— Господи! — могла только вскрикнуть няня, схватила Надю на руки и помчалась в детскую.
В детской было полутемно; в углу, у образа Божьей Матери, горела лампада, да на столе, около няни стояла свеча, заслонённая от Нади какою-то картинкой. После катастрофы с козой, няня умыла её, причесала, убаюкала и уложила в кровать, но теперь девочка проснулась и… снова залилась слезами.
— Господи Ты Боже мой! Вот горе нажили себе! — вздыхала Софьюшка. — Ну что я буду делать: захворает дитя, и барыни как на грех нет дома, пойду хоть папеньку просить, чтобы пришёл её утешить.
Няня вернулась в детскую с отцом. Надя, заслышав его шаги, уже выхватила спрятанные под подушкой козьи ножки и рожки и протягивала их отцу, не имея сил высказать своё горе.
— Это что ж такое? Это от той козы, что прислала бабушка? Ах, они, разбойники. Ты говоришь, нянечка, Андрюша?
— Где их, батюшка-барин, разберёшь! Видно, все шестеро рвали, вы посмотрели бы, на что сама барышня была похожа, одних волосиков я с шейки целый пучок сняла, должно быть и с ними-то они не лучше поступали.
— Ну, ну, няня, будет! Наши мальчики никогда не ударят сестру.
— Ударить-то не ударят; когда они в себе, так даже с полным уважением к барышне, а уж только как они в войну заиграют, ну тогда уж не попадайся, — с меня голову сорвут, не то что с ребёнка… Как у них стены в комнате стоят — не знаю!
— Так как же: ты играла в войну? А коза кем была? Барабанщиком, что ли?
— Мы не в войну играли, в Робинзона…
— Ну-у! И Робинзон съел свою козу?
И, мало-помалу, вопрос за вопросом, отец достиг своего: он заставил девочку говорить, представлять, смеяться и, воспользовавшись минутой, когда слёзы Нади прекратились, он велел няне позвать всех мальчиков. Несмотря на ту храбрость, с которой Андрюша вывел сестрёнку из классной, положив ей в передник остатки козы, ему в душе было очень стыдно и жаль девочку, и теперь, когда их всех позвали в детскую, он подошёл к сестре и поцеловал её:
— Ты знаешь, Надя, — начал он смущённо, — коза была скверная как вата; мы, папа, только потянули её, она и разлезлась.
— А сколько же вас тянуло её? — спросил отец.
Андрюша оглянулся:
— Да все шестеро!
— И хорошо тянули?
Тут все мальчики заговорили разом:
— Уж как могли, изо всех сил…
— Ну вот, видите ли, дети мои, игрушка-то была очень хорошая и очень крепкая, если понадобилось двенадцать рук, чтобы её разорвать. Ну, вот, каждый из вас получил: кто ногу, кто рог, кто голову козы, — уж справедливо, чтобы вы с этим и оставались, а что же у Нади-то будет?
Мальчики поглядели, помолчали, затем Андрей пошёл вон из комнаты, а за ним потянулись все остальные. Не прошло и пяти минут, как они вернулись, и каждый нёс что-нибудь для сестры из своих заветных вещей.
Андрей отдал ей ружьё; оно было старое, и курок его уже не хлопал, но с ним очень хорошо можно было стоять ещё на часах, и потому мальчик считал свой подарок драгоценным.
Ипполит подарил барабан, прорванный только с одной стороны, который при том обещал ей заклеить.
Федя протянул значок из красной тряпочки с золотой бахромой.
От трёх двоюродных братьев она получила несколько гимназических пуговиц и пару офицерских погон.
— Теперь ты можешь играть с нами… — сказали братья. — Мы будем ставить тебя на часы, и ты же будешь бить нам сбор на барабане.
Надя была в восторге: эти игрушки с избытком заставили её забыть нарядную козу, а обещание снова играть с братьями залечило в миг все синяки и ушибы.
— А остатки козы ты нам всё-таки отдай, — решил Андрюша, — когда мы играем в манёвры, то это нам пригодится варить в котле, на манёврах солдаты в пище не должны быть разборчивы.
Надя давно уж выскочила из кроватки и, захватив с собою подарки, торжествующе стояла среди братьев.
«Колонна храбрая вперёд,
Равнение направо,
Кто первый на стену взойдёт,
Тому и честь, и слава!»
запел Андрей, шагая впереди всех, за ним шла со значком Надя в паре с Федей, Ипполит с Евгешей, Виктор с Сашей замыкали шествие, и все снова, к ужасу няни, направились в классную, где и закипела опять игра.
1903