Темнота.
Бесконечное белое пространство над головой. Удар, вызывающая тошноту волна боли.
Мрак.
Я выныривал из забытья и погружался снова, то был рядом со своим отцом, то «снимал стружку» с Майкла за его дерзость, то смотрел, как растет Фити. Однажды я едва смог поднять его себе на плечи, а в следующий раз…
Горячо. Слишком горячо.
Сон.
– …инфекция… Я увеличил дозы антибиотиков…
– Ник? Сожми мою руку.
Кровать подо мной дернулась. Нахлынула красная волна мучительной боли.
Мои губы были сухими и потрескавшимися.
– …в течение трех дней, но он не реагирует. Если почки отказали…
Белый туман. Боль.
– Сэр? – услышал я Дерека. – Держитесь, сэр. Пожалуйста.
– Прощай… – Я попытался откашляться. – Дружище.
– Проклятье! – Голос Арлины, как гвоздем по железу. – Не умирай на мне, сукин ты сын!
– Это… настало время.
– Дьявол! Ничего не настало! Я стал проваливаться в сон.
– Вздохни, Ник. Глубоко вздохни. – Чьи-то пальцы крепко сжимали мое плечо. – Это я, сэр, – настойчиво произнес Дерек.
Я попытался вздохнуть.
Краснота поблекла, стала белой. Дышать стало легче. Мир угасал.
Я заморгал. Дерек, седой и бледный, сидел в углу.
– Сколько времени? – Голос, точно из могилы. Он подскочил:
– Господи Иисусе!
– Не богохульствуй!
– Слава богу. – Он подбежал к кровати, упал на колени. – О, слава богу.
– Не плачь.
– Я думал, что потерял вас.
– Где твое чувство собственного достоинства? Ты – глава правительства.
– Вы… – Он решительно поднял голову. – Мой глава правительства.
Я снова отключился.
Когда я проснулся, Арлина и трое наших парней дежурили возле меня. Я был голоден как волк. К моему Рту поднесли ложку питательной смеси.
– Дайте мне настоящей пищи.
– Доктор Дженили говорит…
– Где он?
– Я как раз здесь, – раздался голос из-за двери. – С возвращением, господин Генеральный секретарь.
– Я… заблудился. – Возможно, так бывает всегда. Я попытался подвигать ногами, но у меня ничего не получилось. – Неудача?
– Вы весь в гипсовом корсете. Не пытайтесь пошевелиться.
– Чешется.
– На самом деле? – Он внимательно на меня посмотрел.
После секундного недоумения я вскричал от радости:
– Я могу чувствовать! – Несмотря на его предостережения, я вовсю шевелил ступнями. Бевин пританцовывал. Глаза Ансельма блестели.
Я взглянул на Арлину.
– А где Дерек?
– Напился. Майкл за ним присматривает.
– Слава богу. Доктор, как долго мне лежать?
– Еще три дня, даже со стимуляторами заживления. Вы должны выздороветь. Затем восстанавливающая гимнастика в течение месяца. После этого все с вами будет хорошо.
Мои глаза скользнули к Арлине:
– Успеем вырастить ребенка?
Ее улыбка согрела мне душу.
16
Если до операции время тянулось медленно, то после оно словно совсем остановилось. Я стал еще беспомощнее, чем раньше, по моему телу под одеялом змеились разные трубки. Если бы я воспользовался мобильником, задержка реплик, летящих до Земли и обратно, открыла бы мое местонахождение, и поэтому я не мог участвовать в борьбе за наши экологические законы.
Я поговорил с Бранстэдом, но радости это не прибавило. В Сенате надежд не было. Он и Робби были твердо настроены добиваться победы, поставить все на карту. Я неохотно согласился.
Когда Арлины не было, рядом со мной сидели Филип с Джаредом.
Следующим вечером Тэд Ансельм не вернулся ночевать в отель. Майкл поведал об этом Арлине – возможно, со злости. Она легла спать и рассказала мне все на следующий день.
Я расстроился сильнее, чем из-за чего-то другого. Несмотря на отдельные намеки, на которые мне следовало обратить внимание, я все-таки рассчитывал на его благоразумие.
Зашел Дерек, немного посидел со мной.
– Я собираюсь полететь на Землю, чтобы закончить торговые переговоры… Иногда надо быть на месте действия и держать ухо востро.
– Зачем это? – улыбнулся я.
– Там без меня могут потратить последний юнибакс. Ник, мы отправляем многие тонны зерна… – Он покачал головой. – Огромное количество, и у твоих представителей не будет другого выхода, кроме как это купить. Впрочем, только внеземные перевозки Флота могут сохранить какое-то подобие торгового баланса.
– Понаслаждайся, пока есть возможность. Через несколько лет наша продукция…
– Ты это уже говорил. Надеюсь, что на этот раз так и будет.
– В самом деле? Вы имеете нас, когда только хотите.
– В конце концов, наши интересы совпадают с вашими. Большинству из нас это известно. – Он посмотрел на часы.
– Когда ты отбываешь?
– Сегодня вечером.
Не было никаких причин чувствовать себя преданным. Абсолютно никаких.
– Что ж, ладно. – За предыдущие годы мы провели вместе очень много времени. – Майкл расстроится.
– Ник, могу я дать тебе совет?
– Конечно.
– Ты его слишком сильно пугаешь.
– Я? О чем это ты говоришь? – Я на самом деле его наказывал, но запуганным его вряд ли можно было назвать.
– Он потерял Алекса. Несмотря на его горе, ты сумел проникнуть к нему в душу и заставить его доверять тебе. А потом стал грозиться прогнать его.
– Это же он убежал из нашего дома, а не…
– Ник, вспомни, как покинул его Алекс. Некоторое время я молчал. Потом сказал:
– Я так много для него значу?
– Он уныло слоняется по отелю, весь несчастный и заплаканный.
– Он нуждается в антидепрессантах.
– Он нуждается в тебе.
– Я не психотерапевт. Все это…
– Гардемарин Ансельм докладывает, сэр. – В дверях стоял Тадеуш. Голос его звучал агрессивно, форма была грязной и помятой.
– Как ты посмел показаться мне на глаза!
– Следует ли мне отправиться в отель?
– Где ты шлялся?
Хотя это неважно. Одно распоряжение он нарушил слишком много раз.
– Большей частью на нижних уровнях.
– Уйди с глаз моих долой. Подумаю, что с тобой; делать.
– Слушаюсь, сэр. – И он ушел.
– Что бы ты с ним сделал? Он пожал плечами:
– Никогда не занимался воспитанием гардемаринов.
– А кроме них?
– Он и правда не слишком сильно отличается от Майкла. Молодой, одинокий, так же переживший утрату.
– Мы все пережили утраты, Дерек. И он не мой сын.
– Так что же ты с ним нянчишься? – Я ничего не ответил. – Когда-то давно ты спасал их… Нас.
– Мне больше нечем поделиться.
– Ты уволишь его со службы?
– Не представляю, как этого избежать.
– Проклятье, Ник! Флот – это ж не только физические упражнения и порка. – Дерек сильно гордился своей пятилетней службой по контракту. – А как насчет милосердия?
– Им не следовало производить его в гардемарины. Он не готов.
– Не разрушай его жизнь.
– Он сам ее разрушает. Дерек ничего не ответил.
Смотря по голографовизору «Мир новостей», я увидел Джеренса Бранстэда. Он говорил очень убедительно. Дескать, мы победим на Ассамблее, и в Сенате у нас преимущество в шесть голосов. Было бы на самом деле так.
Гипсовый корсет с меня сняли. Я мог двигаться – медленно, осторожно, только благодаря лунному тяготению в одну шестую обычного. Земная сила тяжести разнесла бы вдребезги мой выздоравливающий позвоночник.
Ко мне зашел Майкл:
– Не увольняйте его со службы. Пожалуйста.
– Это ты дал знать Арлине о его отлучках?
– Да. – Он весь сжался.
– Жалеешь о том, что сделал?
– Да. – Он чуть-чуть распрямился. – Мистер Кэрр говорил со мной.
– Почему ты так ненавидишь Ансельма?
– Потому что вы его так любите! – Он ударил рукой по столу. – Что бы я ни сделал – все нехорошо. – В голосе его нарастала горечь. – Послушайте! Да, я не из числа ваших несчастных кадетов. Я не ношу эту прокл… униформу и не становлюсь поминутно по стойке «смирно». Я не бормочу «слушаюсь, сэр» и не подпрыгиваю перед каждым офицером. Но Ансельм это делает, и потому вы его уважаете.
Потому, что он так мне нравится. Я стал так и сяк прикидывать. Ансельм вновь разочаровал меня, привел в ярость. Он уже набрался опыта как гардемарин и знал, на что идет. И это был не первый его проступок.
Однако…
Он мне так нравился.
– Майкл, я не жду, чтобы ты вел себя как гардемарин. И мне жаль, что я так болен.
– Какое это имеет… – Он резко замолчал, и на глазах у него заблестели слезы.
– Подойди, возьми меня за руку. – Мы посидели рядом, вполне мирно. Потом я сказал:
– Мне нравится, кем ты становишься, Майкл.
– Вы все меня воспитываете. «Сиди прямо». «Оставь этот тон». «Веди себя как следует».
– А ты знаешь, как сделать, чтобы твои дети походили на тебя? – Он покачал головой. – Сделать их внушающими симпатию.
– И вы именно этим занимаетесь, мистер Сифорт?
– Стараюсь. И я тебе уже велел не называть меня так. – Я же обратился с заявлением об опекунстве. И получил положительный ответ.
– Как же мне следует вас называть? Папа у меня есть.
– Па. Отец. Сэр.
– Вы правда так серьезно к этому относитесь?
– А ты – нет? – недоуменно спросил я. Несколько мгновений он сидел молча. Потом спросил:
– Можно сказать правду? – Я кивнул. – Да, серьезно. Я бываю не в себе иногда. Папы не стало, и. я рад, что рядом есть кто-то, кто понимает меня. Я буду звать: вас, как вы хотите, только не «папа». Никогда. Моим отцом навсегда останется он.
– Ничего подобного мне и не надо. – Я гордился этим мальчиком.
– Я попробую «па», но это будет непросто. А что касается гардемарина… Он хорошо со мной обращался, когда вы сказали, что он будет за меня отвечать.
– Это было мое решение. Я подумаю над этим.
– Да, сэр. Па.
Арлина думала, что я уволю Ансельма со службы. Как и обычно, она высказала свою точку зрения, но не стала ее навязывать, осознавая, что я и так слишком часто следовал ее советам.
– Он и сам все прекрасно понимал, – сказала она. – И все равно пошел на это. А если бы он был на корабле?