Надгробные речи. Монодии — страница 9 из 18

С.И. МежерицкаяО ЖАНРЕ НАДГРОБНОЙ РЕЧИ В АНТИЧНОСТИ

Надгробная речь, или эпитафий (έπιτάφιος), — один из древнейших жанров торжественного древнегреческого красноречия (специально о нем см.: Pemot 1993, а также более общие работы: Kennedy 1994; Desbordes 1996; Wardy 1996). Наиболее ранние образцы эпитафиев, известные нам, — это похвальные речи в честь погибших воинов, восходящие к V—IV векам до н. э. Таких речей сохранилось немного. Это «Надгробное слово в честь афинян, павших при защите Коринфа» («Έπιτάφιος τοις Κορινθίων βοηθοις») Лисия, написанное примерно в 391 году до н. э., «Надгробная речь» («Έπιτάφιος») Демосфена в честь погибших в Херонейском сражении (338 г. до н. э.), а также большой фрагмент надгробной речи Гиперида, посвященный памяти воинов, убитых в ходе Ламийской войны (323— 322 гг. до н. э.). Однако лишь о последней можно с уверенностью сказать, что она была произнесена самим оратором в 322 году (см.: Colin 1938), в то время как авторство Лисия и Демосфена нельзя считать окончательно доказанным[921]. Из надгробных речей этой эпохи сохранился также незначительный фрагмент речи Горгия, написанной между 426 и 420 годами до н. э. (о ней см.: Blass 1868—1880/1: 59 сл.; Vollgraff 1952; Prinz 1997: 207). Однако неизвестно, предназначалась ли эта речь действительно для произнесения или, что вероятнее всего, была фиктивной, то есть писалась в качестве риторического упражнения.

К жанру эпитафия принадлежит и дошедшая в пересказе Фукидида знаменитая надгробная речь Перикла в честь афинян, погибших в первый год Пелопоннесской войны (см.: История. II.35—46; о ней см.: Oppenheimer 1933; Kakridis 1961; Flashar 1969; Faber 2009). Еще один образец надгробной речи в честь павших афинских воинов оставил нам Платон в диалоге «Менексен» («Μενέξενος»; ок. 386 до н. э.). Эту речь, якобы услышанную от Аспазии, супруги Перикла, Сократ пересказывает затем своим ученикам (см.: Платон. Менексен. 236d—249c; см. о ней: Oppenheimer 1933; Löwenclau 1961; Carter 1991; Faber 2009)[922]. Приведенным перечнем ограничивается наше знакомство с эпитафием классической эпохи, если не считать отдельных пассажей из «Панегирика» Исократа (см.: 74—81) и речи Ликурга «Против Леократа» (см.: 46—51), отчасти напоминающих надгробные речи, а также сочинения того же Исократа «Эвагор», написанного в похвалу умершему за несколько лет до того кипрскому тирану и отнесенного античной риторической традицией к жанру энкомия[923].

Своим появлением древнегреческие надгробные речи обязаны существовавшему в Афинах обычаю хоронить граждан, погибших на войне за отчизну, в общей могиле[924]. Церемонию торжественного погребения, сопровождавшегося такими похвальными речами, подробно описывает Фукидид в той части своего сочинения, которая охватывает первый год Пелопоннесской войны (см.: История. II.34.1—7). Произнесение эпитафия, согласно Фукидиду, поручалось обычно первому лицу в государстве, пользовавшемуся всеобщим уважением. Задачей оратора было восхваление доблести и мужества погибших и репрезентация последних как героических защитников родины. Это составляло ядро речи, вокруг которого располагались остальные топосы и темы, помогавшие раскрыть центральный тезис (см.: Burgess 1902: 146—157; Walters 1980; Ziolkowski 1981; Loraux 1986: 65-77, 88-91, 136-137, 277).

Надгробная речь начиналась с короткого вступления, в котором оратор напоминал о древнем обычае публичного произнесения речей над телами умерших и заявлял о своей задаче достойно почтить память погибших сограждан. Обязательный риторический топос этой части речи — рассуждение о трудности темы и выражение неуверенности оратора в собственных силах (см.: Фукидид. История. II.35.2; Лисий. Надгробное слово в честь афинян, павших при защите Коринфа. 1—2; Дефосфен. Надгробная речь. 1—3; Гиперид. Надгробная речь. 1—2). Далее следовала основная, хвалебная, часть речи. Поскольку для полисного сознания классической эпохи всякий человек — это в первую очередь гражданин, член единой родовой общины, то и героизм погибших мыслился не как их личная заслуга, а как проявление коллективной морали, носителями которой они являлись. Вследствие этого главный акцент в похвале переносился с образа погибших на их отцов, дедов, прадедов и на легендарных основателей и законодателей города. В дошедших до нас надгробных речах этот топос выражен пространным экскурсом в социально-политическую, военную или культурную историю государства. Так, в речи Перикла раскрывается тема государственного устройства Афин и проистекающих из него нравственных ценностей, культурных достижений и просветительской деятельности города на благо всей Греции (см.: Фукидид. История. II.36—42). Лисий посвящает большую часть «Надгробного слова» описанию военного прошлого Афин, начиная с мифологического сражения с амазонками и заканчивая Пелопоннесской войной (см.: Надгробное слово в честь афинян, павших при защите Коринфа. 3—66). К подвигу же павших на поле боя афинян он возвращается лишь в последних параграфах речи. У Демосфена и Гиперида (см. соответственно: Надгробная речь. 4—11; Надгробная речь. 4—5) топос славной истории города — скорее дань традиции и лишь подготовительный этап к похвале самим погибшим. Завершалась надгробная речь обычно словами утешения и призывом свято чтить память этих воинов (подробнее об эпитафии классической эпохи см.: Prinz 1997; Frangeskou 1999; Faber 2009: 122 сл.).

Такое внимание к историческому прошлому государства в эпитафии не случайно. Традиция произнесения надгробных речей объясняется не только необходимостью оказать почет умершим, но и коренится в особом мировоззрении греков — в приоритете общественного начала над личным. Помимо коллективного характера похвалы, это находит также отражение в обычае хоронить погибших в общей могиле за счет государства (см.: Фукидид. История. 11.34.1—7). Общественные похороны и надгробные речи должны были сплотить жителей города, напомнить им о гражданском долге и призвать к готовности по первому зову пролить кровь за отечество. Таким образом, эпитафий выражал идеи патриотизма и коллективизма афинского общества (см.: Hesk 2009: 157). Фукидид по этому поводу замечает, что в похоронной процессии могли участвовать все желающие, даже женщины и иностранцы (см.: История. II.34.4). А Гиперид, говоря о погибших в Ламийской войне, подчеркивает, что бессмысленно произносить похвалу каждому роду в отдельности, но лучше посвятить речь всем афинянам сразу, ибо они, будучи согражданами, принадлежат к одному общему роду (см.: Надгробная речь. 6—7).

В надгробных речах классической эпохи храбрость погибших не только восхвалялась, но и вписывалась ораторами в широкий исторический контекст через сравнение недавних подвигов с деяниями предков, также сражавшихся и погибавших за отечество. Создавая галерею героических образов и устанавливая преемственность поколений, ораторы воспитывали чувство патриотизма, пробуждали зависть к славе погибших и вызывали стремление подражать их подвигам. Яркие примеры того — надгробная речь Перикла у Фукидида и эпитафий Лисия, который напоминает о героических предках афинян: «<...> о них должны помнить все, прославлять их в песнях, говорить о них в похвальных речах, оказывать им почет во времена, подобные теперешним, учить живых примерами деяний усопших» (Надгробное слово в честь афинян, павших при защите Коринфа. 3)[925]. В надгробной речи платоновского Сократа тоже излагается политическая история Афин (см.: Менексен. 237b—246a), причем перечисление всех войн — от Грекоперсидских до Пелопоннесской — занимает, как и у Лисия, едва ли не две трети текста.

В надгробных речах затрагивается и тема культурной гегемонии Афин, являющихся, по словам Перикла, «центром просвещения Эллады» [Фукидид. История. 11.41.1). В этом отношении показателен знаменитый пассаж из эпитафия Гиперида, где оратор сравнивает благодеяния, оказываемые Греции Афинами, с благами, которыми земля обязана солнцу (см.: Надгробная речь. 4—5). Разумеется, эта картина великого прошлого и славного настоящего Афин является риторической гиперболой. Например, в речи Перикла изображены не столько исторические Афины того времени, сколько «идеальное государство», что, разумеется, служило патриотической идеологии. Подобное встречаем мы и в «Менексене» Платона, где Сократ, по воле автора ставший свидетелем позднейшего упадка полиса, не только находит всё новые доказательства величия афинян, но даже их просчеты и неудачи трактует как успехи.

Кроме похвалы славным предкам и полису, надгробные речи классической эпохи включали в себя и другие топосы. После экскурса в прошлое Афин оратор, как правило, переходил к образу погибших воинов. Прежде всего он восхвалял их воспитание и образование, показывая, что они с детства отличались прилежанием в учебе, способностями к наукам, наилучшими чертами характера (см.: Демосфен. Надгробная речь. 16). Однако он мог, минуя этот топос, сразу перейти к похвале мужеству и подвигам погибших, как мы видим в речах Лисия, Гиперида, у Фукидида и Платона. Гиперид, например, прямо заявляет, что не будет вспоминать о детстве воинов, ибо присутствующие на похоронах хорошо знают, как афиняне воспитывают детей. И то, что, оказавшись на войне, эти мужи явили всем свою доблесть, достаточно свидетельствует об их достойном воспитании (см.: Надгробная речь. 8).

Похвала военной доблести героев образует второе поле эмоционального напряжения в эпитафии, уравновешивая топос похвалы предкам и родине. Тема самопожертвования афинян раскрывается на том же мифолого-историческом фоне, что и тема славного прошлого города. Таким образом, изложение в надгробной речи движется как бы по спирали — делая очередной виток, оно возвращается к первоначальному тезису. Так, едва закончив экскурс в историю Афин и переходя к похвале погибшим, Лисий не забывает упомянуть, что «в новой борьбе (то есть в войне афинян и фиванцев в поддержку коринфян. — С.М.) они подражали древней доблести предков» (Надгробное слово в честь афинян, павших при защите Коринфа. 61). Демосфен, говоря о причинах, по которым афиняне с честью приняли смерть при Херонее, наряду с их происхождением, воспитанием, образом жизни и государственным строем называет преданность погибших «обычаям своих фил» и приводит множество примеров мифологических героев, которые тоже предпочли достойную смерть