– НАЗАД, ПОКА ОНИ НЕ РАССЕЯЛИСЬ! – заорал я, стукнул по дисплейному столику, выматерился.
– Бессмысленная смерть! Пусть теперь работает Тайер!
– Рано.
– У нас кончается топливо.
Я проверил. Толливер оказался прав.
– Ладно, – сдался я, взял микрофон, включил частоту четвертой лодки. – Мистер Тайер. Начать тест!
– Далеко? – спросил я.
– Рыбы? Три миллиона километров от нас, – ответил Толливер.
– Вернемся назад. Хочу взглянуть.
– Дождись ответа четвертой.
– Ныряй!
– Есть, сэр.
Наш «Трафальгар» вынырнул возле огромного клубка рыб.
– Тайер не начал тест! – с досадой крикнул Толливер.
– Подожди, посмотрим.
Рыбы начали исчезать. Спасибо, Антон. Ты не сможешь вырваться из объятий солнечной гравитации, я обрек тебя и кадетов на смерть, но пойми, у меня не было выхода.
– Эдгар, иди в инженерное отделение. Тенер может не согласиться нырнуть с такими координатами.
– Согласится. Он всегда выполняет приказы.
– На всякий случай. Иди, – попросил я.
– Есть, сэр. – У двери Толливер задержался. – Знай, у меня уже нет ненависти к тебе. То, что ты сделал… Это выше любви и ненависти. Ты спас человечество.
– ИДИ! – рявкнул я.
Вдруг ожил динамик, затрещал помехами.
– Сэр, тут столько рыб! – причитал сквозь слезы Антон. – Мы в самой гуще! Нам не вырваться! Капитан! Вы солгали!
Я сидел как оглушенный. Ногти впились в ладони до крови. Наконец я очнулся, включил внутреннюю связь.
– Инженерное отделение, шестьдесят процентов, начать тест!
– Есть, шестьдесят процентов, сэр, – ответил Адам Тенер.
Я подготовил координаты для последнего сверхсветового прыжка в зону смерти. Там мы встретимся, порождение Люцифера.
Почему на экране нет рыб?
– Мистер Тенер, проверьте, работает ли сверхсветовой двигатель?
– Работает на холостом ходу, сэр. Мощность шестьдесят процентов.
– Увеличить до шестидесяти пяти! – рявкнул я. Время шло, а рыб все не было. Что за чертовщина?! – Адам, что с двигателем?
– С двигателем все в порядке, сэр, – ответил вместо него Толливер. – N-волны генерируются нормально.
– НЕТ!
– Пойдите сами, убедитесь.
– Пункт связи, докладывает кадет Боланд, сэр!
– Врубите семьдесят процентов! – загремел я.
– Но двигатель расплавится, сэр.
– Семьдесят! – рявкнул я.
– Есть, сэр. Семьдесят процентов. Опять нет рыб. В чем же дело?
– Что, затаились, сучары?! – ревел я, как лев. – Сюда! Летите ко мне! Летите!
Джеренс шарахнулся от меня в угол. Вбежал Роберт Боланд.
– Сэр, сообщение флота! – завопил он. – В Солнечной системе нет рыб! Совсем нету!
– Вон! – рявкнул я. – Есть! Должны быть! – В приступе бешенства я схватил микрофон и заорал во всю глотку:
– Сюда, твари! Я РЫБОЛОВ! КО МНЕ!
Вслед за Боландом с капитанского мостика вылетел Джеренс.
– Капитан, расплавится двигатель! – кричали из инженерного отделения.
– Ладно, шестьдесят пять! Но не меньше! – ни одной твари на экране не было. Я разрыдался. – Будь ты проклят. Господи! ЗАЧЕМ ТЫ ПОКАРАЛ МЕНЯ ТАК?!
Ни одной рыбины. Вот он, Господень гнев. Память жжет меня, и нет забвения.
Строгий облик отца, суровые уроки. Николас, хитрость сатаны безгранична.
Нет, я получу забвение! Нырну в пекло!
– Инженерное отделение! Ныряем! Нырнуть! Живо! – Я ударил кулаком в экран, брызнула кровь, осколки. – Быстрее! Не оставляйте меня в живых! – Я орал, как сумасшедший, дубасил окровавленным кулаком по дисплею, радуясь пронзительной боли. На мой крик сбежался весь экипаж. – Умоляю! Дайте мне умереть!
Сорвав голос, я исступленно хрипел, пока меня не скрутили.
27
Очнулся я в незнакомой каюте, протер перевязанной рукою глаза. Рядом сидел Толливер.
– Где я?
– В каюте старшего лейтенанта, сэр. Мы на корабле «Принц Уэльский».
– Как мы здесь оказались?
– Они вчера нас подобрали. Ты все еще спал под действием снотворного.
– Где рыбы?
– Нигде. Нет их больше.
– А куда летим?
– Домой.
– На трибунал. – Значит, скоро моим мучениям придет конец.
– Да.
В дверь постучали, вошел безупречного вида гардемарин, поставил поднос, козырнул, молча удалился.
– Скоро прилетим?
– Завтра. На станции «Порт Земли» почти не уцелело стыковочных узлов, но «Принцу Уэльскому» разрешат причалить вне очереди. Вас срочно требуют на Землю.
– Слава Богу.
– Ты спешишь умереть, Ник?
– Конечно. Эдгар, жить с моим преступлением невыносимо.
– Понимаю. Но ты не должен рассказывать правду.
– Что за глупости?! Эдгар, я обманул кадетов…
– Капитан! – крикнул Толливер. – Представь себя, скажем, на месте отца Кила Дрю. Твой сын прошел высокий конкурс, поступил в Академию, ты гордишься им. К сожалению, твой сын погиб, но погиб смертью храбрых, об этом знает весь мир. Это единственное твое утешение, и вдруг ты получаешь факс: ваш сын вовсе не герой, он не собирался жертвовать собой ради человечества, а на Солнце его заманил лживый начальник Академии.
– Так оно и было. Чистая правда.
– Жестокая правда! – Толливер наклонился ко мне, глядя прямо в глаза. – Наши кадеты герои. Понял? Герои!
– Но я не смогу жить! Я предал их!
– Они вызвались добровольцами. У тебя не было выбора, а теперь выбор есть. Не лишай их родителей последнего утешения.
– Но… Роберт, Джеренс, Адам Тенер… Они скажут правду.
– Я уже поговорил с ними, все объяснил. Их не в чем обвинить, ведь они выполняли приказы, поэтому допрашивать их не будут. А ты можешь признаться в чем угодно, только не в том, как обманывал кадетов. Не позорь их честные имена.
– Опять врать? Это невыносимо.
– Я знаю правду, этого достаточно.
– Эдгар, умоляю тебя, – шептал я, – не заставляй меня врать снова…
Но он был непреклонен. Он уже вынес мне приговор.
Я не сопротивлялся. Позволил надеть на меня белую парадную форму, позволил вести к шлюзу. Казалось, весь экипаж «Принца Уэльского» высыпал в коридор, чтобы в последний раз взглянуть на пресловутого Сифорта. Я хранил непроницаемое выражение лица.
Они ни о чем не должны догадаться.
Из шлюза меня вывели в «Порт Земли», провели к шаттлу, усадили, пристегнули ремнями безопасности.
Одиночная камера предварительного заключения. Меня упрятали туда же, куда я в свое время отправил сержанта Серенко, – в Портсмут. На следующий день сам адмирал Дагани вручил мне обвинительный акт. Держался он строго официально, почему-то козырнул первым. Я тоже козырнул в ответ.
Говорить я мог только с капитаном Джейсоном Тенером, которого назначили моим адвокатом. Он сказал, что у здания следственного изолятора толпятся журналисты, жаждущие взять у меня интервью, и просто праздношатающиеся.
Я собирался признать свою вину, но капитан Тенер не хотел даже слышать об этом. На первом же заседании, невзирая на мои яростные протесты, он сообщил суду, будто я считаю себя невиновным. Я кричал, что отказываюсь от адвоката, что буду отвечать на все вопросы сам, но суд не внял моим требованиям. Меня не допрашивали под наркотиками, не допрашивали на детекторе лжи. Вообще не допрашивали. За меня отвечал адвокат.
Суд длился две недели.
Когда я входил и выходил из суда, меня окружала толпа журналистов, наставляла видеокамеры, тыкала в лицо микрофонами. Я упорно молчал.
Одним из свидетелей был кадет Боланд. Он выходил в серой, всегда свежей и отутюженной униформе, честно рассказывал о моем искреннем намерении присоединиться к своим жертвам, принесенным на алтарь Солнца.
Капитаны боевых кораблей свидетельствовали о тяжелейшем положения флота, о горечи поражений, чувстве безысходности и неминуемого проигрыша войны, и о том, как резко изменилась обстановка с момента, когда мои лодки начали заманивать рыб своими N-волнами.
Адмирал Дагани поведал суду о моем предложении строить беспилотные корабли-ловушки с ядерными бомбами на борту для заманивания и уничтожения рыб, о том, как усердно я хлопотал об ускорении их подготовки.
Наконец судья приступил к чтению приговора. Стоя по стойке «смирно», я с равнодушным видом выслушивал его дифирамбы о проявленных мною героизме и изобретательности, мужестве и находчивости. Неумеренные похвалы сменились многословными доказательствами правильности моих действий, необходимости отстранения адмирала Севиля и узурпации должности главкома флота.
Меня оправдали. Господь Бог решил еще со мной поиграть.
Через неделю мне передали вызов в Лондонскую резиденцию адмирала Дагани. Я явился к нему с прошением об отставке. В кабинете, к моему удивлению, оказался сенатор Боланд. Как и после моего возвращения с Надежды, он предлагал мне пойти в политику, но я сразу решительно отказался.
– Святые небеса! Вы же так популярны! – изумлялся сенатор Боланд. – Вы спасли мир! Вас изберут!
– Нет. – Я положил на стол адмиралу прошение об отставке.
У Дагани отвисла челюсть, выпучились глаза.
– В отставку?! – простонал он. – Не валяйте дурака, Сифорт. Если не хотите в парламент, тогда оставайтесь на службе. Вы нам нужны. Нам предстоит строить флот, искать планету, где рождаются рыбы…
– Нет, – оборвал я.
– В таком случае позвольте напомнить вам, что офицер обязан служить на том посту, на который его назначат.
– А я откажусь. Или отпустите меня, или отдайте под трибунал за неповиновение.
– Вы обиделись на меня за то, что я уговаривал вас не применять 64-ю статью? Признаю, я был груб, но обстановка не располагала к вежливости…
– Вы не поняли, адмирал. Я ухожу не из-за каких-то обид, а совсем по другим, по личным причинам.
– Я понимаю, – ворковал Дагани, – вам не нравится политика, но как вы можете оставить Флот? Ник, разве офицерская честь для вас…
– Дагани! – вскрикнул я. – Не смейте произносить слово «честь» вместе с моим именем! Иначе я задушу вас тут же! На месте!
Ошарашенный адмирал притих, сенатор смотрел на меня с участием.