувствах
- По-моему, неплохо получилось, - сказал Юл, одобрительно цыкнув.
- Да, - согласилась Хона.
Действительно, плот удался на славу. Занимая добрую половину лоджии, он состоял из десяти поддонов и шести пластмассовых бочек. Шесть палет были связаны друг с другом и бочками с помощью лиан и вьюнов, второй ряд, состоящий из четырех поддонов, лежал поперек первого и был скреплен с остальной конструкцией все теми же ветвящимися вездесущими растениями.
Кроме того Юл вырезал из молодой осины длинный шест и нашел широкую пластмассовую штуковину, схожую по форме с веслом. Ведь плотом необходимо будет управлять. Хона же смастерила удочки. В сарае она обнаружила длинные, чрезвычайно прочные нити, намотанные на катушку, которые младший правнук назвал "леской". Из побегов она сделала несколько удилищ, крючки соорудила из проволоки, а в качестве грузила решила использовать маленькие металлические статуэтки, валявшиеся в грязи на полу в одной из комнат первого этажа. В темном и сыром месте девушка накопала червей.
Хона утверждала, что нужно наловить рыбы до того, как они окажутся в устье речки; ведь она впадает в Пагубь, а все, что обитает в Пагуби и в землях за ней, употреблять в пищу недозволенно. Юл не стал возражать, хотя и сомневался в правильности выводов спутницы.
- Уже вечереет, - сказал парень, - так что переночуем здесь, на втором этаже, а то вдруг собаки сумеют пробраться во двор. А завтра поплывем.
- Я... - Хона вдруг помрачнела, - совсем забыла о Стреле. Она же останется здесь...
- Кто? - не понял Юл.
- Стрела, так зовут моего байка. Вернее байкерицу.
- Ты никогда не произносила ее имени.
- Имена четвероногих друзей нельзя произносить при посторонних.
Парень обрадовался тому, что Хона не считает его чужим. И тем менее, осторожность в общении не помешает. Юл мог бы сказать правду, что придется пожертвовать животным, но вместо этого он произнес:
- Лош... то есть байка, конечно, жалко, но он останется запертым и травы с листьями на деревьях хватит надолго, а потом, может, ему повезет, и он выберется.
- Ты бессердечный, - констатировала Хона, - тебя еще воспитывать и воспитывать.
Вдруг послышался заунывный, душераздирающий вой. Сперва заголосила одна собака, а следом к ней присоединилась вся стая. Девушка вздрогнула.
- Не бойся, они за стеной, - сказал Юл, и тут же мысленно обругал себя за такие слова. Ведь Хона не любила признавать собственных страхов. Сейчас возьмет и накинется на него.
- Я не... - глаза девушки сверкнули, но вопреки ожиданиям парня она спокойно сказала:
- Тебе легко, на тебя ведь не действуют чары черных вердогов.
- Не действует...
Юлу очень хотелось доказать, что и на Хону гипнотическая сила собак тоже не будет влиять, если она разуверится в сказках, которые внушили ей в детстве. Но как ей это объяснить? Он уже один раз пытался. И тут парня посетила идея. Когда-то прадед Олег в шутку лечил его и Темерку от страха перед вездесущей демоницей Радиацией-Ягой. Темерка, наверное, до сих пор так и верит в силу заговора, а подросшему Юлу последний из предков объяснил суть.
- Хочешь, и на тебя не будут действовать?
- Как? - брови Хоны поднялись.
- Понимаешь, - Юл скорчил серьезную мину, - мне нельзя об этом говорить, но тебе скажу. Мой прадед Олег, чей прах я везу к морю, был великим колдуном, и он знал заклинание, благодаря которому не страшен никакой гипноз... ну, то есть чары.
- Врешь, как всегда! - выпалила Хона, но глаза ее загорелись жадным любопытством.
- Эх, это мне тебя еще воспитывать и воспитывать, - произнес Юл, - хочешь, прочитаю заклинание специально для тебя. Оно называется "заговором Великого Плацебо".
- Чего?
- Плацебо. Возможно, так звали одного из небесных байков, о которых вы просто не слышали...
- И зачем тебе это нужно?
- Ну, просто... - парень как бы замялся, смутился, - при посторонних это заклинание нельзя произносить, но... ты ведь мне не посторонняя...
- Ладно, давай, - согласилась Хона после минутного раздумья.
Парень потер ладони, приложил их ко лбу девушки и продекламировал:
- Интерпретирую твою фобию, как иррациональное, которое есть самоподдерживающаяся фрустрация по отношению к непостижимой, а оттого враждебной окружающей среде, и дарую тебе Великое Плацебо отваги, дабы страхи твои канули в Лету, и ты оседлала собственную Тень.
Парень убрал руки от головы девушки.
- Все, - сказал он, - теперь ты можешь смело смотреть в глаза черным собакам.
- Я ничего не поняла, - призналась Хона, - но... это правда? Вердог теперь не зачарует меня?
- Не зачарует, - не моргнув глазом, произнес Юл.
- И я тебе не посторонняя?
- Не посторонняя, - подтвердил юноша, и сердце его забилось чаще и сильнее.
Он вдруг страстно возжелал наступления ночи, но день все никак не хотел уступать свои права темноте, небо с облаками на горизонте было по-прежнему светло и будто специально мучило парня невыносимой яркостью. Он заглянул в глаза Хоны и провалился в какое-то всеобволакивающее счастье, где каждая клеточка напряженного тела пузырится неизъяснимой радостью и жаждой слиться в безумном экстазе с другим таким же напряженным и счастливым телом. Юл привык контролировать себя, но сейчас он не мог обуздать это наваждение и, главное, не имел никакого желания делать это.
- Я не хочу, чтобы ты был рабом, - прошептала Хона, необычайно ловко скинув с себя кожаную кирасу, - я хочу равного...
"...хочу равного... что бы это значило?.." - вопрос, будто маленькая волна от камушка, брошенного в воду, прошел легкой рябью по сознанию парня и тут же затух.
Юл коснулся ладонью груди Хоны. Он ощущал ее тепло и силу даже через ткань, а затем парень прильнул к девушке и повалился с ней на плот.
- Закрой глаза, коснись меня, ты пахнешь соблазном и медом, - зашептала байкерша, стягивая с юноши рубаху, - исчезнет грязь осколков дня... ударит в гонг природа...
- Что это? - выдавил из себя Юл, задыхаясь от сладостного предвкушения, от прикосновения к чему-то, чего он еще ни разу не испытывал.
- Это судьбоносная баллада об искушении и любящих сердцах...
- Я о другом, что это?..
- Закройся уже, и ничего не спрашивай! - Хона буквально впилась в Юла, прокусила ему до крови нижнюю губу.
Было больно, но и безумно приятно. Парень захлебнулся восторгом, а его руки сами собой проникли в брюки байкерши, пальцы нащупали бугорок, едва покрытый растительностью и...
Хона вдруг отстранилась, глубоко втянула воздух, к чему-то прислушалась. Юл потянул ее к себе, но она оттолкнула младшего правнука:
- Тихо!
- Что? Давай...
- Тихо, я сказала! Слышишь вердоги воют?
- Они и до этого выли... - разочарованно произнес парень.
- По-другому выли... и еще...
И тут Юл услышал конский топот, а следом знакомый голосище заглушил отчаянный вой псов:
- Только не смотрите черным в зенки, лупи тварей!
- Папа! - воскликнула Хона, вскочив на ноги. - Все, триндец!
Юл никак не мог прийти в себя, лежал на плоту, а Хона, схватив суму с удочками и нацепив акинак, уже орала:
- Долбаный кегль, какого баггера ты разлегся, вставай, уходим!
На улице слышались рык, подвывание, скулеж, конское ржание, отборная ругань, звон тетивы и металла.
Юл подорвался, одел рубаху.
- Сталкиваем плот, - протараторил он, - по идее он должен упасть на край берега, потом прыгаем, только отталкивайся посильней, чтобы в воду упасть, а не на землю.
- Без тебя знаю! Давай, давай, быстрей!
С первого раза сдвинуть плот не получилось. Одна из бочек зацепилась за штыри, торчащие из бетона. Пришлось приподнимать всю конструкцию. Наконец, после минутного усердия плот полетел вниз. Следом Юл скинул осиновый шест и пластмассовое весло. Парень хотел что-то сказать напарнице, но не успел, Хона молча, с короткого разбега сиганула с лоджии. Послышался плеск. Младший правнук закинул на плечо походную сумку, схватил гладиус, принялся искать малую боевую лопату. Было уже довольно-таки темно, и парню пришлось на ощупь перебирать хлам, лежащий в углу.
- Ну где ты там! - послышался нетерпеливый окрик Хоны. - Я уже плот в воду затолкала!
- Я... лопата! - прохрипел Юл.