— Ага, — немного растерянно соглашается он.
— Дай-ка, — протягиваю руку. — Всего три патрона, никто и не заметит, что ты стрелял. Давай.
Он, как загипнотизированный кролик, вытаскивает ствол, и я быстро, пока он не передумал, беру его в руку.
— Э! — испуганно восклицают «свидетели» Ануса. — Чё за дела! Хорош! Пошутили и хватит!
— Пошутили? — усмехаюсь я. — У меня, например, чувство юмора напрочь отбито, а у вас товарищ старший лейтенант?
— Ага, — хмуро соглашается он. — И у меня.
Я порывисто поворачиваюсь к Анусу и стреляю ему в голову. Ну, не прямо в голову, но очень близко. Так, чтобы пуля прошла на минимальном расстоянии от уха, чтобы он почувствовал шевеление раскалённого от трения воздуха и навсегда запомнил этот звук. Он становится бледным, как полотно, а я, не долго думая, херачу его рукоятью по чайнику.
— Ну что, — поворачиваюсь я к двоим перепуганным до недержания свидетелям культа Ануса, — поделитесь, что вы видели?
— Мы? — блеют они. — Мы ничего… Мы ничего не видели… Мы ничего не знаем…
— Может, закопаем их здесь? — неожиданно импровизирует лейтёха.
— Можно, — усмехаюсь я. — Лопаты есть? Пусть только сами яму копают.
Они с такими штучками ещё не знакомы. Практики из девяностых, естественно, ещё не утвердились в массовом сознании, как нечто обыденное и неизбежное, поэтому даже упоминание подобной возможности производит неплохой эффект. Впрочем, лопат и лома в машине не находится, и мы просто бросаем неудачливую ОПГ вдали от дорог и населённых пунктов. Дураков учат, как говорили в народе ещё задолго до отмены крепостного права.
— Анус, — киваю я на прощание. — Дважды ты чудом избежал смерти, противостояв мне. На третий раз уже не повезёт, поверь.
Мы уезжаем и очень торопимся, поскольку полковник Гуревич наверняка уже теряет терпение, не понимая, почему я так долго не появляюсь.
Приехав в отряд, я получаю приказ о переводе в третью роту обеспечения. На Лубянку, друзья. На Лубянку. Старшина выдаёт мне парадку и шинель и буквально на следующий день я убываю. Прощальный ужин запоминается всем не столько яствами, сколько тёплой атмосферой и чувством, что из сердца вырывают большой кусок. У меня, по крайней мере. Славка даже пускает скупую слезу, пристойную для суровой таможенницы и жены пограничного старлея.
Утром я прощаюсь с пацанами, со старшиной и Ромой Козловским. Я оставляю всем координаты и приглашения в Москву, а после этого убываю в Наушки к пассажирскому поезду.
На станцию меня везут Славка и Белоконь. Старлей остаётся на заставе, и я прощаюсь с ним здесь. А на вокзале меня ждут Виктор и Алик.
— Вот это сюрприз! — обнимаю я Алика. — Плясать можешь?
— Могу, — усмехается он. — Хоть вальс, хоть брейк-данс.
— Вот, Василий Тарасович, — говорю я. — Моя гвардия. Наше будущее в их руках. И, если захотите, будет и в ваших. Приедете?
— Ну, — пожимает плечами Белоконь и улыбается. — Если устроишь командировку, приеду. Посмотрю, чем вы там занимаетесь.
— Замётано, — радостно говорю я. — Татьяну Александровну берите.
— Так! — напрягается он. — Рядовой Брагин!
— Виноват! — смеюсь я и прикладываю руку к шапке.
Сидя на полке в купе, я смотрю в окно запоминая эту степь и холмы, снежную позёмку и белое безмолвие, раскинувшееся на многие километры. Как там в «Брате», я узнал, что у меня есть огромная семья…
Во Внуково меня встречает Наташка, Платоныч и Трыня.
— Защитник Родины приехал! — восклицает Большак, первым заметив меня в толпе пассажиров.
Мы обнимаемся.
— Как же я скучал, — шепчу я на ухо Наташке.
— Все едем к нам! — заявляет она.
— Так мне же в часть надо, — смеюсь я.
— Нет, никаких частей! В часть завтра пойдёшь, а сейчас домой! Возражения не принимаются! Там стол, там твои близкие, там…
— Постель, — шепчу я.
— Да! — восклицает она. — Да!
Разумеется, домой, другие варианты и не рассматриваются! Домой! Домой! Сердце стучит, предвкушает большую, неописуемую радость. За окном мелькают заснеженные московские улицы. Я снова чувствую пульс города и ритм страны. Я не позволял себе думать об этом, но теперь понимаю, что истосковался и по этой девчонке, и по друзьям, и по этому городу! Лучшему, на всём белом свете. А свет, кстати, сегодня особенно белый из-за мелкого снега, кружащего и ликующего по поводу моего возвращения. Мы подъезжаем к дому и сердце начинает выпрыгивать наружу.
Я открываю дверь и выскакиваю наружу. В несуразной солдатской шинели я чувствую себя пришельцем из другого мира, бесконечно далёкого и теперь вдруг кажущегося сказочным и фантастическим. Точно, я будто из сказки вернулся, из эпического фэнтези. Вернулся, но в мыслях долго ещё буду возвращаться к эльфам, гномам и драконам тех скахочных земель…
Я поправляю шапку и подаю руку Наташке и помогаю выбраться из машины. Парни, ехавшие в другой тачке, подбегают ближе, занимают места, смотрят по сторонам. Это кажется странным, смешным и нелепым. Почти полгода я прекрасно обходился безо всех этих норм безопасности и чувствовал себя…
Пык…
Я не успеваю додумать мысль, потому что в этот момент что-то резко меняется. Серая солдатскя шапка вдруг слетает с моей головы.
— Ложись! — орёт Алик, но я и так уже лечу вниз, увлекая за собой Наташку…
10. Гадалка гадала
Естественно, начинается шухер. Лечь, встать, застава, в ружьё! Поскольку я не президент, а простой пограничник срочной службы, квартал по случаю моего приезда не оцеплен, и посылать на штурм, да хотя бы просто на проверку возможных точек, откуда могли вести огонь, нам некого. И стрелявший, вероятно, это понимает.
Ясно дело, лежать в своём логове он долго не будет, но ещё минимально один выстрел сделать успеет. Где он может находиться? В райсовете и в Институте прикладной математики. И там, и там. Вот они через дорогу. Оба рядом. Институт немного подальше… Двое парней уже бегут туда, пока из дежурки выбегает подмога.
Ну, собственно, на этом всё и заканчивается. Крики, суета, беготня — всё это есть, но только выяснить что-то вряд ли получится. Под прикрытием живого щита мы забегаем в арку проезда, ведущего во двор, там заходим через чёрный вход и поднимаемся домой. И, хотя вся эта возня у подъезда несколько омрачает радость от возвращения, атмосфера дома вытесняет неприятные эмоции.
Я прохожу по комнатам, заглядываю на кухню, в ванную.
— Ну, что, узнаёшь? — улыбается Наташка. — Не позабыл ещё?
— Дом, милый дом, — подмигиваю я. — А не поесть ли нам вкусной домашней еды?
— Поедим, — кивает она. — Давайте, мойте руки и к столу. Андрюш, поможешь мне?
Трыня убегает на кухню, а мы с Платонычем идём в гостиную и садимся за стол.
— Догадываешься кто? — с тревогой в голосе спрашивает он.
— Мой таинственный недоброжелатель? Нет, не знаю. Можно было бы предположить, что это урки. Но как они так быстро сработали? Я ведь никому не говорил, когда возвращаюсь. Цвет не знал, Лида не знала, Уголёк не знал, Айгюль тоже не знала.
Большак хмурится.
— О времени моего возвращения, — продолжаю я, — знало только несколько человек. И все они, за исключением самых близких и стоящих вне подозрения, военные и конторские. Ну и ЦК, соответственно.
— И МВД, наверное, — добавляет дядя Юра.
— Возможно, — соглашаюсь я.
— И, таким образом, дохрена, кто знал, правильно?
— Но подробности знало очень мало людей. Например, туда я летел через Улан-Удэ, а обратно вернулся из Иркутска. Об этом я информировал вас с Натальей и своих парней. Злобин, Скачков и Гурко об этом не знали. Стало быть…
Я не успеваю договорить, как раздаётся телефонный звонок. Блин, уже все знают, что я здесь… Я встаю из-за стола, но к телефону успевает подбежать Наташка.
— Алло… Да… Ну, да… конечно…
Она кладёт трубку и поворачивается к комнате.
— Айгюль пришла, ребята снизу звонили.
— А ты ей говорила, что я сегодня приезжаю? — уточняю я.
— Нет, я никому не говорила, только Юрию Платоновичу.
— Понятно… Интересно, как она-то узнала? Вряд ли это совпадение, мне кажется.
— Сейчас поднимется и спросим у неё, — кивает Наташка.
— Нет-нет, погоди, ничего не спрашивай, ладно?
— Ну… ладно, как скажешь…
Заходит Айгюль.
— Какие люди! — громко и радостно восклицает она. — Я хотела позвонить, но потом решила, что лучше сюрприз устрою!
Хм, сюрприз устрою?
— Сюрприз удался, — улыбаюсь я. — Просто что надо сюрприз!
— Ну-ка, ну-ка, дай посмотрю на тебя, — смеётся она. — Ох, какой стал! Гусар! Ещё усики отрастить и будешь вылитый. Ты будто в плечах раздался что ли? Наташ, ты заметила, что муж подкачался?
— Есть немного, — улыбается Наташка. — Проходи. Давай к столу прямо, мы как раз обедать собираемся.
— Видите, как я вовремя, — радуется Айгюль. — Вообще, удачно всё. Мне Витя сказал что вы прилетаете сегодня, вот я и примчалась сразу. Его правда не увидела, но, говорят он придёт скоро.
А, ну вот, Айгюль, значит, тоже знала. Стало быть, знать мог кто угодно. И попытаться в сжатые сроки организовать сегодняшнюю акцию. Сразу, пык и готово… Вскоре появляется и Виктор. Он звонит в дверь и просит меня на пару слов. Мы проходим на кухню.
— Егор, стреляли с чердака райсовета, — он показывает в окно. — Это вот, сразу через дорогу. Пройти можно без труда. Посторонним на крышу вход запрещён, но никто меня не остановил. Никто вообще внимания не обратил. Вход на чердак под замком, но замок был открыт. В общем из слухового окна идеально всё просматривается. Расстояние небольшое.
— Уверен, что оттуда стреляли? — спрашиваю я.
— Вот, — он протягивает мне гильзу.
— Ух ты… Карабин?
— Нет, американская винтовка с оптикой. Вот такущий телескопище.
— Бросили там?
— Ага.
— Ты не трогал?
Он мотает головой.
— Ладно. Тогда надо позвонить, куда следует, правильно?
Виктор кивает. Я иду к телефону и набираю Злобина.