Надежда умирает последней — страница 32 из 49

— Как прошел обмен? Что рассказывает Таисия?

Дмитрий посмотрел на меня извиняющимся взглядом. У него явно ничего не получается. Неужели все настолько плохо? Почему он молчит? Паника захлестнула меня. Что с моей дочерью? Слезы сами полились из глаз.

— Оль, ну ты чего? Не расстраивайся. Все не так плохо.

— А как? Насколько все плохо?

Я смотрела в темные глаза оборотня, пытаясь найти там ответ.

— Обмен не состоялся. Точнее, все пошло не так, как было задумано. Была назначена встреча. Начался обмен. Вот только Таисия не захотела к нам идти. Она с середины дороги пошла назад. Получается мы потеряли заложника так никого и не получив взамен.

Захотелось выругаться. С трудом удержавшись от этого, поинтересовалась.

— Но почему?

— Не знаю. Можно было бы предположить, что она боится меня, но на обмене был Драгож. Я не знаю, почему она так поступила. Нет даже предположений.

— А ее могут чем-то шантажировать?

— Единственный, с помощью кого на нее можно надавить, здесь. Да и смысла в этом не вижу. Насколько знаю, она с рысями раньше не имела дел. Так что вряд ли что-то им должна.

— Тогда что?

— Не знаю. Но обещаю тебе узнать. Ты мне веришь?

И что ему ответить? Я испытывающе посмотрела ему в глаза, выискивая там правду. Что он может скрывать? Об одном я уже знаю точно. Вот сейчас и проверю, насколько ему можно верить.

— А что Катюша, о ней что-то известно? Как она?

Фролов, отвернувшись подошел к окну, и, стоя ко мне спиной, глухим голосом стал отвечать.

— Она жива.

— Откуда ты это знаешь? — захотелось подойти и ударить его, начать кричать и обвинять во лжи. Хотя почему же во лжи? Он не врет, скорее недоговаривает.

— Мне это сказал глава семьи рысей.

— И ты ему веришь? После всего, что он сделал, — как ни старалась, но ехидные нотки из голоса убрать не получалось.

— Чтобы он ни сделал, но его слову можно верить. И если он сказал, что дочь будет жива пока я или кто-то из моей стаи не пересечем границу его земель, то так оно и будет. По этой же причине и не хочу рисковать. У меня будет только одна попытка. Поэтому я должен точно все рассчитать. Потерпи, пожалуйста. Я хочу вырвать Катю из когтей этой сволочи, ничуть не меньше тебя. Доверься мне.

Довериться? Как можно доверять тому, кто недоговаривает? Кто ни во что не посвящает. Ничего не рассказывает. Решает все сам. Он мне просто не оставляет выбора. Надо начинать что-то делать самой. Вот только Дмитрий прав в одном: надо все рассчитать и подготовить. Просто лезть в логово к врагу бессмысленно. Да и само логово еще надо найти.

17

Прошло три месяца. Три долгих, мучительных, изматывающих душу месяца. И ничего. До сих пор никаких результатов. Фролов все время твердил, что дочь жива и как бы я его ни пыталась вывести на откровенный разговор, откуда он это знает, ничего не получалось. Моя профессиональная выдержка, которой я так гордилась, трещала по швам. Меня пытались успокоить словами, что как только появится хотя бы мизерный шанс спасти Катюшу, им воспользуются. Сейчас же не зная ее точного места нахождения, только приблизительное, а это довольно большая площадь для возможных поисков, рисковать он не может. Я и не заставляла, прекрасно все понимая. Но с каждым днем, тоска и апатия больше и больше заполняли мою душу, становясь моими постоянными и неизменными спутниками.

Только иногда удавалось немного отвлечься на Влада, но это меня не спасало. Перед глазами все время были фотографии дочери. Возможно, если бы я чем-то могла занять свое свободное время, было бы немного легче переносить все это, но меня держали на территории волков, разрешая выезжать только время от времени. Я отлично Фролова понимала, но мне-то от этого легче не становилось. Хотя, все равно не смогла бы работать и разбирать чужие проблемами, когда голова все время занята своей бедой. Еще получалось слегка отвлечься, когда помогала Наталье Сергеевне на кухне да приходящей девушке с уборкой в доме. Никто из них и слова против этого не сказал. Разве что поглядывали сочувственно. От их взглядов становилось еще хуже.

Иногда видела, как просмотрев новое, только полученное сообщение, у Дмитрия глаза сверкали бешенством, а то и меняли цвет. При этом на лице застывала холодная ничего не выражающая маска, и только желваки на скулах ходили ходуном. Когда это происходило при мне, он извинялся и выходил, чтобы не показать своих истинных эмоций. Вот только я некоторое время назад стала его чувствовать. То, что он и говорил когда-то. Его злость и тоску, которые не уступали моим по силе. Его отчаянье от невозможности что-то сделать или изменить. Рыси Фролова держали за жабры, не давая ни единой возможности рыпнуться. И если я могла не сдерживаться и выплескивать с потоком слез мое настроение, то он все держал в себе. Разве что иногда оборачивался волком и убегал в лес. Да еще в постели изливал на меня часть эмоций, помогая и мне и себе забыться хотя бы ненадолго. Сейчас он был якорем, удерживающим меня на месте и не дающим сорваться в постоянную непрекращающуюся истерику.

Я больше не спрашивала где Дмитрий или когда он вернется. Чувствовала и знала это гораздо лучше других. Благодаря чему у меня стал появляться план. Делиться им с кем-либо не собиралась. Знала, Фролов не одобрит его и запрёт меня безвылазно в доме, если только намекну или заикнусь о нем. А так, каждый день понемногу показывала, что не собираюсь делать ничего не обдуманного и мне давали все больше свободы передвижения. Правда, всегда с охраной. Но все же.

Другого выхода, кроме того что задумала, из создавшейся ситуации не видела. Да и оборотень так же. Раз до сих пор не смог освободить дочь. Но в отличие от меня он мной рисковать не намерен. А вот я… Для меня важнее ребенок. Ее жизнь и свобода, ее чувства и желания. Важнее чем мои или кого-либо еще. Именно сейчас ей плохо, страшно и одиноко, а я отсиживаюсь здесь. Зато, если я буду с ней, будет решена проблема, из-за которой Фролов не решается на последний шаг. Он будет знать где мы. Все остальное не важно.

Как я ни пыталась, незаметно добраться до телефона оборотня еще раз, у меня это больше не получалось. Не знаю хорошо ли это или плохо? Что бы со мной было, увидь я новые фотографии? Смогла бы сдерживаться и молчать дальше?

Сегодня опять проснулась от щемящего душу чувства беспомощности и боли в груди. Дмитрий получил новое сообщение. На глазах появились слезы. Я так больше не могу. Поднявшись, подошла к окну и посмотрела на улицу. Там играло много деток, среди которых был и Влад. Оборотни вставали чуть светать начинало. Я же люблю поспать. Обычно от этой умиротворяющей картины меня немного отпускало. Но не сейчас.

Зазвонил телефон. Да, Фролов купил мне новый, вместе с карточкой. Попросил своей пока не пользоваться.

— Алло.

— Олечка?!

— Да, мам. Как ты?

В ответ всхлип. Бедная мама. Я ей все еще не решалась рассказать, ни кем являются Дмитрий и ее внучка, ни как малышка и где она.

— Мам, не надо.

— Извини, солнышко. Ты сможешь приехать ко мне?

— Конечно, я разве хоть раз пропустила твой день рождения?

— Да я не только поэтому звоню. Хотела уточнить, ты будешь одна или опять с толпой сопровождающих? На сколько-то готовить? — меня несколько раз отпускали к маме. Это даже не обсуждалось. Так же как и переезд ее к нам. Не нужен ей еще один стресс, да и не захочет она. Чем ей здесь заниматься? Да и общаться ей кроме как со мной больше будет не с кем. Я и сама подружилась только с нашей поварихой. Остальные меня сторонятся, вежливо улыбаясь.

— Рассчитывай еще на трех — четверых.

— Хорошо. Олечка, а про Катюшу ничего не слышно?

— Нет, мам. Как только получим какие-либо новые сведения, я тебе сообщу.

— Тогда до завтра?

— Да, мам, до завтра.

На глаза опять набежали слезы. В последние месяцы плачу больше, чем за всю жизнь. Оно и понятно, но от этого не легче.

— Оля? — это Дмитрий зашел. Он всегда чувствует, когда мне особенно плохо.

— Завтра у мамы день рождения. Поедешь со мной?

Я знала ответ, но спросить должна была. Несколько дней назад у меня закончились месячные, поэтому сейчас Фролов разгребал завал из дел, скопившихся за четыре дня его вынужденного отдыха. Он уже проще реагировал на эти дела, чем в первый раз. Да и я спокойнее себя вела. Но звериную природу не обманешь, так что ничем серьезным он заниматься не мог. А разве у Альфы есть несерьезные дела? Правда, со стаей ему помогал бета, а с рысями Драгож. Невзирая на решение сестры, он продолжал пытаться найти способ ее оттуда забрать. Но все равно работы, которой и так много, следующие несколько дней было еще больше. Настолько, что когда я ложилась спать — он еще работал, а просыпалась — он уже работал.

— Нет, извини. Поздравь ее от меня. Оль, возможно все же стоит ей все рассказать и перевезти сюда. Мне не очень нравятся твои поездки на длительное время.

Ну, да. Так как к маме езжу теперь редко, то, когда все же удается вырваться, остаюсь у нее на несколько дней. В последнюю поездку поняла, что даже на большом расстоянии чувствую свою пару. С последним фактом я не только смирилась, но и приняла его. Этим и собираюсь воспользоваться, так же как и честным словом оборотней. Дмитрий мне все время утверждает, что глава рысей его не нарушает никогда. Главное только добиться того, чтобы он это слово дал.

— Дим, давай я сама буду решать, когда ей об этом сообщать?!

Возможно, мне показалось, но оборотня несколько обижает то, что я от единственного родного человека скрываю его природу. Ничего страшного. Для меня важнее спокойствие мамы, чем его задетая гордость. Все еже у нее не тот возраст, чтобы без последствий перенести столько потрясений.

Этой ночью отдавалась Дмитрию как в последний раз. Прощаясь и извиняясь, за то что собираюсь сделать. Но сидеть и ждать я больше не могла. Если получится то, что задумала, мы долго не увидимся. Насколько долго, будет зависеть от него. Да и увидимся ли вообще. В какой-то момент мне показалось, что я перестаралась и Фролов что-то заподозрил. Утром, когда собиралась, он подозрительно смотрел на меня. Мне даже показалось, что или не пустит, или поедет со мной. Но нет, только увеличил сопровождение на еще одну машину и четырех охранников. Это усложняло исполнение моего плана. Ладно, посмотрим. Многое зависит от того, следят ли за мной рыси. Если нет, то и разговаривать не о чем. Далеко от охраны уйти самой, без посторонней помощи, все равно не удастся.