– Всё-таки удобная это штука – карточки и эта… картотека! – восхищался Илья, быстро заполняя тонкие странички. – Всё по именам и годам разложишь, достанешь – вот и вся история перед глазами. Не надо ничего выпытывать, переспрашивать… Сразу видно, чем и когда лечили. Дуняша, Вольга, да вы просто умницы!
– Это не мы, – пискнула Дуняша.
Вольга, почему-то на редкость молчаливый и смурной, бросил на неё предупреждающий взгляд, отчего девушка замолчала. Арант моментально вспомнил, под чьим началом они работали в разгар крупа, и кто всем заведовал в лекарском доме.
– И здесь она! – прошипел он злобно.
Мысль, что Тэхон осталось недолго, а дальше жизнь войдет в прежнее русло, почему-то не утешила, а вонзилась в макушку не хуже молнии. Внутри закипело еще сильнее. Не понимая, что с ним творится, мудрец в сердцах бросил поднос с чернильницами на стол.
Илья с опаской покосился на него и на всякий случай прикрыл стопку рукой.
– Учти, от картотеки мы не избавимся, – предупредил он. – Полезная придумка. Сам Светозар Людотович дал добро на использование!
Арант медленно выдохнул сквозь зубы.
– Пойду я… прогуляюсь. Что-то мне не очень хорошо.
– Да-да, иди… те, Арант Асеневич, – довольно-таки осторожно сказал Илья. – Отварчику с ромашкой и пустырником попейте, спойте пару песен…
Тот подумал, что совет ужасно дурацкий. Ромашка и пустырник в его состоянии – всё равно что мертвому припарки. Вот пара бутылок крепчайшего заморского вина была бы в самый раз. Но увы, сегодня должен был состояться суд.
Он послал Илье мрачный взгляд, и тот уткнулся в записи:
– Понял. Замолчал.
– Не пойду никуда, – буркнул Арант и сел рядом с Вольгой, который перебирал целую кучу карточек. – Что делаешь? Давай помогу.
– Отделяю живых от неживых, – ответил тот и подвинул кусок бересты. – Здесь считаю, кто, от чего и когда умер. Вот, видите? Дети от года до семи, здесь от семи до четырнадцати, от четырнадцати до тридцати, от тридцати до сорока пяти и старше.
Мудрец бросил взгляд на бересту, всю испещренную крестиками, и замер, не поверив своим глазам.
– Это за какой срок? – охрипнув, спросил он.
– Как карточки завели, то есть с момента вашего приезда, – ответил парень.
– Здесь написано, что всего на детей до семи лет заведено сто семь карточек, и погибших из них – семьдесят три!
– Это я еще подсчет не закончил, – заметил Вольга. – И это только та часть, которая пришла сюда. Я спрашивал народ. На самом деле в Приморье от крупа погибли почти все дети до семи лет. До четырнадцати – каждый третий.
Арант вспомнил, что на улицах Приморья стало гораздо меньше детей.
– Но ведь есть и выжившие…
– Выжили только те, кто пел песню Мороза и испытывал боль, когда болезнь выходила, – парень смотрел в упор. – Очень часто рядом с этими людьми видели Тихона Викторовича.
– Что? От лечения Тэхон выжили все?! – не поверил Арант и сам закопался в бумаги.
Они вдвоем перебрали все карточки, подсчитали погибших и выживших, сопоставили даты… И перепроверили еще дважды.
Он не верил своим глазам, но буквы и цифры были неумолимы. Что бы ни варила Тэхон, это по-настоящему спасало жизни. Гораздо лучше всех их средств.
– А искажение Равновесия? – схватился его мозг за спасительную соломинку. – У них же было искажение?
– Мы проверяем, – буркнул Вольга. – У тех, кого успели – нет ничего.
– Что ты хочешь сказать? – угрожающе пророкотал Илья.
Наполненный тихой бессильной злостью взгляд опустился на карточки.
– Ничего. Видимо, сработал гимн Мороза. И вообще, моё дело маленькое: считать живых, больных и покойников. Сами думайте.
Арант всё-таки сбежал – не смог больше смотреть на ровные столбцы дат и цифр. Ведь если это всё была правда, если лекарство Тэхон не искажало Равновесие и работало правильно, лучше всех их отваров и песен, то…
«Не сомневайся. Это главное оружие хаоситов. Они отрицают душу, они не думают о перерождениях!» – отчаянно взвыл в голове внутренний голос.
Но имя Тэхон в учебниках и вечный позор служителей уже обрели пугающую правдоподобность. Мудрец чуял всем своим существом: мерзкая сыворотка из крови работала и несла спасение, не причиняя вреда – наоборот! Даже сам он перенес болезнь очень легко и сейчас бегал повсюду, словно и не было никакого крупа.
Когда он ввалился в трактир и потребовал бутылку вина, подавальщик даже бровью не повел. Видимо, за день к нему не раз кидались, словно к спасителю.
– Закусь хоть возьмите, развезет ведь, – сказал он и подвинул к Аранту блюдо с холодными закусками.
Тот только отмахнулся. Вино остудило пожар в мыслях, притупило страх, но вот червячок сомнений никуда не исчез. Он заворочался, стал больше, зашептал, что Тэхон не заслужила смерти, что она имеет право ненавидеть служителей…
Что она, возможно, права.
– Забыть. Её нужно забыть. Она хаоситка, мерзкое создание… Не госпожа… Мои господа – Ведунец…
Арант бормотал и сам себе не верил.
Он напивался, лениво жуя сыр и мясо между глотками. Форма вновь казалась тесной, жесткой и неуместно яркой. Народ косился на мудреца, перешептывался, но подходить не рисковал и занимался своими делами. Подавальщицы ловко сновали между столами, кто-то громко хохотал. В какой-то момент один из посетителей вытащил из заплечного мешка заморскую мандолину и задумчиво тронул струны. По трактиру поплыла плавная затейливая мелодия. Арант повернул голову, как и многие, прислушался, надеясь, что песня наконец-то отвлечет от тяжелых мыслей. Певец кашлянул, вздохнул – и зазвучал чуть хриплый голос:
Непостижимое созданье,
В твоей нездешней красоте
Инако всяко очертанье.
О, мне б мечтать о слепоте,
Чтоб черных омутов не зрить.
Коль мог, забылся бы в вине!
Но будто рвется сердца нить —
Болезненно, необъяснимо,
Когда тщусь облик позабыть…
Арант сжал бутылку так, что по пузатому стеклу поползла трещина, и нервно засмеялся:
– Да вы что, сговорились? Эй ты, замолчи сейчас же!
Но певец не расслышал пьяного оклика и самозабвенно продолжил:
В очах таинственная сила
Сплетеньем холода-огня
Всё Равновесие сгубила.
А голос! Птичья щебетня…
Усмешка, поступь – все черты
Готов воспеть, в стихах хваля.
Но толку? В этом нет нужды.
Недостижимое созданье,
Как мне понять тебя, скажи?
Песня задела за живое. Арант вскочил с твердым желанием разукрасить певцу безусое личико, но его сзади обхватили за плечи и силой усадили назад:
– Тихо, мудрец! Не скачи. Не по твою душу! – прошептал кто-то на ухо. – Вон, смотри!
Сидящая напротив певца девушка встала и одарила его глубоким поцелуем, сверкнув темными, словно спелые вишни, глазами, необычайно выразительными на фоне соломенных вьющихся волос. Публика одобрительно заулюлюкала, зарукоплескала. Арант перестал вырываться. Гнев сдулся мгновенно, точно вода из бурдюка вылилась.
– Вот и молодец, мудрец, – одобрительно сказал всё тот же голос.
Руки соскользнули с плеч, и, обогнув столик, напротив уселся моложавый мужчина в купеческом платье. Он бесцеремонно плеснул себе в кружку вина, стащил с блюда ломтик мяса и довольно крякнул, отправив всё это в рот. Арант моргнул и после секундного ступора узнал в неожиданном собутыльнике давнего пациента.
– Будете долго жить, Дан Вторакович, – буркнул он. – Переменились, я вас даже не признал. Какими судьбами в наших портах?
– Да вот узнал, что у вас мор кончился, и домой вернулся, – усмехнулся тот в бороду. – Решил перекусить, захожу – а тут вы сидите и какое-то горе запиваете! – он наклонился и с заговорщическим видом спросил: – Неужто Тэхон оплакиваете?
Арант набычился.
– Что? Об этом хаосите весь город судачит, – невинно сказал Дан Вторакович и вдогонку мясу съел еще осьминожье щупальце. – Кто говорит «он», кто – «она». Мне самому любопытно стало, она Тэхон или всё-таки он?
Мудрец открыл рот, но не смог выдавить из себя ни слова, поглощенный сомнениями. Но собеседнику, казалось, ответа и не требовалось:
– Но лица у её народа, конечно, странные. Да ведь за морем кто только не живет! Вот мне недавно заморские платья продали. Чудесные платья, между прочим! Красивые, многослойные, похожие на перевернутые цветы. Знаете, такие… вроде шиповника?
Слов было так много, что у Аранта закружилась голова.
– Что вы мне про какие-то платья толкуете? У меня тут… Вот! – мудрец взмахнул бутылкой. – Как вам не стыдно, Дан Вотра… Второка… Вто-ра-ко-вич!
– Вам не интересны заморские платья? Жаль. Княгиням Трехбережья они очень понравились. Я еще заказать хотел, – удивился купец и пожал плечами. – Ну что ж, видимо, что-то напутал… Так значит, Тэхон в Доме Порядка? Наставлять будете? Лечить?
Арант согласно кивнул:
– В Доме. Да только не наставить её. Пропащая она. И снадобья у неё странные! Знаете, чем она круп лечила?
– Чем? – живо откликнулся Дан Вторакович.
– Кровью! – выпучив глаза, прошептал мудрец. – Сыворотку из крови делала и колола! Жуть, да?
– Да-да, – охотно кивнул купец. – Я так кровь не люблю, вы бы знали! У меня в детстве горло болело – так мамка велела курицу зарезать и теплые потроха к горлу примотать. Представляете? Прямо из курицы, все в крови. Вонючие были – жуть!
– Но это известное средство, – заморгал Арант. – Осмомысл одобрял…
– Да? Но всё равно жуть, – Дан Вторакович подлил ему еще вина и ненавязчиво спросил: – А когда суд?
– Сегодня, после ужина, как Руслан прибудет, – мудрец махнул рукой и, тоскливо вздохнув, вновь присосался к бутылке. – Казнят ведь… А я и не могу… Так ей и надо, хаоситке!
– У-у… – купец довольно прищурился и продолжил: – Не люблю я кровь, да. Как вы расстрелами командуете, ума не приложу?