— Да я непьющий.
— Меня не волнует, пьющий, не пьющий. Спиртное — сразу в торец. Никаких драк и склок на заставе. Никакой дедовщины. Ясно?
Можно подумать я, молодой солдат, приеду и дедовщину разведу.
— Так точно, ясно.
Дальше едем молча. Контакт так себе, честно говоря.
— У меня отец майор, — через некоторое время говорю я, прощупывая своего командира. — В запасе сейчас после ранения.
— Надеюсь, ты своей службой отца не опозоришь.
Не, непробиваемый, всё похрену ему. Конь белый.
— Я тоже надеюсь, — киваю я и меняю тему. — А что у вас за книга, про которую библиотекарша говорила?
— Не библиотекарша, а Татьяна Александровна. И на девиц не засматривайся, ты сюда не шуры-муры крутить приехал. А книга… Брежнев, «Малая земля». Но тебе читать некогда будет, я гарантирую.
А библиотекарша-то юмористка.
Впереди появляется высокая вышка на тонких ножках и металлические ворота. Они открываются заблаговременно, так что мы въезжаем на территорию заставы, даже не затормозив. Часовой, или кто он тут, с интересом провожает нас взглядом.
— Вон туда, — показывает пальцем майор.
Я подъезжаю к бараку с небольшим плацем.
— Выходи.
Подбегает дежурный по заставе, докладывает. Происшествий не случилось. Хорошо. Я выхожу и осматриваюсь. Через плац, напротив этого барака располагается здание побольше. Там вольеры для собак, а рядом, судя по всему, конюшня и складские помещения.
Подальше в сторонке здание с большой верандой и пристройками. Думаю, кухня. Ещё дальше виднеется бетонное строение. Наверное, жилое, для офицеров и их семей. Ну, что же, жить можно. Наверное. Хотя, то, что нет ни дерева, ни кустика, как-то стрёмно…
Из барака выходят немолодой прапорщик и старлей. Старлей, как раз, молодой. Он тоже что-то докладывает, но я стою у машины. Жду команды.
— Так, Брагин, — подзывает меня майор. — Пойдёшь за старшиной.
— Товарищ старший прапорщик, нужно выдать новому бойцу обмундирование. А вы, товарищ старший лейтенант, определите место и службу.
— Когда обмундирование получишь, зайдёшь в канцелярию, — кивает мне лейтёха.
Я козыряю и двигаю за старшиной. Всё оказывается в одном флаконе — и казарма, и оружейка, и канцелярия, и ленинская комната. В общем, всё располагается в одном бараке.
Спокойный, с седыми усами и натруженными руками, старшина заводит меня в каптёрку. Он чуть прищуривается, прикидывая мои размеры, и по лицу его расползаются морщины. Видать, давно службу тянет.
— Так, значит. Так-с… хэбэ, сапоги, портянки-то умеешь мотать?
— Умею.
— Эх, жалко на тебя хэбэшку переводить, через пару дней уже в пэша переодеваться надо, а у меня нету ещё, со склада снабжения не привезли пока. Так бы выдал сразу зимнее и всё. Откуда ты свалился такой?
— Из Москвы, товарищ старший прапорщик.
— Из Москвы. А награды за что? За штабную работу?
— Да как говорит наш начальник заставы, то что в прошлом уже неважно, — улыбаюсь я.
— Тоже верно, — кивает он. — Размер обуви какой? Сорок второй?
И всё в таком духе. Я сажусь на табуретку и начинаю подшиваться, благо, инструментарий имеется — из дома привёз. Переодеваюсь и оставляю парадку в шкафчике с номером пятьдесят. Надо же, свой шкафчик, круто. Никогда такого не видел.
— Вообще-то, — говорит старшина. — Подшиваться в бытовке надо. Но на первый раз, ладно, сиди. Твой номер пятьдесят, кстати. И это не только на шкафчике. Распорядок составляется ежедневно, имена не указываются, только номера. Понял? Не забудь.
— Понял, не забуду.
— А это что у тебя? — показывает он грубым кривым пальцем на мою ключицу.
— Поцарапался, — усмехаюсь я.
Он проходит вокруг меня.
— Пулевое что ли? Где это тебя так?
— Бандитов ловил.
— Смотри-ка, а я думал нынче за красивые глазки висюльки на грудь вешают.
— Нынче всяко бывает, товарищ старший прапорщик, — пожимаю я плечами. — Кому как повезёт.
— Ну-ну, — хмыкает он.
Закончив со старшиной, иду к заместителю начальника заставы. Он ждёт в канцелярии. Молодой ещё, совсем зелёный старлей выясняет, что я могу и как до жизни такой докатился. У него открытый детский взгляд, пшеничные брови, такие же волосы и ямочка на подбородке.
Разговор напоминает тот, что был с начальником отряда. Не по тону, конечно, а по содержанию. Он всё выспрашивает и делает отметки в блокноте.
— О! — восклицает плотный капитан с круглым лицом и заплывшими глазками. — Отлично! Если служил в ГлавПУРе, значит будешь политинформации готовить. Рома, ты смотри, перед средами его в наряды не ставь, чтобы он не открутился у меня. Будешь, ты Брагин агитатором. Понял?
— Понял, товарищ капитан, — улыбаюсь я. — Я правда агитировать не приученный, всё больше командовать и исполнять команды. Но если надо — значит надо.
— Надо, раз говорю, — раздражённо кивает замполит. — Но смотри, если херово будешь агитировать, я быстро напишу, куда следует. Понял?
— Так точно, товарищ капитан.
— Ладно, собаку мы тебе не доверим и коня тоже, — хлопает ладонью по столу лейтёха. — И что тебе остаётся?
— Сапоги-скороходы, — киваю я.
— Так точно. Определяю тебя в стрелковое отделение ефрейтора Мамедова. Придётся тебе побегать по нашим горкам. Но это ничего. Это только на пользу — и тебе, и нашей необъятной.
— Так точно, — киваю я.
— Куришь?
— Нет. А вы?
— И я нет. Выпиваешь?
— Практически нет.
— А фактически?
— Могу шампунь пригубить.
— Как моя жена прям, — хмыкает он.
— У меня и своя такая же.
— О, как! — удивляется старлей. — Поди и дитё имеется, раз женился так рано?
— Нет, детьми не обзавелись ещё.
— Ну, это успеете. Сами ещё, как дети.
— Виноват, товарищ старший лейтенант, не могу согласиться. Детям границу не доверяют.
— Так тебе тоже ещё никто не доверял, — подмигивает он. — Сначала мы тебя на хозяйственных работах проверим и на нормативах. Завтра выйдем на стрельбище. Побегаешь, опять же. Бокс, борьба или ещё что есть в активе?
— Ну, так. Самбо немножко занимался.
— Правда? — удивляется он. — Ну, вот, уже кое-что. Утречком тебя проверю. Так, всё, свободен. Иди, найди Мамедова, пусть тебе койку покажет и по заставе проведёт, объяснит, что к чему.
— А где его искать?
— Мамедова искать надо на кухне, потому как он сегодня в наряде.
Я иду на кухню. Захожу в зал со столами. Никого. Зал просторный, столы, как в кафе, на четырёх человек, надо же. Линия выдачи готовых блюд, как в пельменной на Лубянке. Выглядит неплохо, правда милых официанток ждать не приходится. Как и поварих. Я обхожу линию выдачи и через открытую дверь попадаю на кухню.
У большого котла колдует узбек в некогда белом фартуке и в колпаке. В руках у него здоровенный алюминиевый половник. Над котлом клубится пар, а на столах из нержавейки лежат ножи и разделочные доски разных калибров.
— Здорово, братан, — киваю я. — Мне Мамедов нужен.
Повар окидывает меня взглядом, молча кивает на дверь позади себя, отворачивается к котлу и начинает мешать половником своё варево.
— Ага, — говорю я, шагая по коричневому кафельному полу. — Пахнет вкусно. Не плов, случаем, варганишь?
За дверью открывается небольшой зал, судя по всему помывочный. Из него ведёт коридор. Я прохожу дальше и оказываюсь в небольшой каморке. В ней стоит обычная эмалированная ванна, вдоль стен идут трубы, а посерёдке сидит троица солдат. Они без ремней, с закатанными рукавами. Сидят на табуретках, перед каждым оцинкованный тазик, какие бывают в бане, а в центре стоит мешок картошки.
— Здорово, бойцы, — говорю я.
Они молча меня осматривают, но приветствовать не торопятся. Ребятки все, как на подбор, крепкие и ладные. Один шатен, один рыжий и один брюнет. Брюнет, скорее всего, туркмен и, вероятно, и есть Мамедов.
— Ты Мамедов? — спрашиваю я.
— А на мне чё написано? — с вызовом отвечает он.
Говорит он с приличным таким акцентом.
— Нет, брат, не написано, просто я наблюдательный.
— Какой ты мне брат, а? Ты кто такой?
— Егор Брагин, определён в твоё отделение. Старлей сказал, чтоб ты мне всё показал на заставе. Где спать там… и всё остальное.
— Ты фазан что ли? Ты сколько служишь уже?
— Первые полгода идут, — не вдаваясь в подробности, отвечаю я.
— Щегол ты зелёный, — беззлобно смеётся рыжий и подмигивает, — а не Егор Брагин.
Мамедов бросает нож в оцинкованную шайку с очистками.
— Всё пацаны, — ухмыляется он. — ДМБ подкрался незаметно. Ваш папа теперь отдыхать будет. Ему салабона начальник подарил.
Все ржут.
— А чё только ты? — ухмыляется рыжий. — Тут осталось-то, всего ничего. Он один за всех доделает.
— Давай, чё стоишь, смотришь? — неприветливо кивает он мне. — Нож взял! И начинай чистить, а дедушки отдохнут пока.
— Это вряд ли, — усмехаюсь я.
— Чё ты там прокукарекал? — угрожающе прищуривается Мамедов. — Повтори, чмошник!
Он встаёт с табуретки, демонстрируя свою здоровенную спортивную тушу и, угрожающе сверкая глазами, делает шаг в мою сторону.
— Иди сюда, — тянет он, выпячивая нижнюю челюсть.
При этом он многозначительно хлопает ладонью по верхней части кулака так, будто выбивает пробку из бутылки…
5. Судьба пограничника
Дедовщину не потерпите, значит, да, товарищ майор? Ну-ну.
— Слушай, Мамедов, — максимально миролюбиво говорю я. — Если надо помочь, то я помогу, какой базар, чувак? Я для друзей всё сделаю. Надо — значит надо. Но если ты думаешь, что будешь лежать под пальмой и план курить, а я за тебя въ**ывать на кухне, ты ошибаешься. Со мной такое не прокатит. Ничего личного, брателло.
— А-ха-ха! — ржёт шатен. — Как он тебя, Мамедыч! Под пальмой будешь лежать, как папуас, в натуре. А я всегда знал, что ты папуас загримированный.
— Чё ты сказал, дух⁈ — надвигается на меня Мамедов. — Ты чё, козёл? Ты ох**л? Ты на кого пасть открыл? Скажу говно жрать, и ты будешь! Понял? Ты видишь лычки на погонах?