В исполнении заморской госпожи это звучало очень убедительно, но мудрец всё никак не мог представить себя и других в том виде, какой предполагало лечение.
– Но зачем… оголяться?
– Одежда призвана защищать и скрывать тело, но в мир мы приходим обнаженными, – торжественно сказала Тэхон, взмахнув рукавами, как птица – крыльями, и ехидно добавила: – И потом, где вы видели, чтобы люди испражнялись в штаны?
– Но… Но для чего нужно завязывать глаза и уши?! – уже совсем жалобно спросил Арант.
– Для того, чтобы болезнь точно вышла из нужного места, – последовал невозмутимый ответ. – Только тогда пятая песнь Мороза сработает! Когда вы ощутите в правой ягодице боль, болезнь покинет тело. Вечерняя заря подходит. Вы будете лечиться или нет? Учтите, через три дня уже поздно будет. Болезнь накопится и начнет отравлять тело.
– Но вы же не пели пятую песнь Мороза, – мудрец вцепился в лапку крота.
– Да. Мы пели поэму госпоже Метелице, но вы не знаете корейского, поэтому и пятая песнь Мороза сойдет. В общем, надо петь обязательно!
– Да как петь-то лицом вниз? – всё еще недоумевал Арант.
– Приподними голову и пой! – сказала Тэхон и развернулась на пятках. Длинные полы её серого мужского одеяния хлестнули по ногам. – Ладно, вы как хотите, а я пошел. У меня других дел полно.
Она вышла, плотно закрыв за собой дверь. Арант потоптался возле кровати, посмотрел в окно, где наливался алым край неба, и нерешительно взялся за темный отрез ткани. Сначала заткнуть уши, затем обвязаться платком так, чтобы ничего не видеть, было достаточно просто. Да и спустить штаны перед тем, как лечь на кровать спиной кверху – тоже. Ведь что может быть естественнее, чем лечь голым в постель? Но вот петь в таком виде пятую песнь Мороза, торжественный гимн, который предназначался для толпы, для шествия… Арант неуверенно, полушепотом запел первый куплет, сразу почувствовал себя круглым дураком и в приступе злости сорвал платок с головы.
За стенкой раздался бас Ильи. Илья пел красиво, выводил каждую нотку, каждый слог. Арант заслушался и чуть не подпрыгнул на кровати, когда песня в конце первого куплета вдруг перешла в удивленный взвизг и оханье.
– Илья? Илья, ты что? – заорал Арант.
Тот его не услышал, но впечатлениями поделился в удивительно цветистых выражениях.
Приободренный и убежденный, чувствуя, что не одинок, Арант вновь заткнул уши, завязал глаза, лег и запел. И вдруг понял – песнь зазвучала совсем по-другому! Обычно она летела из груди, рвалась в небо и ввысь, а сейчас вдруг наполнила тело, ушла вглубь, задрожала в каждой клеточке. Собственный голос показался совсем иным: глубоким и более могучим. Его ничто не отвлекало от святых звуков. Но когда Аранта затопил восторг, заставивший забыть обо всем на свете, по оголенной правой ягодице вдруг мазнул холодок, и в неё впилась острая боль.
От неожиданности изо рта вылетели слова, весьма далекие от песни. Стихия тут же замерла, хлынула обратно внутрь. Арант спохватился и продолжил петь, преисполнившись уверенности. Боль ощущалась еще несколько мгновений, а потом исчезла, напоследок мазнув тем же влажным холодком.
А Арант остался лежать и петь пятую песнь Мороза так красиво, как только мог. Странный заморский метод лечения действовал! Стихия выливалась из болящей точки, дух укреплялся, а вместе с ним – и тело.
Глава 11
То ли сыворотка получилась настолько убойная, то ли выпестованная естественным отбором живучесть сыграла свою роль, но уколы оказали на мудрецов буквально магическое действие. Я всадил им всего по одной полной дозе, а симптомы дифтерии исчезли на следующий же день! Единственным, кому не повезло болеть три дня, стал Арант. Исключительно из-за его нежелания пить каждые два-три часа. И вроде бы логично было списать такое стремительное выздоровление на песнь Мороза и порадоваться, что магия тут все-таки есть. Но ведь даже мальчик Юн Лан тоже скакал козликом уже на третий день, хотя он никаких песен не распевал. В горле от дифтерии ни следа не осталось.
От такого результата я просто обалдел. Это же какие здесь микробы были непуганые, если хватило всего одного укола и пары литров чая?!
Если восхитился даже я, что уж говорить об остальных? За племянника господин Чан кланялся до самой земли. Впечатленные мудрецы опять принялись бегать по городу. На сей раз с советом петь пятую песнь с завязанной головой и голым задом. Я, конечно, знатно повеселился, но уточнил, что петь надо не где-нибудь, а на святой земле Дома Порядка. И с тяжелым вздохом пошел готовить новую партию сыворотки из лошадиной крови. Уже в промышленном масштабе.
Спасибо хоть оборудование в снадобнице было рассчитано на массовое производство, а ювелир обеспечил сменные иглы. Народу в Дом Порядка набилось столько, что яблоку было негде упасть. Дом разделился на две части: мужскую и женскую – и каждый клочок «святой земли» занимало голопопое, ничего не видящее и не слышащее тело.
Я сбивался с ног, хотя работал лишь в закрытых, свободных от наблюдателей комнатах и молельном зале. Игл на всех не хватало – приходилось делать уколы крайне ограниченному количеству больных за раз и лишь в некоторых комнатах, чтобы не попасться.
Спустя неделю удалось ввести сыворотку почти всем пришедшим – и поток людей резко пошел на спад.
Но сделать уколы абсолютно всем, да еще так, чтобы никто ничего не заметил, не смог бы ни Будда, ни Христос, ни местный Осмомысл. Поэтому я ничуть не удивился, когда однажды вечером ко мне в снадобницу постучались.
– Секунду! – крикнул я, одним глазом следя за реакцией, а другим – за песочными часами. – Девяносто семь… Девяносто восемь… Девяносто девять…
В сыворотке образовался осадок. Я процедил её, закрыл в шкафу и пошел открывать дверь. За дверью оказались нужные для отвара цветы и травы, которые должен был принести Вольга. Правда, в дополнение к ним шли бесполезные пышные хризантемы и еще что-то незнакомое, но не менее пышное. Однако это я заметил уже потом, когда принял охапку вожделенного добра и вцепился в ромашку.
– Зачем так много?
– Здоровья тебе, Тэхон.
Вместо моего помощника пришел Арант. Он посмотрел, как я перебираю ромашки, странно скривился, но тут же стер это выражение и ласково улыбнулся.
– И вам, Арант Асеневич, – сказал я и наклонился, заглянув ему за спину. – А где Вольга?
– А зачем он тебе? – вопросом на вопрос ответил мудрец. – Или тебе потребны цветы лишь из его рук?
– Да собственно, мне всё равно. Хризантемы-то зачем? Они в состав отвара не входят. Впрочем, ладно. Сам выпью, – брякнул я и, оборвав головы у ромашек, бросил их в ближайшую корзинку.
Арант издал странный звук: то ли кряканье, то ли аханье.
– А…
– Что?
Я взглянул на него. Лицо у мудреца порядка было такое, словно его кто-то ужалил в щеку, а он постарался не подать вида. Его голубые глаза взирали на оборванные травы с изумлением и детской обидой. Я посмотрел на это перекошенное лицо, на ободранный букет в моих руках и подозрительно уточнил:
– Арант Асеневич, вы же принесли мне травы для отвара, да?
– Да-да, – закивал тот, сразу приняв очень честный вид. – Для отвара. Вольга… э… у него живот прихватило, а я мимо шел. Дай, говорю, отнесу. Вот и отнес.
Для убедительности он махнул рукавами на букет. Мой внутренний голос ошарашенно икнул.
– Ага, – я толкнул Аранта в грудь, и тот покорно шагнул за порог, – благодарю за заботу, – и быстро захлопнул дверь перед длинным носом.
Букет отправился в ближайшую пустую корзину. Руки вцепились в первую попавшуюся тряпку. Очень захотелось вымыть их с мылом, а еще по-русски сплюнуть через плечо и постучать по шкафу, но тут мудрец снова поскребся в снадобницу.
– Я занят! – крикнул я и поморщился.
От испуга получился не крик, а сдавленный писк.
– Тихон Викторович, я вас хотел на рынок пригласить! – зычно ответил Арант. – В благодарность, так сказать. За вашу методу. Хворь на убыль пошла. Мы её побеждать начали. И всё из-за ваших советов. Вы ж у нас всё в снадобнице сидите, работаете не покладая рук, вот-вот сами упадете! Вам бы отвлечься хоть немного, а у нас как раз рынок в порту открылся…
Отдохнуть? Рынок в порту?
Я посмотрел на букет, на себя в стеклянные дверцы шкафа и вздохнул. Да, видок у меня на самом деле оставлял желать лучшего. Даже в смутном отражении получилось разглядеть черные синяки под глазами. И россыпь прыщей с темными точками на щеках и подбородке. Кроме того, руки не выдержали постоянного мытья – покрылись мелкими болезненными трещинками. Я устал, и это уже сказалось на внешности. Мне банально не хватало времени на себя. Даже мой обед – обычно нормальный и полноценный – превратился в пару наспех сооруженных бутербродов. Еще немного – и мой желудок скажет: «Привет, гастрит!», а пальцы перестанут сгибаться. Н-да… А я еще заподозрил Аранта в чем-то предосудительном! Кто на такое замученное существо посмотрел бы?
Мудрец Порядка был прав. Мне определенно не хватало выходного. С маникюром, с чисткой лица, горячей ванной и бокалом белого вина с креветками… Я осмотрелся и тяжело вздохнул. Если ванну Дом Порядка еще мог организовать, то вино с креветками, маникюр и уходовую косметику – только после посещения рынка. Н-да, нелегко быть прекрасным франтом в восемнадцатом веке.
Арант просиял, когда я вышел к нему и, закрыв дверь на ключ, решительно сказал:
– Пойдемте. Рынок так рынок.
– Давайте на «ты», как равные, – обрадованно сказал мудрец, тут же подцепив меня за локоть. – Вы доказали, что ваши знания не уступают моим.
– Почему бы и нет? – я высвободил руку из захвата. – И раз уж мы равны, не хватай меня так больше, Арант. Это неприятно.
Тот поморгал, как щенок, которого щелкнули по уху, и радостно расхохотался.
– А и правда, чего это я? Ты ж хоть и мелкий, а мужик!
Я выдохнул сквозь зубы, еле удержавшись от удара. Этот муд… мудрец похлопал меня по плечу так, что у меня ноги подкосились!