– Ну что ж, – широко улыбаясь, Гамильтон поднял стакан, – тогда выпьем за неизбежность!
Это рассмешило Гая, хотя ему сейчас было не до смеха. Но ведь надо бы и отпраздновать. Испытания были позади, и он, впервые за много дней, вновь чувствовал себя человеком. Выспавшись, приняв душ и побрившись, он мог наконец-то спокойно смотреть на свое отражение в зеркале.
«Пусть разница и небольшая, – понуро подумал он, – она все равно не увидит».
Для него было настоящей мукой – остаться без нее. Вилли так и стояла перед глазами, грустно глядя на него через плечо перед тем, как забраться в вертолет. Ни прощаний, ни напутствий – только этот взгляд. Ах, если бы можно было стереть его из памяти!
Но нет! Он не хотел этого! Чего он хотел, так это чтобы все повторилось.
Гай поставил стакан с виски на стол и вымученно улыбнулся.
– Как ни крути, Гамильтон, – сказал он, – а ты таки заполучил свой сюжет.
– И даже больше, чем я ожидал.
– Думаешь, потянет на первую полосу?
– Еще как потянет! Здесь есть все: и ожившие призраки войны, и бывшие враги, сплотившиеся на поле брани, и счастливый конец! Эта история просто просится в печать. И все же… – он вздохнул, – ее скорее всего задвинут на последние страницы газеты, чтобы освободить место для каких-нибудь скабрезных слухов из жизни королевской семьи. Как будто судьба человечества зависит от того, кто и что натворил в стенах Бэкингема. – Гай покачал головой и хмыкнул. – Мир не меняется.
– Как там Мэйтленд, поправится?
Гай поглядел в небо.
– Думаю, да. Вилли звонила из Бангкока пару часов назад, Мэйтленд в состоянии перенести переправку.
– Его везут в Штаты?
– Да, сегодня вечером.
Гамильтон выпрямился.
– А ты разве с ними не едешь?
– Не знаю. Мне надо кое-что закончить, подтянуть кое-какие хвосты. К тому же ей не до меня будет…
Он опустил глаза на стакан с виски, припомнил их последний разговор по телефону. Связь была отвратительная, сплошные помехи, приходилось все время орать в трубку. Она звонила из больницы, ему же предстояла встреча с вьетнамскими представительными лицами, так что обстановка едва ли располагала к романтической беседе. И все же он готов был на любую откровенность, намекни она хоть одним словом, что желала бы этого.
Вместо этого они обменивались казенными «как дела», «как твоя рука», «рука нормально, вся в бинтах», ну и спешное «пока».
Он повесил трубку, в уверенности, что все кончено.
«Может быть, это и к лучшему», – думал он. Любой дурак знает, что военные романы недолговечны. Когда лежишь в траншее в обнимку с женщиной и пули свистят над головой, влюбиться нетрудно.
Но теперь-то они вернулись в нормальную жизнь. Он ей был больше не нужен, а он внушал себе, что не нуждается в ней. Ведь раньше ему никто не был нужен.
Он осушил свой стакан.
– В любом случае, Гамильтон, – сказал он, – думаю, что мне будет что рассказать своим, когда я вернусь домой. Как я воевал во Вьетнаме уже во второй раз, но теперь уже на стороне противника.
– Тебе никто не поверит.
– Пожалуй.
Гай перевел взгляд на портрет на стене: с полотна совершенно по-отечески улыбался Хо Ши Мин.
– А ведь я хочу кое в чем признаться тебе, – Гай вновь посмотрел на своего товарища по стакану, – в какой-то момент меня так обуяла паранойя, что я подумал, ты из ЦРУ.
Гамильтон взорвался от смеха.
– Нет, ты прикинь, – сказал Гай, тоже смеясь, – из всех возможных персонажей я выбрал тебя!
Гамильтон, не переставая улыбаться, поставил свой стакан на стойку.
– По правде говоря, – сказал он не сразу, – так и есть.
Наступила тишина.
– Что? – произнес Гай.
Гамильтон не отводил взгляда, лицо его не выражало ничего, кроме затаенного удовольствия.
– Генерал Кистнер кланяется. Он рад был слышать, что ты цел и невредим.
– Так тебя Кистнер послал.
– Нет, он тебя послал.
Гай напрягся.
– Ты что-то не понял. Я с этими людьми никаких дел не имею. Все это время я был сам по себе и…
– Да неужели? – В улыбке Гамильтона появилась чертовщинка. – Что за счастливый случай, ты не находишь? Я про вашу встречу с мисс Мэйтленд на вилле у Кистнера. А каковы были происки судьбы, когда шофер ее взял да и испарился! Это как раз когда ты был на пути обратно в город.
Гай опустил глаза на свой стакан, покрутил в нем спиртное.
– Это все было подстроено… – пробормотал он, – и встреча эта, которую мне Кистнер назначил…
– Назначил, чтобы дороги ваши с мисс Мэйтленд пересеклись. Она ступила на опасную территорию, вот-вот поплатилась бы. Мы знали, что ей нужна помощь. Но нам нужен был кто-то совершенно не связанный с конторой, кого не узнали бы вьетнамцы. Ты оказался как раз тем человеком.
Кулаки Гая сжались над барной стойкой.
– Всю грязную работу на меня…
– Ты сослужил службу дядюшке Сэму. Нам было известно, что ты вынужден лететь в Сайгон, что знаешь страну и немного язык. Знали мы и про твое, скажем так, щекотливое прошлое.
Он значительно поглядел на Гая.
«Они все знали, – думал Гай, – может быть, и всегда знали».
Он проговорил с расстановкой:
– А те люди из «Эриал груп»?..
– Ах ну да, «Эриал» – названьице приятное на слух, правда? А это не что иное, как имя самой младшей внучки Кистнера.
Гамильтон улыбнулся:
– Ты можешь не волноваться, Гай. Мы умеем хранить тайны, в особенности когда видим, что для нас хорошо постарались.
– Ну а что, если бы вы ошиблись на мой счет?! Что, если бы я работал на Тоби Вульфа? Я мог бы убить ее.
– Не мог бы.
– Но ведь у меня темное прошлое, разве не так?
– Уже нет, Гай. Даже с твоим прошлым ты гораздо чище, чем любой патриот-орун в Вашингтоне.
– С чего бы это?
Гамильтон пожал плечами:
– Мы знаем про тебя столько, что ты бы и не поверил. Про тебя и про всех.
– Но вы не могли предугадать моих действий! Действий Вилли! А что, если бы она послала меня куда подальше?!
– Что ж, да, риск был. Но она привлекательная особа, а ты находчивый малый. Вот мы и понадеялись, что между вами проскочит искра.
«И проскочила, – думал Гай. – Еще как проскочила, чтоб тебя, Гамильтон».
– При любом раскладе ты получишь то, чего так хотел, – никто не заикнется о твоем прошлом, – сказал Гамильтон, кладя несколько купюр на барную стойку, – но о денежном вознаграждении, боюсь, придется забыть – бюджет не позволяет. Но тебя должно утешать то, что ты послужил на пользу отчизне.
Тут Гай разразился несмолкаемым приступом смеха. Он хохотал до слез, и так громко, что на него оборачивались.
– Я что, пропустил какую-то шутку? – вежливо осведомился Гамильтон.
– Да, – сказал Гай, – надо мной пошутили только что. – Продолжая хохотать, он покинул бар.
Глава 15
Отец вновь покидал дом.
Ранним дождливым утром Вилли стояла в проходе спальни и смотрела, как он упаковывает чемодан, точь-в-точь как когда-то, давным-давно. Он так недолго пробыл дома, всего несколько дней со дня выписки из госпиталя. И все это время он не переставал тосковать по семье – по другой своей семье. Нет, он не жаловался и не срывался на нее, но она-то видела, как грустны его глаза, слышала, как он вздыхал, когда бродил по дому. Она знала, что это неизбежно – что он вот-вот уйдет из ее жизни опять.
Он заглянул напоследок в стенной шкаф, потом повернулся к секретеру.
Она посмотрела вниз, на пару новых макасин, которые он отставил в сторону.
– Пап, ты что, не берешь с собой обувь?
– Я не ношу обуви дома.
– А-а…
«Когда-то твой дом был здесь», – подумала Вилли.
Она рассеянно вошла в гостиную, села у окна и стала смотреть на дождь.
Казалось, горечь всей предыдущей жизни наполнила эти две недели, пока она была дома. В то время как ее отец поправлялся в военном госпитале, ее мать умирала в гражданском. Поездки из одного места в другое были как нож по сердцу – там отец набирается сил, а тут мать чахнет день за днем.
Смерть настигла Энн скорее, чем предрекали доктора. Создавалось впечатление, что она держалась изо всех сил, лишь бы увидеть мужа в последний раз, а после этого просто отдала себя в руки забытью.
Конечно, она простила его. Так же как его простила Вилли.
Почему всегда первыми должны прощать женщины, спрашивала она себя.
– Все собрано, – сказал отец, перетаскивая чемодан в гостиную, – такси я вызвал.
– Ты точно ничего не забыл? Игрушки, книжки для детей?
– Все положил. Ну и посылочка получилась! Они меня там за Санта-Клауса примут.
Он поставил чемодан на пол и сел на диван. Они помолчали с минуту.
– Ты нас навещать не будешь? – наконец не выдержала она.
– Это будет непросто…
– Тогда можно я буду приезжать к тебе?
– Вилли, ты же знаешь, что можно! И ты и Гай. Но уж в следующий раз мы соберемся по-людски, – он засмеялся, – тихо и мирно, без выкрутасов. Гаю это придется по душе.
Возникла долгая пауза. Отец спросил:
– Ты давно с ним говорила?
Она отвернулась.
– Уже две недели прошло.
– Так давно?
– Он не звонит.
– А почему ты не позвонишь сама?
– Я занята сейчас. Слишком много дел накопилось, ты сам знаешь.
– Но он не знает.
– Так должен знать.
В приливе раздражения она вдруг встала и заходила по комнате, остановившись наконец у окна.
– Да я и не удивлена, что он не звонит. Если рассуждать здраво, приюпоченьице наше позади, настала обычная жизнь.
Она стрельнула глазами в отца.
– Ведь это то, что мужчины так не любят, не правда ли? Обычную жизнь…
– Некоторые. Но некоторые из нас меняются со временем.
– Ах, папа, я кое-что повидала в жизни и могу определить, когда между людьми все кончено.
– Тебе Гай сам об этом сказал?
Она отвернулась и уставилась в окно.
– Да и говорить не нужно.
Отец промолчал. Немного погодя она услышала, как он ушел обратно в спальню. Сама она осталась стоять у окна, смотреть на дождь и думать о Гае. Впервые ей пришло в голову, что, может быть, это она отвернулась от него, а не наоборот.