Все заброшено, покинуто, словно деревня пустовала ни одно десятилетие. Несмотря на угнетающую обстановку, давящую со всех сторон потемневшими домами, он сохранял в груди решительный и непоколебимый настрой на выполнение заданного плана. Одно смогло посадить в нем семя страха и сомнения, способного заставить все бросить и бежать обратно в гараж, не оглядываясь – явная слежка чужого и не такого, как жители, а кого-то реального. Кто-то слышимый, но незримый наблюдал за ним, передвигаясь между черных бревенчатых стен полуразрушенных изб, скрипя сугробами смертельного пепла. Дима перехватил топор в две руки. Не думалось, что это видение, которое не может никак ему причинить вреда. Хрум… хрум… хрум… будто по снегу крадутся белые, босые ноги, но точно не жителя, что-то в этих шагах было точно не то. Естественность, неопределенность ритма. Очевидно, что это не житель, а кто-то совершенно иной, тот, кто может нести за собой опасность. Дима уже подошел к перекрестку, где, если свернуть налево, находился магазин, как вдруг из-за скошенного в бок угла каменного дома какого-то успешного дачника показалось пепельно-белое лицо, на котором рисовалась усмешка. У него присутствовали все черты обычного человека. Только неприродный тон кожи отталкивал на подсознании. Он походил на фарфоровую куклу. Вся ситуация в целом отторгала. «П-привет,» – странно скривив рот, произнес человек и медленно, словно он стоял на платформе, уплыл обратно за угол. Дима во всю прыть подался туда: за два огромных прыжка он оказался на том месте, где стоял житель. Это точно не видение: Дима вполне ясно и отчетливо видел, как голый бледнокожий убегал на четвереньках в сторону выезда из деревни. «Чего?» – подумал он, убедившись окончательно, что это настоящий человек, просто так же, как и он, выживший из ума. Еще несколько тянущихся плавленым каучуком минут Дима стоял, разинув рот, наблюдая за быстро отдаляющимся силуэтом, который вскоре остановился и нагнулся к чему-то, будто собака, поедающая баланду из миски.
Кто это мог быть? Ясно, что еще один уцелевший в катаклизме, но это точно не дряхлый старикашка, коих в деревни пруд пруди. Дима знал в деревне почти всех и не припоминал таких живчиком. «Наверное, к кому-то сын или внук приехал и с катушек съехал, а, может, уже был таким,» – вслух заключил он и, с опаской поглядывая за спину, двинулся в сторону единственного на всю деревню магазинчика. Помимо ментальных проблем, появилась и реальная угроза. На что способен обезумевший человек, остается только догадываться. Это еще повезло, что угораздило наткнуться на относительно тихого, а если бы попался настоящий псих, то, что случилось бы тогда? Дима не знал, да и признаться, знать не хотел.
Большая вывеска магазина «Славяночка» с облупившейся красной краской показалась из-за припаркованного рядом с сельпо полицейского “уазика”. Все окна машины выбило при взрыве (как у всех зданий и других брошенных автомобилей). Самих сотрудников правоохранительных органов по близости не видно. Дима невзначай заглянул во внутрь через разбитое водительское окно и от чего-то разочаровался: в салоне лежала горстками стеклянная крошка и какие-то папки, по всей видимости, с особо важными документами. Возможно, в глубине души он хотел найти табельное оружие, которое смогло бы его защитить от психа или психов, бесцельно бродящих по деревни и окрестностям. Ничего стоящего не обнаружив, он отпрянул от патрульной машины и переступил через порог сельского магазинчика.
Что-то не так. Опять это дурацкое чувство присутствия кого-то чужого. Дима все же шагнул дальше, в темное нутро помещения, отгоняя всевозможные мысли о том, что именно в таких местах жители прячутся от испепеляющего солнца. Навредить-то они не навредят, а вот напугать до смерти еще как . Дима окинул взглядом полки, но радость не воссияла на его лице. Все стеллажи оказались практически пусты. «Паскдуство!» – злобно прошипел он, однако, схватив и открыв бутылку с минеральной водой, сразу успокоился. Живительная влага растеклась по нутру и обдала мурашками все тело. Как же хорошо! И тут-то он вдруг понял, в чем дело: из-за прилавка донеся странный, неприятный шум. «Крыса?» – обнадеживающе подумал Дима и приблизился на шаг. Звук походил на тот, когда металлические шарики по кругу катают. «Определенно не крыса,» – ответил себе Дима. Шум исходил неравномерный, прерывистый. Тихо занеся топор над головой, он резко перевалился через прилавок, ожидая увидеть что угодно, да хотя бы снорка, но не это! Дима едва не обрушил обух на макушку девушки, сидящей на трупе продавщицы и играющей с машинкой. «Это что еще за фокус?» – в голос обронил он, зажмурился, открыл глаза, но наваждение не исчезло. Девушка медленно повернулась в его сторону. Такой же мертвенный цвет кожи, прямо как у того психа. На вид ей лет двадцать. Он отметил округлые формы белых грудей и широких бедер, и сразу отвернулся в смущении.
– Ты мне не мерещишься? – спросил он у нее – девушка в туже секунду забилась под прилавок, ударившись головой о край столешницы, и навзрыд заплакала.
– Я вам не мерещусь, – глухо сказала она, влажно шмыгая носом.
Дима оторопел и не сразу понял, что ему ответить. Он осторожно перелез через прилавок и нагнулся, чтобы получше увидеть ее. «Девушка как девушка, – подумал он. – Разве что только, голая и бледная, будто светло-серой краской вымазали. Лицо на месте и гениталии вроде тоже.» Лицо Димы вмиг побагровело и, стыдясь, он быстро распрямился так, что в спине противно и больно стрельнуло.
– Ты кто? – наклонив голову, спросил Дима.
– Я? – отозвалась девушка и показалась из-под прилавка. – Олечка из пятнадцатого дома, с дальней улицы! – в ее голосе он прочитал необъяснимую и странную радость.
– Сколько тебе лет?
– Девятнадцать, но в сентябре будет уже двадцать! – в ее голосе слышалась радостная наивность.
– А ты что тут вообще делаешь? – дружелюбно спросил Дима, сел на колено и принялся стягивать рюкзак, чтобы отдать пуховик девушке.
– Вы меня будете насиловать? – спросила она и злорадно, с ноткой похоти, заглянула ему в глаза, в самую душу.
– Чего? – не понял Дима, так и застыв в позе вытянувшейся цапли с одним надетым рукавом.
– Папочка нашел меня здесь, когда только все взорвалось. Сказать, что будет меня кормить, если я позволю, чтобы он меня насиловал. Он отобрал мою одежду и сказал, что я без этого красивее!
Девушка смотрела с явной усмешкой, а Дима сидел в ужасе от понимая всего услышанного. Этого папочку он похоже и видел. Злость вскипела бурлящей лавой в нем с небывалой силой, и он позабыл уже обо всем. Только найти этого ублюдка, выпустить кишки, задушить его ими, а перед эти оторвать то, чем он Олечку насиловал.
– Оля, – Дима наклонился ближе и почувствовал отвращающий запах затухшей спермы и пота. – Я тебе не сделаю больно. Меня зовут Дима, я с седьмого дома, что на объездной, у гаражей который. Я защищу тебя от него.
– Он не злой. Он кормит меня и любит, – поникла девушка. – Я уже привыкла. Я его тоже люблю.
Диму всего наизнанку вывернуло и чуть не вырвало прямо на девушку. Какие же все-таки сволочи повылезали на свет, которым конец цивилизации сыграл только на руку! Нет государства – нет закона? Так что ли все теперь? А моральные нормы и принципы? Они уже не в почете?
– Оля, – продолжил, скрипя зубами, он. – Я отведу тебя в безопасное место, к себе домой. Понятно? А у тебя родители есть и где они?
– Мама вот, – безразлично ткнула пальцем в труп продавщицы Оля. – Она умерла, а я за ней приглядываю. Так папочка сказал. Он мне разрешает ее кушать. Ее папочка тоже насилует, он дает мне конфетки, которые не достаются маме. Я рада, что она умерла, потому что я ее не любила, и она меня не любила, а папочка любит. Поэтому папочка ее убил. Она не давала насиловать себя и меня. Кричала громко и постоянно, а папочка ее убил. Задушил. Отец был злой, но связал его связал и тоже насиловал, а потом просто убил. Отец маму не любил, меня не любил, а только бил. Мне нравится, когда папочка меня насилует, это больно, но он обнимает и целует меня. Он смеется, когда пихает мне в рот член. Я тоже смеюсь. А вы будете меня насиловать также грубо как папочка? Он добрый и храбрый! Он защитил меня от злых родителей. Он их убил. И вас убьет, если не будете меня любить!
Она смотрела на Диму с долей наслаждения и похоти. Да. Именно так. Чертова извращенка! Пока он сидел в глубочайшем шоке с глазами, округлившимися до размеров десертной тарелки, и не в силах даже пискнуть, она говорила все эти ужасы и улыбалась. Похабно как шлюхи придорожные. Псих убил ее родителей, а она радуется. Он насилует ее, а она только рада и счастлива. Что за бред? Что стало с этим миром? Это не может быть реальным! Это определенно галлюцинация. Дима осторожно подвинулся вперед и дотронулся плеча Оли, и ужаснулся еще больше: она настоящая. Кожа ее горячая обжигала пальцы, под которыми пульсировали тонкие паутинки вен.
Внезапно к нему вернулся контроль над телом, и сгорая от невозможного стыда, что в штанах стало явно тесно, он отпрыгнул, врезался в стену – с полок посыпались пачки сигарет и какие-то бутылки. Дима не успел встать, как увидел стоящего на четвереньках безумца у двери. На лице психа красовалась каменная, окровавленная улыбка, дикая и отторгающая. Это был человек или животное, которое он поедал тогда на окраине.
– П-привет! – сипло протянул урод, как и прежде стоя на месте.
Дима вскочил, схватившись за липкое топорище и занеся сколотое лезвие над головой.
– Подходи! Ну же, паскуда! – хрипел он и ладонью манил безумца к себе.
Произошло все быстро, будто молния сверкнула в чистом ночном небе, и оголодавший, безумный мозг Димы не успел среагировать и остановить девушку, или хотя бы самому ретироваться как можно скорее из этого проклятого магазина. Никогда не покинет разум случившееся далее. Одной рукой псих грубо схватила ее за волосы и подтянула к паху. Безумец хохотал, пуская тягучие слюни на спутавшиеся волосы Оли. А Дима стоял как вкопанный. Руки онемели, топор предатель