Прежде чем начать, я подключил трансляцию совещания к виртуальному «Скомороху», и там, в центре планирования операций, появилась копия этого помещения, со всеми ее обитателями. Когда я сообщил виртуальному экипажу, что именно сейчас будет происходить, за считаные минуты в центр набились все элемийцы, имеющиеся на корабле. Я повернулся направо и увидел стоящего Кария. Не представляю, что сейчас он и его соплеменники испытывают.
Задержав взгляд на элемийце еще на несколько секунд, я повернулся к столу и спросил, ни к кому конкретно при этом не обращаясь:
– Ну что там?
– Позвольте мне? – спокойно заявил Зарубин, поднявшись со своего места.
Я посмотрел на адмирала Короткова, и тот слегка кивнул.
– Конечно, Виктор Степанович, – я изобразил рукой пригласительный жест, – лучше вас никто не объяснит, что же мы там увидим.
Мои комплименты явно понравились Зарубину, и он пару раз кашлянул в кулак, после чего как-то торжественно произнес:
– Система Элем!
Над столом развернулась звездная система с условными обозначениями звезды и планет, а также их орбит, расстояний, периодов вращения и прочей стандартной информации.
– Наш разведчик вошел в систему вот здесь. – Зарубин ткнул пальцем в точку на схеме, удаленную на сто пятьдесят астрономических единиц. – И практически сразу, – продолжил Виктор Степанович, – он обнаружил несостыковки с данными, предоставленными нам элемийцами, и тем, что на самом деле происходит в системе. Как видите, – он поочередно указывал на линии орбит красного цвета, – вот здесь отсутствуют каменные планеты, в том числе и родная планета элемийцев.
Я обернулся и снова посмотрел на Кария и его соплеменников. Они стояли плотной группой и никак не реагировали на происходящее.
– Но разведчик обнаружил, куда делись планеты. – Зарубин указал на центральную звезду. – Звезда Элем изменила свой спектр светимости, поэтому он решил приблизиться, чтобы узнать, в чем же дело. И вот что он обнаружил.
Изображение прыгнуло вперед, мгновенно приблизившись к центру системы, и нашему взору открылось нечто непонятное. С одной стороны звезды находилась относительно тонкая конструкция, имеющая форму параболической чаши. В зале послышались шепотки, а я даже привстал от удивления, так как объект был просто фантастических размеров, не уступающий звезде, рядом с которой он находился. Люди, конечно, тоже строят астроинженерные конструкции, но до таких еще очень далеко.
– И что это? – спросил я у Зарубина.
– Мы пока не знаем. Но эта конструкция не вращается по орбите, а находится строго в одном положении от звезды и при этом не обрушивается на нее под силой тяжести.
– Бог ты мой! – неожиданно выкрикнула Элис. – Так это же двигатель Шкадова!
– Что, простите? – переспросил Зарубин.
Элис, стоявшая почти у входа, протиснулась к середине стола и с круглыми от изумления глазами начала говорить:
– Во второй половине двадцатого века русский ученый предложил один из вариантов «Звездной Машины», а именно двигатель, способный перемещать звезду и всю систему вместе с ним. – Она покрутила изображение и добавила: – Звезда и эта параболическая чаша связаны друг с другом гравитационно. Звезда излучает свет, который давит на конструкцию и не позволяет ей упасть на поверхность светила. А так как чаша находится только с одной стороны, то отраженный свет толкает всю эту связанную систему в противоположном направлении.
Девушка поводила рукой, демонстрируя, куда идет излучение и куда двигается звезда с чашей, а затем на секунду задумалась и тихо пробормотала:
– Насколько я помню, чтобы создать подобный двигатель для Солнца, потребуется полностью разобрать Меркурий.
– Как вы сказали, двигатель Шкадова? – переспросил Зарубин, что-то записывая у себя в планшете.
Элис кивнула.
– Тогда это многое объясняет. Раньше я думал, что это погрешность вычислений, но сейчас стало понятно, почему звезда сместилась с расчетного местоположения на двое световых суток.
У меня забрезжила странная и пугающая мысль, я медленно опустился обратно в кресло, посмотрел вверх и сказал:
– ИскИн, проверить все звезды в Галактике на предмет отклонения от ранее расчетных траекторий.
Все стали переглядываться после моего запроса, а мужской баритон ответил:
– Время ожидания выполнения процесса – тридцать минут.
– Ну ничего, подождем, – буркнул я и уставился на моего инженера, ожидая еще какой-нибудь информации.
Но в это время в разговор вклинился адмирал Коротков:
– Господин Зарубин, забыл упомянуть, что разведчик был уничтожен и как именно он был уничтожен. – И, не дожидаясь ответа, сам продолжил: – По тем скудным данным о последних секундах до удара, навигационная система корабля зафиксировала почти полную потерю скорости на короткий промежуток времени. По сути, корабль влетел в стену, как бы парадоксально это ни звучало.
– Гравитационное оружие, природа которого та же, что и у гиперпространственного барьера? – предположил я наугад.
– Вполне возможно, – кивнул Зарубин. – Слишком мало данных. Нам известно, что мозг сто тринадцатого прожил еще пару часов и смог обнаружить, что корабль смят и переломлен пополам, без каких-либо следов воздействия энергетического или кинетического оружия.
– Хорошо. – Я посмотрел на Короткова. – Семён Витальевич, пусть аналитики флота поработают на симуляторе с теми данными, что у нас есть.
В этот момент, раньше срока, отовсюду зазвучал голос ИскИна:
– Анализ закончен.
– Показывай, – приказал я.
Над столом засветилось изображение нашей Галактики Млечный путь, а затем стали появляться маркеры, выделяющие отдельные звезды. Поначалу их были единицы, но с каждой секундой становилось все больше и больше. Вскоре уже нельзя было различить отдельные маркеры, – все слилось в пятна на диске Галактики.
Кроме этого, маркеры появлялись не только на диске Галактики, но и за его пределами, на всем протяжении до двух сотен тысяч световых лет, словно некий ветер сдувал множество пылинок в одном направлении. Причем те звезды, которые находились дальше, уже имели приличную скорость убегания. ИскИн даже изобразил предположительный вектор движения всего этого потока.
Все молчали, наблюдая, как растет число звезд, которым ни с того ни с сего вдруг захотелось сбежать из родной Галактики. Наконец ИскИн закончил формировать всю картину происходящего:
– Обнаружено сто пятьдесят четыре тысячи двести девяносто семь кандидатов на заданные параметры.
Я смотрел на лица людей и видел страх, неуверенность и зачатки апатии. Людей можно понять, а точнее, вообразить силу, которая перемещает тысячи звезд с неясной целью. Как вообще с этим бороться?!
Глава 12
Межзвездное пространство. Одна из захваченных элемийских станций.
Какая цель у тех, кто похищает звезды, нам так и не удалось выяснить, – это просто не укладывалось в голове. После обнаружения массового бегства звезд из Галактики, потребовалось заняться изучением этой проблемой более плотно. И мы занимались этим, пока двенадцать планет-заводов круглосуточно строили анабиозные камеры и корабли класса «Звездный странник».
Конечно, выдвигались разные версии, одна загадочнее другой, но все они имели сугубо гипотетические объяснения, которые невозможно проверить, и не несли никакой практической пользы. Но вот что удалось понять, так это то, что эти существа занимаются этим уже на протяжении миллионов лет. Они начали это делать еще тогда, когда наши предки прыгали по веткам в качестве первых приматов. За меньшие сроки никак нельзя увести звезду с ее места на расстояние двести тысяч световых лет, учитывая мизерное ускорение. А именно такое расстояние было зафиксировано у самой дальней обнаруженной звезды.
Выходит так, что мы имеем дело с существами у которых горизонт планирования исчисляется миллионами лет, а может, и миллиардами. И нам, кто живет сто – сто двадцать лет, трудно понять замысел со столь далекой перспективой, – это просто непостижимо. Ясно одно, случайно или нет, но мы натолкнулись на угрозу галактического масштаба.
Поэтому, стоя на обзорной палубе элемийской станции, пригнанной в нейтральное пространство, я наблюдал, как из гиперпространства появляются корабли. Все они были разномастные, причудливых форм, непривычных для человеческого глаза. Мне было интересно представлять миры, в которых родились конструкторы, создавшие столь необычные машины. Порой мы не задумываемся, как наше окружение и его ментальность влияют на наши мысли. Даже люди в разных странах на старой Земле, используя одни и те же физические принципы, создавали абсолютно разные машины. Чего уж говорить о конструкторах из разных миров. И не важно, военные это или гражданские технологии, но именно разнообразие в мышлении и технических школах привело нас к звездам.
– Михаил, через десять минут все соберутся. – услышал я позади голос Турова.
Я обернулся, чтобы на секунду взглянуть на своего друга, и снова повернулся к иллюминатору:
– Невероятно, не находишь?
Костя встал рядом со мной и несколько секунд смотрел на парад технологических достижений различных цивилизаций.
– Да уж, это точно невероятно, – заявил он. – Флотские шутят, что этот зверинец бесполезен для нас, да и вообще не понимают, как все это еще летает.
– Зверинец, говоришь. – Я взглянул на Турова и хмыкнул. – С определением я, наверное, соглашусь, но вот с бесполезностью не согласен. Вон, видишь, – я указал на шипастую конструкцию, пытаясь подобрать название, – эм… м, назовем его ежом?
– Еще бы, – улыбнулся Туров. – Такой корабль и в страшном сне не приснится. Он сильно выделяется на фоне остальных.
– Так вот. Этот корабль с помощью микропроколов способен погружать кончики своих шипов в гипер, что дает ему возможность обнаружить другой корабль на расстоянии двадцать – двадцать пять световых лет, с точностью до трех световых секунд. И это в движении. А вон тот кирпич, – я указал на другой странный корабль, – имеет на борту позитронную пушку. Слабая по своей разрушительной способности, но зато почти мгновенного действия. Относительно, конечно, если учесть скорость света, с которой летит позитронный пучок, и расстояния.