Кривой дом, похожий то ли на трапецию, то ли вовсе на косую пирамиду, Дима еще заметил издалека. На той улице он бывал нечасто, и всегда она пугала своей мрачной и угнетающей атмосферой полузаброшенности, а сейчас и подавно. Такой же скошенный в бок и назад забор обрамлял дом выцветшей зеленой краской, видавшей юность Сталина. Дима неторопливо переступил порог, боясь встретиться лицом к лицу с какой-нибудь тварью, но все обошлось. Дом был мертв как снаружи, так и изнутри. Шагал по деревянным полам он с особой осторожностью, все еще помня, как неудачно пробил стопу, которая так и не зажила, напоминая о себе при каждом его движении тупой болью, охватывающей ногу целиком. Он успел к ней привыкнуть, и теперь она вызывала только легкий дискомфорт.
Тишина и пустота наполняли разрушенный дом плотной завесой. Стены не качались, не скрипели на неспокойном ветру на улице, а мыши не копошились под полом. Присутствовало неприятное ощущение мягкого пощипывания по всему телу. Может, от воспоминаний с Олей? Большее непонимание наступило, когда Дима шагнул в дальнюю комнату и услышал странный треск, до ужаса похожий на тот, что случается при разрыве высоковольтных линий электропередач. Тут-то он вспомнил, как один раз его разыграли жвачкой, бьющей током, тогда совершенно аналогично кожу ущипнуло! Дима быстро, одним прыжком, оказался снова в коридоре, а из комнаты, откуда он выскочил, раздался громкий хлопок, и яркая, белая вспышка, как при сварке, ненадолго ослепила его.
Вот это да!
Похоже, что где-то лежит электрический кабель. Дальнейшее исследование оставалось под угрозой, но Дима продолжил осматривать комнаты. Один неверный шаг отделял от смертельного разряда тока. Пощипывание ушло, сменившись острым покалыванием швейных иголок, распространившимся от ног по всему телу до головы. «Дерево разве не диэлектрик? – спросил плюшевого мишку, лежащего в углу коридора, Дима. – Может, оно влажное?»
Неожиданно Дима опускает взгляд на разлетевшуюся вдребезги тумбочку. Он наклоняется к темнеющему документу с золотым двуглавым орлом и открывает первую страницу. «Синичкина Ольга Эдуардовна. 9.09.2002. Москва.» – гласили слова паспорта. Ухты, как же тебя так занесло, подумал Дима, швырнув документ в кучу обломков. Правильно ли сделал, что он отнял жизнь девушки, которая оказалась хуже смерти?
Не найдя ответов, он вышел в спальню. Скорее всего где-то здесь хранится ружье, если оно вообще есть. В противном случае придется перерыть весь дом. Но как же ему все-таки повезло! Первым делом он решил заглянуть в кровать, где и нашелся кейс, в котором лежала обрезанная двустволка, четыре патрона крупной картечи, стрелянные гильзы, соль и какая-то коробка. «Вот это удача! – воскликнул Дима и сразу зарядил оба ствола. – Может, пока фортуна на моей стороне, пойти и проверить КамАЗ?» – спросил он у ружья и посмотрел на ту самую подозрительную черную коробку. “РКСБ-104” – гласила надпись на ней. Дима осторожно вынул прибор из коробки и едва не заплясал от счастья. Это дозиметр! Он истерично засмеялся, подумав, что наконец узнает, как сильно его прожаривает в эту секунду радиация. С легкой надеждой он включил устройство и обомлел. На маленьком дисплее красным шрифтом высветилась “Ошибка”, а непрерывный треск, заложил уши и глубоко въелся в сознание одной мыслю: «Мне конец.»
По пути домой Дима все же зашел проверить, как обстоят дела с грузовиком и разочаровался еще больше: машина не подавала и малейших признаков работоспособности. Придется идти пешком. Времени больше нет, чтобы восстанавливать технику и искать необходимые запчасти для ремонта. Другого выхода нет. Выступать планировал завтра. Придется сбросить половину, а может и больше, натасканных запасов. Но страшного в этом было не так много, не в тайге же! Однако чувство подавленности его не собиралось покидать. Жизнь себе он изрядно уже укоротил, но что самое удивительное: ухудшения состояния (если не брать в счет ментального) не наблюдалось, да и прибор мог оказаться вполне бракованным, не просто так он же ошибку выдавал.
Дима шел, рассматривая оружие под разными углами, когда в глаза бросилась надпись на деревянном прикладе, сделанная чем-то острым на подобии шила. Кривые, рванные буквы собирались в слова. Он остановился и вгляделся лучше: «Я все знаю». Дима заинтересованно склонил по-собачьи голову. Дозиметр. Ружье. Мог ли человек приготовиться к апокалипсису заранее? Наверное, да. Таких людей много, они верят в теории заговора и в пришельцев, они готовятся к катастрофе, строят бункеры, запасаются оружием, едой и топливом, а когда наступает момент невозврата, то просто умирают от рук какого-то умалишенного.
Темнело. До дома оставалось не больше километра.
Волки.
Их только и не хватало встретить по пути. Мимолетная мысль о возможном прямом столкновении с воющей вдали стаей его не слабо пугала. Если сегодня еще удача ему помогла, то завтра эти зверушки могут разодрать его в клочья где-нибудь на околице. Убежать точно не получится, а отбиться сможет только от четырех. На крайний случай можно и застрелиться. Он вновь засмеялся. Прошел такие испытания, пережил такое, чтобы в итоге покончить с собой! Как же абсурдно и смешно до слез, как и вся жизнь, оказывается! Иногда невероятно тяжело поверить в несуразные реалии обыденности. Представить невозможно, что бывает творится в повседневное время обычных людей, им и ядерный апокалипсис уже не кажется таким и плохим сценарием, а как раз наоборот он может их избавить от всех рутинных бед: муж алкоголик, жена шалава, а дети наркоманы и уголовники, а какой-то взрыв ярче тысячи солнц лишь повод или умереть, или творить бесчинства без угрозы быть наказанным! Даже он забрал жизни у двух человек, нарушив закон и заповеди божьи, прикрываясь целью избавления Оли от насильника и страданий, но ей же это все нравилось, она считала это обычным и единственно правильным. Его никто не просил об этом, но разве кто осудит? Он мог присоединиться к психу и вместе с ним насиловать и издеваться над Олей, и ей бы это нравилось, а мог и вовсе убить безумца, чтобы одну играться с ребенком, и кто бы его осудил? Совесть! Совесть – то, что отделяет его от психа. Совесть – единственный судья, способный видеть все, знать и слышать каждую человеческую мысль, награжденного ей.
Внезапная и резка боль в предплечье, расползшаяся вверх до плеча раскаленным свинцом, вырвала его из раздумий. Огромный, черный волчара, похоже именно тот, который сопровождал самку, вцепился в рукав и длинными, острыми клыками мощных челюстей безжалостно рвал пуховик. Дима запищал и чудом вырвался из куртки, успев каблуком сапога пнуть в морду озверевшего хищника. Волк свирепо и громко зарычал, брызжа кровавой слюной, и стал надвигаться на Диму, замершего испуганным оленем в свете фар большегруза. Зверь неторопливо перебирал полусогнутыми лапами по пухлому, как свежий морозный снег, пеплу, прекрасно зная, что добыча уже никуда не денется и чувствуя дурманящий запах теплой и живой крови, страха. Дима пришел в себе быстрее, чем ожидал волк – перекатился назад, будто заправский спецназовец, и выхватил с пояса обрез, одним выстрелом превратив голову зверя в кроваво-мясную кашу. Резкий и тягучий смрад потрохов ударил в нос и чуть не повалил с ног. Вдали, на видимой окраине деревни, тоскливо завыла стая, оплакивая погибшего товарища.
Три.
Осталось всего три патрона, что уйти прочь из этой проклятой деревни. Можно, конечно, порыскать еще по домам, но времени банально на это не оставалось. Дозиметр мог сработать корректно (этого он не исключал), а ошибку показать из-за перегрузки от беспредельного уровня радиационного заражения местности. Нужно уходить, и планы свои он уже не поменяет. Рано или поздно волки все равно бы вытеснили его отсюда.
Глава Пятая
Надежды нет?
С диким предвкушением и придыханием сердца Дима ожидал наступления нового дня. Если и идти в дальний путь, то только с первыми лучами восходящего солнца, так удастся пройти больше, может, получится выйти на просторные берега великой реки Волги и уже дальше ступить вниз по течению, тогда точно не получится сбиться с пути. Дорога займет гораздо больше времени, но станет безопасней.
Ночью тихо с черных небес падал серый снег. Дима прекрасно слышал шелестение кристаллов по профильному листу на крыше, который вскоре перерос в причудливую дробь мелкой крупы. Дозиметр также оглушительно трещал, когда он еще раз попробовал его включить. Прибор то выдавало ошибку, то показывал сумасшедшие 20000 микрозивертов в час, при которых выжить невозможно. Не может же фон быть настолько сильным, или на Ойшкар-Олу сбросили, так называемую, “грязную” бомбу? Но опять же, зачем?
Дима все еще не понимал до конца, почему он и другие животные живы при таком излучении. Даже если уровень радиации меньше, он все также решительно покинет родные земли в поисках других уцелевших людей на просторах России. План опрометчивый, но иначе дальше существовать не получится. Группой или общиной выживать будет в разы легче. Не даром – человек создание с древних времен социальное.
Приготовив быстрый завтрак и захватив собранные еще вчерашним вечером вещи, он выдвинулся в дальний и опасный пусть к неизвестности, оставив часть припасов и гараж открытым, чтобы в случае крайней необходимости он стал убежищем для любого пришедшего.
Только переступив порог, Дима встретился взглядом со сверлящими и обжигающими глазами лежащего недалеко за забором волка. Остальная часть стаи неумело пряталась в домах и сараях, поблескивая желтыми и белыми точками свирепых глаз. Сухой ком застрял в горле и не хотел сдвинуться с места, причиняя легкую боль и невыносимый дискомфорт и нагоняя отрешенные мысли, мол «а точно нужно рисковать, покидая убежище, сейчас? Стоит ли единственной жизни мнимая надежда на то, что еще кто-то смог выжить?». Нужно, ответил себе Дима, прополоскав горло и рот теплой водой. Если у человека надежды нет, значит нет мечты и цели существования! Если надежды нет, то и человека быть не может, а я живой, потому что она со мной! Греет сердце слева в груди и указывает путь, и ей я верю, как никогда и никому не верил! Надежда приведет меня к мечте или гибели, но, умирая, я буду знать, что все было не просто так, и я хотя бы попытался, а в нынешних реалиях это много стоит…