[9]».
Ага. Понятненько…
Пока я пялился на послание, купец принялся за сладости.
– Я бы вас свозил на тот остров, но у меня нет времени, – посетовал он. – У родни свадьба, платья надо шить, подарки… Сами понимаете. Могу показать на карте. Как пойдете домой – завернете. Там недалеко. Можно и запасы воды пополнить.
– Да-да, конечно, – спохватился я. – Отметьте, я вас очень прошу! Мне так интересно! И благодарю вас от всей души, Дан Вторакович! Вы меня осчастливили!
Купец, раздобревший от хмеля и еды, послюнявил карандаш и поставил на карте жирный крест. Честное слово, я чуть не расплакался от счастья. Путь домой нашелся, и он оказался совсем рядом!
– Арант, как долго это будет продолжаться?
Он разлепил тяжелые веки и медленно выпрямился. Тело недовольно отозвалось болью в затекших мышцах, потянуло в шее. Неудивительно, ведь он умудрился заснуть за столом, устроившись щекой на раскрытом сборнике гимнов. Свечи давно догорели, и в рассеянном утреннем свете, который лился из окон, Светозар выглядел особенно грозным и холодным.
Арант потер шею, ссутулился на стуле и виновато опустил голову, уткнувшись взглядом в страницы. На них чернели строчки песни Успокоения – той самой, которая могла бы помочь Тэхон, спой она ее вовремя. Той самой, слова которой намертво въелись в голову и слетали с языка до тех пор, пока сон не взял своё прямо у стола. Слова Осмомысла не успокоили, но помогли: злоба утихла, желание крушить и разрушать погасло, осталась лишь угрюмая боль, точно угли в кострище. Арант и чувствовал себя таким – выжженным, полным пепла и праха, почти угасшим.
Светозар подошел ближе, прочел священные строки, вздохнул и сел рядом.
– Я не буду говорить о том, что ты и так знаешь, – мягко сказал он. – Я не буду спрашивать, отчего ты избегаешь смотреть на меня. Просто послушай. Ты имеешь право горевать по Тэхон. Кем бы он ни был, в первую очередь для тебя он… Она была человеком. И ты тоже в первую очередь человек. Люди не властны над своими сердцами.
Арант сжал кулаки и стиснул зубы так, что заболела челюсть. Светозар возглавлял приморский Дом Порядка вот уже несколько десятилетий. Несомненно, он сразу всё заметил. Никто и не скрывался. Всё Приморье видело, как он хлестал вино, а потом брел через весь город в обнимку с Ильей и Зденькой. Да и утром он, больной и опухший, опохмелялся прямо на глазах у прочих служителей. Конечно, те сразу всё растрепали.
– Не держи горе внутри, – продолжал глава Дома мягким голосом. – Иначе оно испепелит твою душу и обратится в нечто ужасное. Позволь слезам пролиться. Ты можешь оплакать её, можешь сотворить похоронный обряд и чтить память, которую она оставила о себе. Этого у тебя никто никогда не отнимет.
– Тэхон была хаоситом… – пробормотал Арант, пряча глаза. – Мы же должны уничтожить память о ней…
– Но для тебя это не имеет значения, верно? – проницательно заметил Светозар и вздохнул, когда Арант покаянно опустил голову. – Ты попал в Кром почти взрослым и, похоже, не сумел впитать кое-что до конца. Дети чувствуют это сразу. Все служители Равновесия – братья и сестры. Мы все любим друг друга, как братья и сестры, и точно так же переживаем. И если ты думаешь, что я не посочувствую тебе и осужу, то ты ошибаешься. Да, для меня Тэхон – это мерзкое порождение хаоситов. Да, я ненавижу её за осквернение лечебных отваров, но твоя боль…
– Но они работали! – не выдержал Арант и вскинул голову. – Они же работали! Они несли исцеление, это не был яд! Она не возводила хулу на Осмомысла и Равновесие, она не переделала песнь, наоборот…
– Велела петь торжественный гимн с голым задом.
– Но ведь сработало же!
Светозар тяжело вздохнул, посмотрел в сторону, помолчал и вновь обернулся.
– Ты знаешь, отчего хаоситов велено убивать сразу, не заговаривая с ними и не слушая их?
– Чтобы их речи не заморочили разум и не нарушили Равновесие, – заученно ответил Арант. – Чем моложе человек, тем легче разрушить его.
– И ты всегда так делал. Ты убивал их сразу, не говоря с ними. И поэтому тебе неведомо, как именно хаос проникает в голову, – сказал Светозар и побарабанил пальцами по столу. – То, что я сейчас тебе скажу, не тайна среди служителей, но ею владеют лишь главы, а не мудрецы. Но ты – исключение. Тебе это знать необходимо.
– Что мне нужно знать?
– Хаоситы вовсе не обманывают людей. Они на самом деле их лечат, – отчеканил глава и, когда Арант уже открыл рот, добавил: – Но они достигают этого неправильными методами. Исцеляя что-то одно, их снадобье ранит что-то другое. Они даже могут вскрыть тело человека, чтобы вырезать источник болезни, и это сработает…
– Но человек никогда не оправится после этого до конца и уйдет на новый круг калечным, ему больше не родиться в здоровом теле и не достичь Равновесия, – прошептал Арант, начиная понимать.
– Верно. Хаоситы никогда не споют, чтобы утешить душу или внушить надежду, – продолжал Светозар. – Если они велят петь, то это значит, что они лишь прикрывают подобным способом настоящее снадобье.
Тэхон настаивала, чтобы они закрывали глаза и уши… И острая боль впивалась в ягодицу… Арант сглотнул и упрямо качнул головой:
– Но ведь… Даже если так, то её настоящее лекарство не покалечило…
– Возможно, мы просто пока этого не чувствуем. Быть может, она велела петь пятую песнь в надежде, что это поможет избежать искажения. Ведь она раскаивалась. Этого нам уже не узнать. Но хаоситы лечат, они спасают людей здесь и сейчас даже лучше нас самих. Они знают о человеческом теле несравнимо больше, потому что не гнушаются вырезать органы и испытывают новые снадобья на пленниках, не следуя заветам предков. И это главное их оружие против нас. Ведь какое дело до следующей жизни, если ребенок не успел пожить в этой? Кто её видел, эту следующую лучшую жизнь? Может, её и нет вовсе? Да, – Светозар кивнул, посмотрев в ошеломленные глаза Аранта. – Вот оно, чувствуешь? Это сомнение. Первый росточек твоего падения. Еще не безвозвратного, за которым следует потеря Равновесия и души, но сомнения растут, ширятся и подтачивают ум. Твоя любовь к хаоситке, Арант, тоже породила сомнение.
Он судорожно вздохнул.
– Я не…
– Не спорь, я знаю, что ты чувствуешь! – отмахнулся глава Дома и придвинулся ближе. – Мне жаль, сынок, что самое светлое чувство породила в тебе эта… этот сорняк. Быть может, мы сумели бы наставить Тэхон на истинный путь, но нам этого уже не узнать. И прошлое не переписать заново. Я очень сочувствую твоей потере, мне очень больно за тебя… Поэтому не думай о том, что ты поступишь несправедливо, искоренив в народе память о Тэхон. Подумай о том, что она могла поманить тебя за собой на путь хаоситов, но ни разу не попыталась этого сделать. Она не просто осознала свои ошибки – она не захотела губить тебя. Поэтому вырви сомнение из своего сердца, поплачь и продолжай путь мудреца, – Светозар отечески погладил его по голове. – Пусть останется лишь светлая грусть. Тэхон ждет, что ты сотрешь её имя, чтобы шагнуть в новый круг обновленной и достойной тебя.
– Я… Я хочу её похоронить…
Арант встал и покачнулся – после ночи за столом тело не слушалось. Светозар поддержал его за локоть и повел к выходу, прихватив книгу.
– Конечно. Мы проведем похоронный обряд. Мы поддерживаем тебя, Арант. Ты не один. Не забывай об этом.
Тот не выдержал – горячо обнял и уткнулся в узкое старческое плечо. Глаза предательски заслезились.
– Благодарю! Благодарю от всей души! Простите меня!
– Ничего страшного, – Светозар отечески похлопал его по спине. – Главное, что ты с нами, а с остальным мы справимся. Мы проведем обряд, ты споешь песнь Успокоения, а затем займешься делами. Дела – лучшее лекарство от подобных ран. Вон хоть тот же порт. Мне сегодня сказали, что там грузчики чем-то травятся уже второй день. Займись-ка.
– Да. Я обязательно разберусь!
Глава 16
Дан Вторакович не рассекретил меня лишь чудом. В какой-то момент он наклюкался до поросячьего визга и начал давить своим желанием полюбоваться на мое лицо. В ход пошел даже классический бронебойный аргумент «Ты меня уважаешь?». Будучи в подпитии, Хван Цзи и господин Чан не смогли противостоять его настойчивости и мощи. В результате моя ширма оказалась перевернута, платье облили вином, а на глазу радушного хозяина образовался роскошный синяк, который я ему прописал тяжелой вазочкой. Пока ошеломленный Дан Вторакович отходил от неожиданной прыти госпожи Шу, я подхватил Юн Лана и сбежал на корабль. Даже извинения протрезвевшего хозяина дома и Чанов принимал из-за двери.
– Чтоб я еще раз влез в это орудие пытки! – заорал я, когда господин Чан поскребся ко мне и пригласил прогуляться по городу. – Эти юбки неудобные, тяжелые, и вообще – в таком виде меня несерьезно воспринимают! Не как человека, а как добычу! Если вам так надо – сами носите эту дрянь, а я больше никогда в жизни их не надену!
Как мне потом передал гогочущий матрос, вопль моей несчастной души слышали даже на мачте.
– Ладно-ладно! Я просто предложить! Простите, дайфу Лим! – воскликнул господин Чан. В голосе его звучало самое искреннее раскаяние. – Этого больше не повторится!
– Когда мы уплывем? – немного остыв, спросил я.
– Как наполним бочки водой, так сразу и отправимся!
Я выдохнул и развалился на кровати, рассматривая записку с посланием Констатора. Судя по ней, пятый день растущей луны не был привязан ко времени года, а это означало, что портал домой открывался регулярно. Конечно, если Дан Вторакович переписал всё, а не, скажем, пропустил часть надписи. Такое было вполне вероятно: стену могло засыпать песком, разрушить, затянуть растениями… Но на этот счет я решил волноваться потом, когда проверю. Если же надпись на самом деле была полной, то домой я мог вернуться уже совсем скоро. Это весьма воодушевляло.
Я спрятал записку, повертелся на жесткой койке, предвкушая скорую встречу с небоскребами, пластиком и интернетом, и прикрыл глаза. На палубе громко закричали, раздавая команды, раздался топот – и корабль качнулся, отплывая. Вскоре в дверь снова поскреблись.