Поэтому мы каждый день охотимся за кореньями для мэтлаксов. Пробираться по толстому снегу и выкапывать корни тяжело для нас обоих, и к тому времени, когда мы возвращаемся в пещеру каждую ночь, мы оба измотаны. В те дни, когда погода была плохой, мы прятались в пещере. Я думал, что, возможно, нам будет неловко снова остаться наедине, но у нас снова установились непринужденные дружеские отношения. Айша продолжает заниматься ткачеством и уборкой, а я занимаюсь чисткой мехов. Мы болтаем, и она рассказывает мне о планах Клэр насчет празд-ников, которых нам не хватает. Я полагаю, мы должны быть расстроены из-за того, что нас не было с племенем на празд-новании, но я наслаждаюсь спокойным времяпрепровождением со своей парой. Приятно побыть с ней наедине, только мы вдвоем. Когда мы вернемся в лагерь, я подарю ей подарки, которые я откладывал, ожидая подходящего момента, чтобы подарить ей. Чтобы показать ей, что моя любовь неизменна.
Но до тех пор я буду терпелив и позволю Айше взять инициативу в свои руки.
Мы идем, и мой кхай гудит у меня в груди, когда ее ладонь касается моей руки. Мой член немедленно твердеет, и я протягиваю руку сквозь слои одежды и подтягиваю набедренную повязку к своей плоти. Трудно ходить с напряженным членом, но я не могу остановиться. Также я не хочу привлекать внимание Айши к тому факту, что я испытываю по ней непреодолимый голод. Я позволяю ей руководить и в этом тоже. Она позовет меня к себе, когда будет готова к спариванию. А до тех пор я буду молча терпеть…
…и брать свою плоть в руки всякий раз, когда у меня выдается свободная минутка для себя.
Я слышу, как кхай Айши подпевает моему, и это заставляет меня улыбаться, даже когда мое тело наполняется напряжением и потребностью. Возможно, это действует на нее иначе, чем на меня. Иногда я чувствую в воздухе запах ее возбуждения, но она никак не указала, что хочет спариться. Она игнорирует резонанс и игнорирует песню в своей груди, поэтому я подозреваю, что это не наполняет ее той щемящей, горькой потребностью, которую испытываю я. Возможно, она не просыпается ночью, полная неудовлетворенного желания и голода. Если это правда, то это хорошо. Мне не нравится мысль о страданиях Айши.
Я с радостью заплачу все, что мне причитается, чтобы моя пара была довольна, и если это означает игнорировать мой член, как будто это замороженная, бесполезная конечность, то это то, что я сделаю. А до тех пор я просто буду представлять, как расстилаю свою любимую меховую накидку на снегу и укладываю ее на нее. Я буду думать о том, как сниму с нее толстые шерстяные леггинсы и обнажу ее длинные, красивые голубые конечности и гладкое, обнаженное влагалище, которое сочится возбуждением. Я буду мечтать о том, как зарываюсь лицом между ее ног и лижу ее до тех пор, пока…
— Как ты думаешь, они последуют за нами в долину? — спрашивает Айша, прерывая мои мысли. — Мне бы не хотелось думать, что мы проделали весь этот путь впустую.
— Они последуют за нами, — заверяю я ее. — Не волнуйся. — И я заставляю себя снова думать о мэтлаксах, вместо сладких конечностей моей пары или о том, как она вздыхает и хватается за мои рога, когда мой язык погружается глубоко в нее.
— Я просто хочу убедиться, что у них все хорошо, прежде чем мы их покинем, — волнуется она. — Мы не можем оставаться здесь вечно.
Я рад, что мы пришли к согласию в этом вопросе.
— Они все еще следуют за нами, — успокаиваю я ее, протягивая ей свой хвост назад. Мне приятно, когда ее хвост переплетается с моим в ответ. Всего лишь короткое прикосновение, и затем она распутывает их еще раз, но этого достаточно.
Сегодня мы решили, что, поскольку нельзя доверять мэтлаксам, что они не съедят все припасы, которые мы им собираем, мы должны научить их добывать самим пищу. Итак, мы отправились в поход по снегу, несмотря на пронизывающий до костей холод. Мэтлаксы территориальные и не заходят далеко в поисках пищи. Я верю, что эти двое умрут с голоду, прежде чем покинут свою территорию… но они также знают, что у нас есть еда и мы предоставляем все необходимое для еды. Мы надеемся, что если мы найдем хорошее место с большим количеством растений, они поймут, что еда поблизости, и переедут в это место. По крайней мере, мы на это надеемся. Втайне я беспокоюсь, что мэтлаксы, возможно, слишком глупы, чтобы понять это, и будут продолжать следовать за нами бесконечно, вплоть до ущелья, в котором находится дерев-ня.
— Там, — бормочет Айша, указывая вперед. — Я вижу скопление корней чадока. Они любят его.
— И вдалеке есть ручей, — соглашаюсь я, замечая клубы пара, поднимающиеся от голубой нити в дальнем конце долины. Я останавливаюсь и оглядываюсь на нее, идущую рядом со мной. — Это хорошее место. Может быть, нам стоит выкопать несколько корней и оставить их на наших тропинках?
Она прикусывает губу, ее маленькие клыки белеют на фоне рта.
— Я не знаю, хорошая ли это идея. Что, если они продолжат думать, что мы их кормим? Возможно, нам следует просто убедиться, что наш след проходит мимо растений, и позволить им разобраться с остальным.
Я киваю в знак согласия. То, что она говорит, мудро.
Вторую половину дня мы проводим, прогуливаясь по долине, останавливаясь у каждой группы растений. Здесь много разнообразной листвы, которой достаточно, чтобы прокормить несколько семей мэтлаксов в течение нескольких сезонов. Айша воодушевляется, когда оглядывается назад и видит, что мэтлаксы останавливаются у нескольких растений, чтобы выкопать их. К тому времени, как солнца начинают опускаться на небе, мы уже несколько раз обошли долину и останавливались у каждого клочка зелени в надежде, что они поймут, что мы пытаемся им показать. Моя пара начинает уставать, ее шаги замедляются с течением дня. Она устала, но когда я предлагаю вернуться в пещеру, она отказывается.
— Мы должны убедиться, что у них есть еда, — говорит она мне, протестуя.
— Сегодня мы несколько раз водили их мимо еды, — терпеливо говорю я. — Они знают, как найти еду, иначе они бы не дожили до совершеннолетия. Оставь их в покое, Айша. С каждым часом будет становиться холоднее, и мы должны вернуться в пещеру, чтобы не замерзнуть.
— Но… — начинает она, а затем вздыхает, разводя руками. — Прекрасно! Мы возвращаемся в пещеру. — Она топает прочь по тропинке, которую я прорубил для нее в снегу.
Она знает, что я прав, и поэтому я не злюсь на ее разочарование. Айша всегда была горячей штучкой. Я двигаюсь, чтобы идти рядом с ней, не отставая от ее сердитого бушевания. Она игнорирует мой хвост, когда я глажу ее, что является признаком того, что она сердита, как и ее сгорбленные плечи и гробовое молчание.
Я позволяю ей немного подуться, а затем, когда она продолжает молчать, я решаю подтолкнуть ее.
— Айша.
— Что? — ее тон угрюмый.
— Ты злишься? Мы обещали, что расскажем друг другу, если будем расстроены, помнишь? — Это одна из многих хороших бесед, которые у нас были за последние два дня. Одна из наших больших проблем заключается в том, что мы не разговариваем друг с другом, поэтому мы договорились, что если мы расстроимся, то скажем об этом друг другу. Это хорошее правило, но нам не приходилось применять его на практике… до сих пор. В прошлом я бы позволил Айше бушевать сколько угодно, предполагая, что она выбросит это из головы. Однако я начинаю понимать, что ее гнев — это сигнал для меня обратить внимание. Что, когда ее ранят, она становится колючей, потому что ей больно, и ей нужно отвлечься от этой боли. Поэтому я позабочусь о том, чтобы она не зацикливалась на этом. — Поговори со мной.
— Да, я злюсь, — огрызается она в ответ, бросая на меня раздраженный взгляд через плечо. — Разве это не очевидно?
— Скажи мне, почему.
— Потому что я еще не готова уйти!
— Ты имеешь в виду, потому что ты не готова бросить мэтлаксов и их комплект? — нажимаю я.
Взгляд, который она бросает на меня, полон гнева. Я вызывающе приподнимаю бровь. Она вздыхает, и ее нижняя губа дрожит.
— Я просто… что, если они не смогут позаботиться о Шасаке?
— Если они не смогут, — говорю я, стараясь говорить тихо и успокаивающе, когда подхожу ближе и кладу руку ей на спину, — тогда ты ничего не сможешь сделать, чтобы изменить ситуацию. Это мэтлаксы. Они дикие существа. Оставь их в покое. Если бы нас здесь не было, они бы сами нашли себе еду. Мы должны позволить им выжить так, как они должны.
— Я все еще волнуюсь!
— Конечно, ты волнуешься. Они не будут такими хорошими родителями, как мы с тобой. — Она выглядит удивленной моим ответом, и я добавляю: — Но они все равно его родители.
Она тяжело вздыхает.
— Думаю, мне больше нравилось, когда мы не разговаривали.
— Нет, тебе не нравилось, — легко отвечаю я.
— Нет, не нравилось, — соглашается она. — Я просто такая колючая.
— Так и есть. — Я касаюсь своим хвостом ее хвоста и радуюсь, когда ее хвост переплетается с моим. — Но я бы не хотел, чтобы ты была другой.
Ее улыбка слабая, но она есть. Она тянется ко мне и вкладывает свою руку в мою — человеческий знак привязанности, который заставляет мое сердце подпрыгивать от радости.
— Я просто хочу знать, что с ними все будет в порядке.
Я похлопываю по сумке у себя на бедре.
— Я сохранил корень с нашей сегодняшней прогулки. Мы оставим его снаружи пещеры. Если они заберут его, мы будем знать, что они последовали за нами обратно, вместо того чтобы остаться в долине. Если это то, что произойдет, то завтра мы снова приведем их к этой долине. Мы не дадим им умереть с голоду, моя пара.
Ее глаза сияют от облегчения, и она сжимает мои пальцы.
***
Я просыпаюсь посреди ночи. Здесь так холодно, что мой хвост, торчащий из-под меха, кажется онемевшим. Я заправляю его и сонно смотрю в потолок. Я измучен, но Айша прижимается ко мне, ее рука на моем боку, ее щека прижата к моему плечу, и это заставляет мое кхай петь вместе с ее. Мой член мучительно болит, и все мое тело переполняет неудовлетворенная потребность. Однако она продолжает дремать, так что я не стал ее будить. Я выскальзываю из ее хватки и потягиваюсь, направляясь ко входу в пещеру. Я выхожу наружу, дрожа от пронизывающего холода, и быстро справляю нужду. Корень, который мы оставили, все еще там, покрытый льдом. Это означает, что мэтлаксы остались в долине. Хорошо. Айша почувствует облегчение. Я возвращаюсь внутрь, ставлю на место экран приватности над входом и направляюсь к костру, чтобы подбросить в него дров.