– Конечно, смотрела. – Шона поправляет небрежно наброшенную рубашку, и на мгновение в вырезе становится виден ее спортивный лифчик. – Но я предпочла бы что-нибудь услышать из твоих уст.
– Но ты же знала, что мне понравились сделанные тобой титры.
Шона закатывает глаза.
– Ох, чувак… Вы, мужики, любую с ума сведете.
– Серьезно. Я говорил, что мне нравится твоя работа, – настаивает Дэвид, прилагая все усилия, чтобы смотреть ей в глаза. А не ниже.
– Говорил? Ты имеешь в виду, произносил слова, как это бывает, когда люди разговаривают друг с другом? Например, «отличная работа» или «крутые титры получились»? – Насмешливо улыбаясь, она качает головой. – Прости, что-то не припоминаю.
Дэвид пожимает плечами. Он тоже не помнит, что в тот день происходило, а что нет. Он был слишком занят наблюдением за тем, как Шона работает, как ее тонкие длинные пальцы порхают над клавиатурой и с удивительной точностью создают компьютерную графику для его передачи. Говорить ничего не приходилось, только кивать. Тогда у Дэвида была лишь одна проблема – нужно было постоянно следить за тем, чтобы его взгляд не соскальзывал ей в вырез, вот как сейчас. Дэвида изумляло то, что Шона вовсе не пыталась привлечь к себе внимание. Свободного кроя рубашка сидела на ней как влитая, рукава с прорезями трепетали при движении. Рубашка отлично смотрелась с кедами фирмы «Конверс» и винтажными пилотскими часами. Казалось, ей нужно прикосновение воздуха к коже, эта открытость, чтобы дышать, а не соблазнять. И вдвойне удивительно, что она связалась с этим эгоистичным куском дерьма.
Заметив, куда вновь устремился его взгляд, Дэвид поспешно поднимает голову, заливаясь краской.
– Хорошо, что тебе хоть потом становится стыдно, – снисходительно отмечает Шона.
Что она имеет в виду? Дэвид терпеть не может краснеть. Нет уж, сейчас он найдет, что ответить!
– Так что, у тебя теперь неприятности?
– Почему это?
– Из-за сходства с дизайном «Мистикс». – Дэвид едва сдерживает ухмылку, видя выражение, проступившее на ее лице.
– Черт! Я думала, никто не заметит.
– Все в порядке. В нашем деле каждый что-то у кого-то заимствует.
– Так ты доволен?
Дэвид уклончиво кивает головой – непонятно, имеет он в виду «да» или «нет».
– Вау! – Шона наклоняет голову к плечу. – Какой изумительный комплимент! Теперь, в завершение дела, ты в знак благодарности мог бы пригласить меня на ложку сахара. Ну и чашка кофе к этой ложке тоже бы не помешала.
Дэвид невольно смеется – впервые за этот день.
– Я бы с удовольствием, но я сегодня был у начальства… – Он мотает головой наверх, в сторону этажа, где находятся кабинеты топ-менеджеров. – И у меня сложилось впечатление, что Мистер Новости срочно хочет с тобой встретиться. Не хочу переходить ему дорогу, ты же знаешь, какой он у нас.
Лицо Шоны каменеет.
– Я что-то не так сказал? – смущается Дэвид.
– Ему уже другая дорогу перебежала, – бормочет Шона.
– Что?
– Ох… – Девушка краснеет. – Похоже, слухи еще не распространились. Странно. Почему-то я думала, что со мной такого не случится.
Дэвид потрясенно смотрит на нее. Ему нужно время, чтобы осмыслить услышанное.
– Буг – как бродячий пес, – медленно говорит он. – Должен пометить каждое чертово дерево в городе. И не понимает, что прямо у его будки – самое красивое деревце в городе.
Шона хмурится, но потом улыбается.
– Знаешь, это самый дурацкий и самый красивый комплимент, услышанный мной за сегодня. Причем самый дурацкий и самый красивый одновременно. Должна сказать, теперь тебе не отвертеться от ложки сахара.
Дэвид опять краснеет. Он чувствует себя школьником.
В этот момент в кармане у него снова жужжит телефон.
Глава 14
– Если он и в этот раз не возьмет трубку, то больше никаких звонков, ясно? – рычит усатый полицейский.
Габриэль сидит, прижимая трубку к уху, смотрит на унылый пол камеры и надеется, что этот морж как-нибудь ненароком сунет свои усы в шредер. И вдруг гудки в трубке сменяются щелчком. Габриэль задерживает дыхание.
– Науманн. – У Дэвида всегда был не очень низкий голос, но звучит он неожиданно по-взрослому.
– Привет, – хрипло говорит Габриэль. – Это я.
На другом конце воцаряется тишина.
– Дэвид?
«Только не бросай трубку», – думает Габриэль. Тишина длится, кажется, целую вечность.
– Габриэль? Это ты?
– Да.
Дыхание Дэвида в трубке – словно шум прибоя.
– Удивлен? – смущенно спрашивает Габриэль.
– Я… Нет. Скорее шокирован.
– Давно уже списал меня со счетов, да?
Молчание.
– Ну ладно, – бормочет Габриэль. – Все в порядке. Я не жалуюсь.
– Ты… ты как? – спрашивает Дэвид.
Габриэль задумывается, что же на это ответить, но в дверь стучат. Морж подносит к окошку свои наручные часы и выразительно указывает на циферблат.
– Слушай, Дэвид, – поспешно говорит Габриэль. – Все это сейчас неважно. Я должен…
– Где ты, черт побери, был?! – наконец не выдерживает Дэвид. – Я думал, ты… то есть… Ты как сквозь землю провалился. В последний раз мы виделись в «Конрадсхее». Сколько лет с тех пор прошло? Двадцать? И теперь ты появляешься, как черт из табакерки, звонишь мне и делаешь вид, будто ничего этого не было?
– Дэвид, это важно, послушай меня! У меня проблема, я…
– У тебя всегда какие-то проблемы, – презрительно заявляет Дэвид.
Габриэль поджимает губы.
– Речь не обо мне, а о моей девушке. На нее напали в парке Фридрихсхайн, и теперь она исчезла.
– Обычно такими делами занимается полиция.
– Ты же знаешь, что я думаю о копах.
– Ну да. К тому же ты ведь все равно как раз у них, верно?
Габриэль замолкает. Он смотрит на окошко в двери камеры. Морж повернулся к двери спиной, и сейчас видна только его зеленая форма.
– Что тебе от меня нужно, Габриэль? Я имею в виду, если твоя девушка пропала, почему ты сам ее не ищешь? При чем тут я?
– Ты и не должен ее искать. Мне просто нужно, чтобы кто-нибудь обзвонил больницы, ну и все такое. Я очень волнуюсь.
– Кто-нибудь… – ровным голосом повторяет Дэвид. Габриэль мог бы поклясться, что сейчас он качает головой. – Тебе нужно, чтобы кто-то позвонил в больницу.
Габриэль прикусывает губу.
– Нет. Конечно нет. Мне нужен ты!
– А почему ты сам не позвонишь?
– Я… меня задержали.
Следует неприятная пауза.
– Тебя задержали?
– Все не так, как ты думаешь, не волнуйся. У нас тут просто возникло небольшое недоразумение.
– О нет, – стонет Дэвид. – Ты в тюрьме, да?
– Да не в тюрьме я, – поспешно говорит Габриэль. – Меня арестовали, я в полицейском участке. И скоро выйду отсюда.
– Ну да. Понятно. Недоразумение. – Дэвид вздыхает. – Что ты натворил?
– Это сейчас…
– Неважно? – раздраженно перебивает его Дэвид. – А что важно? Мне двадцать лет пришлось привыкать к мысли, что ты мертв или еще бог знает что с тобой случилось, а теперь ты как ни в чем не бывало звонишь мне из камеры и я должен разыскивать твою пропавшую подружку? Что за бред?! Ты из психушки сбежал? Или наркотой обдолбался? Ты представляешь себе, какой это все бред?
«Из психушки».
Габриэль поджимает губы.
– Ты мне не веришь, – горько говорит он.
Молчание.
Только дыхание Дэвида в трубке.
– Ладно, – наконец сдается Дэвид. – Прости меня, ну, насчет психушки. Но серьезно, я не знаю, во что должен верить. В последний раз, когда я тебя видел, тебя силком запихнули в смирительную рубашку. Ты был просто недееспособен.
– Меня накачали наркотой.
– Ты сам себя много лет накачивал наркотой.
– Ах, вот, значит, как дело-то было! Хорошо, что ты напомнил! – У Габриэля живот сводит от ярости. – Но если даже и так… Неудивительно после того, что они со мной вытворяли.
– Не думаю, что у них была какая-то альтернатива…
– Это у меня не было альтернативы. У меня! – кричит Габриэль.
«Наш разговор ходит по кругу, – думает он. – Мы едва начали говорить, а он уже пошел по кругу».
– Дэвид, послушай. Неважно, что тогда случилось. Я не принимаю наркотики уже почти девятнадцать лет. Ты должен мне поверить. Пожалуйста.
Дэвид ничего не говорит. Тишина накатывает и отступает, как волны, бьющие в песчаный берег.
– Ты ходишь на могилу? – спрашивает Дэвид.
Габриэль вздрагивает. Этот вопрос застает его врасплох, как грабитель в темном переулке.
– Иногда, – говорит он. На самом деле после похорон он был там всего один раз. – А ты?
– Каждые два-три месяца.
На мгновение Габриэль вспоминает царившее раньше в их отношениях доверие. Тогда, в той общей детской с голубыми стенами и окошком, в которое стучал дождь. С постером Люка Скайуокера на стене и игрушечными световыми мечами на полке. Все видится ему настолько ясно, отчетливо, будто он смотрит на свою жизнь из озаренного светом Зазеркалья. Та жизнь, где были постеры, полки и кровати. И родители. У Габриэля сжимается горло, ему приходится откашляться.
– Помоги мне, Дэвид. Пожалуйста.
– Хорошо. Я попытаюсь.
От облегчения кружится голова.
– А знаешь, – задумчиво говорит Дэвид, – что сейчас ты впервые меня о чем-то попросил?
– Что?
– Серьезно. Мне кажется, это самые рассудительные слова, которые я от тебя когда-либо слышал.
Габриэль потрясенно молчит.
– Когда на нее напали?
– Прошлой ночью, во Фридрихсхайне, около полуночи.
– Хм… Фридрихсхайн. Частная клиника «Вивантес» находится прямо у парка.
Габриэль, опешив, присвистывает.
– Черт! И как я не подумал!
– Наверное, ее отвезли туда. Эта больница ближе всего. Я заеду туда. Как ее зовут?
– Кого?
– А ты как думаешь, кого? – передразнивает Дэвид.
– Ну да. Лиз. Лиз Андерс.
– Лиз Андерс? – Дэвид потрясенно молчит. – Та самая Лиз Андерс?