Девушка оценила такую тактику, отдавая должное интеллекту Лео и его знанию тонкостей человеческой души.
— Но он тоже может меня послать подальше, — добавила она тем не менее.
— Правильно.
— Но вы в это не верите?
— В игре вероятностей я делаю ставку на алчность. Уж больно ты для него привлекательна как агент. Приняла ислам, порвала со своей средой, достаточно управляема и… красива. Он просто обречен на то, чтобы мечтать поскорее тебя завербовать.
Последний аргумент вогнал ее в краску, и она мысленно себя отругала за глупость. Но Микаэль всегда был настолько серьезен, холоден и казался таким отстраненным, что едва ли она могла ожидать от него такого чисто мужского суждения об ее внешности.
— Воспользуйся передышкой и хорошо проведи выходные, а вечером в понедельник продолжим.
54
Дилан еще наслаждался своим любимым десертом — фланом, — когда ему сказали, что его зовет Лювна. Обеспокоенный, он ринулся к ней в кабинет. В прошлый раз, когда его вызвали прямо с занятий, Лео сообщил нечто такое, что выбило у него почву из-под ног, подорвав самые основы его еще совсем недолгой жизни… Что могло произойти на этот раз?
— Прошу тебя, присядь, пожалуйста, — попросила Лювна.
Он подчинился.
— Хочешь пить?
— Нет, спасибо.
— А я принесу себе воды. Буду здесь через пару минут.
Вернувшись, Лювна поставила стакан на стол, открыла ящик и достала оттуда кусок черной ткани.
— Сейчас мы выполним с тобой небольшое упражнение.
— Упражнение?
— Это входит в процесс обучения.
Ах, вот оно что! Успокоившись, Дилан начал дышать ровнее.
— Надень это на голову.
Он взял в руки что-то вроде капюшона, в котором не было отверстий. Сейчас он полностью погрузится в темноту.
— Я… не хочу.
— Надевай, — повторила она. — Ты мне доверяешь или нет?
— Конечно, доверяю.
Словно получив приказ нырнуть в бездонное озеро, подросток сделал глубокий вдох и натянул на голову колпак. Горячее сдавленное дыхание вырвалось у него через нос, и сердце заколотилось от страха задохнуться.
Но ему нечего бояться, нужно было просто довериться во всем Лювне.
— Постарайся описать как можно точнее эту комнату.
— Но… я не обращал внимания… Ведь я не был в критической ситуации.
— Я тысячу раз повторяла, что ситуация становится критической, лишь когда появляется непосредственный риск. Иными словами, когда становится слишком поздно. И я просила вас выработать в себе привычку автоматически визуально запоминать места, в которых вы оказываетесь, и расположенные там предметы, чтобы эта привычка постепенно перешла в рефлекс. Или не просила?
— Да, это так… Но мы ведь в Институте!
Голос его звучал слабо, как это случалось порой в его ночных кошмарах.
— Именно в Институте вы учитесь и тренируетесь, что здесь не так?
Все аргументы Дилана были напрасны, ему только оставалось стараться ровно дышать и сконцентрироваться.
— Справа есть стеллаж, дверь в одну ячейку открыта, — неуверенно начал он.
— Цвет?
— Серый. Слева стоит коричневый шкаф, и еще столик на колесиках позади письменного стола, на нем сложены папки. Верхняя в желтой обложке. На подоконнике, кажется, с одной стороны стоит цветок в горшке, с другой — кактус. Или нет, карликовое деревце. На правой стене карта в рамке, похоже, это старая карта мира.
— Что еще?
— Позади меня вешалка.
— Отлично вывернулся. Если уж быть вешалке, то только там. Не вздумай блефовать.
— Простите. Ну вот… пожалуй, все.
— Ладно. А теперь назови мне предметы в кабинете, которые могут послужить тебе оружием, если ты подвергнешься нападению. И покажи пальцем места, где они расположены.
Дилан снова постарался сосредоточиться, призвав на помощь образы, которые успели запечатлеться в его мозгу, чтобы постараться воспроизвести их в деталях, согласно методике Лювны, которую она им преподавала.
— Возможное оружие… Стул, на котором я сижу: я могу им воспользоваться для обороны и атаки. Стакан, что вы поставили на стол: можно его бросить или воспользоваться им как кастетом. То же и графин. Ручка на вашем столе может послужить холодным оружием. Стекло окна: разбив его, я получу режущие осколки. Настольную лампу можно запустить…
Он заколебался отчего-то и прервал свою речь.
— Ах да, вот еще что… В вашей аптечке есть ножницы!
— Отлично.
— Это, наверное, все.
— Хорошо, можешь снять капюшон.
Подросток снял колпак и весь в поту принялся обшаривать глазами кабинет.
— Вот черт! Я многое забыл назвать.
— Нет, все прекрасно, Дилан. Достаточно полно. Неудивительно, что ты не обратил внимания на предметы, находившиеся позади тебя. А среди них достаточно «потенциального оружия».
Он увидел палку, отвертку, молоток и ножик, вероятно, специально там положенные, чтобы заставать ребят врасплох. Разочарованный, Дилан низко опустил голову.
Лювна великодушно улыбнулась.
— Благодарю, ты можешь возвращаться на занятия.
Попрощавшись, он направился к двери.
— Дилан!
— Да?
— Это было не просто хорошо, а здорово!
— Пфф…
— И знай, что мне очень понравилась твоя попытка помочь испытуемому во время последнего теста.
— Тогда я угодил в ловушку.
— Ты не должен себя упрекать. Я счастлива, что ты — вместе с нами. Ты отличный парень, Дилан!
Лицо подростка просияло:
— До следующего раза, уж тогда я точно ничего не упущу!
— Не сомневаюсь.
Вернувшись в столовую, он отыскал Димитрия.
— И что, часто здесь устраивают подобные тесты?
— Случается. Усвоенные нами знания и выработанные рефлексы довольно часто подвергаются испытаниям.
— Сурово.
— Рассматривай это как игру. И считай, что внезапные экзамены помогают тебе все время находиться в состоянии готовности. Они развивают бдительность и быстроту реакции.
Слово «бдительность» позабавило Дилана. Уж кто-кто, а он прекрасно был с ней знаком. Малейшее изменение в настроении того, кого он прежде называл отцом, требовало именно этого умения, и он прекрасно им овладел. А теперь ему предлагали считать это игрой и учиться!
55
Когда Лане сообщили о предстоящем визите матери, девушка была не столько удивлена, сколько встревожена. Она надеялась, что с прежней жизнью было покончено, ей едва удалось отделаться от гнетущих воспоминаний и порвать с прошлыми привязанностями. Еще и потому, что та, которая для нее много значила, но которую она считала ответственной за свои злоключения, вдруг возникла из небытия, да к тому же без предупреждения.
Лана дважды звонила матери после того, как оказалась в Институте, но разговоры носили отстраненный характер, будто пребывание дочери в этом заведении были частью педагогической программы, которую они выбрали вместе. Короткие, лишенные теплоты разговоры, сосредоточенные на бытовой стороне жизни в Академии: «У тебя просторная комната?», «Ты хорошо питаешься?», «Подружек успела завести?». Она отвечала матери в том же тоне, поскольку знала, что та делала над собой усилие, чтобы казаться трезвой. Но по едва заметным изменениям в интонации, слегка тянущимся слогам в конце фраз девушка догадывалась, что мать продолжала пить. И тогда она решила, что больше не станет о ней думать. У Ланы не хватило бы сил одновременно справляться со сложностями новой жизни и с переживаниями, в которые ее погружало неблагополучие матери. Не из-за эгоизма, а исключительно из-за чувства самосохранения. Она вернется ко всему этому позже, когда станет сильнее. Настоящее должно полностью принадлежать ей, ей одной, если она надеется когда-нибудь познать лучшее будущее. Так что больше на звонки матери она не отвечала, и Натали тоже перестала выходить на контакт.
И вот в это воскресенье, не предупредив, мать решила ее навестить.
Зачем, интересно? Сообщить что-то важное? Возможно, она спохватилась и теперь решила потребовать дочь обратно? Не явится ли она пьяной, так что Лане будет стыдно перед товарищами и учителями? При нормальных отношениях она могла бы чувствовать радость, даже восторг от неожиданного посещения матери, но, направляясь к приемной, девушку снедало лишь чувство тревоги.
Натали сидела на скамейке при входе в здание, низко склонив голову. При виде дочери она поднялась и направилась к ней. По лицу Натали девушка попыталась прочесть какие-то знаки, объясняющие неожиданную причину визита, но мать просто смотрела на нее во все глаза. Потом она улыбнулась, обняла ее и прижала к себе, так внезапно, что Лана не успела произнести ни звука.
— О, доченька… девочка моя…
Мать плакала, покрывая ее волосы поцелуями.
Оставшись абсолютно равнодушной к этому всплеску эмоций, Лана подумала, что мать, не проявлявшая к ней годами подобных чувств, попросту пьяна. Лана быстро огляделась, боясь, что при этой сцене кто-то присутствует. Но рядом находился только охранник Фредерик, да и тот делал вид, что погружен в чтение журнала.
Натали разжала объятия и сделала шаг назад.
— Дай мне на тебя наглядеться, — произнесла она, всхлипывая. — Какая же ты красавица! Ты отлично выглядишь.
— Да, мама, у меня все хорошо, — сухо проговорила Лана. — Пойдем лучше в парк.
Она настойчиво увлекла мать в самый дальний уголок сада, туда, где никто не мог их видеть, и тогда задала вопрос, вертевшийся у нее на языке.
— Почему ты пришла? — спросила она довольно жестко.
— Как? Потому… что я твоя мать, — удивленно ответила Натали.
— Да… Но ты же не собиралась.
— Очень захотела тебя увидеть, вот и все.
— Что-то случилось?
— Нет… то есть да…
— Что именно? — спросила Лана еще грубее.
Она увидела на лице матери выражение глубокой грусти, которая у той появлялась в дни, когда она оставалась без работы.
— Мой приход тебя расстроил, не так ли?
— Он меня удивил.
— Понимаю.
— Но… в конце концов, а на что ты рассчитывала? Ты никогда ради меня и пальцем не пошевелила! Когда у меня были… неприятности, тебя никогда не было рядом. С тех пор как я очутилась здесь, ты звонила в стельку пьяная и несла полную ахинею. И вот ты внезапно заявляешься, рыдаешь и говоришь мне «доченька»? Кого ты пытаешьс