«Пижама. Он знает о пижаме!»
«Ну и что? Ты постоянно носил ту дурацкую пижаму».
– На поле́ куртки, – продолжает Вал, – остался кровавый отпечаток. Ты схватился за нее рукой, спускаясь в подвал.
«Этого быть не может. Этого он не может знать».
«О господи… Он там был».
– Да кто же вы такой?! – хрипло шепчет Габриэль.
Нет ответа.
– Что вам известно? – Голос Габриэля дрожит. – Алло?
– «Carpe Noctem», – говорит Вал.
Затем слышится щелчок, и связь прерывается.
Глава 33
Звонок Вала полностью выбил Габриэля из колеи. Он даже не подозревал, что стоит на краю пропасти. Что ж, теперь он падал в бездну.
Влияние этих слов было невероятно мощным – Габриэль точно принял слишком много кокаина. Сердце бешено колотилось, мысли роились в голове, по телу проходила дрожь, как бывает при высокой температуре, сознание путалось от нехватки сна.
Мобилизовав последние резервы организма, как наркоман в поисках спасительной дозы, Габриэль вышел на улицу и купил снотворное.
Он провалился в сон, как в смерть.
Проснулся он в пижаме. Удивительно, почему она до сих пор ему по размеру? Курточка с Люком Скайуокером свободно болталась на его груди – груди одиннадцатилетнего мальчика. Языки пламени взвивались к багровеющему ночному небу. Дом пылал, но Габриэль знал, что ждать нельзя. Нужно было вернуться. Босиком по раскаленной плитке, пальцы правой руки сжимают полу куртки.
Дверь распахнута, дверной косяк полыхает, за порогом – первая ступенька лестницы. И Габриэль спускался по этой лестнице, ступенька за ступенькой, посреди всего этого жара, среди огня, а лестница все не заканчивалась, хотя он преодолел уже тысячу ступеней. Габриэль оглянулся – порог дома был прямо за ним, а в дверном проеме стоял пожарный – или то был полицейский? Мужчина протянул ему руку. Лицо полицейского было ему знакомо, но он не хотел брать этого человека за руку, начал отбиваться, помчался вниз по этой нескончаемой лестнице, споткнулся… На ноги он поднялся уже в лаборатории. Его охватила паника. Никто не должен был знать о папиной лаборатории, даже полицейский!
А потом сон порвался, как туго натянутая струна, и Габриэль вскинулся в холодном поту.
На часах светились цифры 14: 27. Он проспал почти шестнадцать часов. Ноги затекли, но ему удалось встать. Из зеркала на него смотрел кто-то незнакомый, и потребовалось немало холодной воды, чтобы прогнать этого чужака.
Что там сказал Вал? «Carpe Noctem»? Что это вообще значит?
Габриэль попытался упорядочить хаос в своей голове. То, что Вал упомянул о пижаме с Люком Скайуокером, ужаснуло Габриэля. Пижама была единственным, что ему и Дэвиду удалось спасти из прежней жизни. А кровавое пятно на поле курточки стало отметиной, в которой запечатлелся ужас той ночи. И хотя Габриэль не помнил, когда и как этот отпечаток появился, он знал, что раньше этого пятна на пижаме не было.
Голос Вала эхом отдавался в его мыслях: «На поле куртки остался кровавый отпечаток. Ты схватился за нее рукой, спускаясь в подвал».
Подвал… Значит, это не примерещилось ему в кошмарах, той ночью он действительно спускался в подвал. А лаборатория? Там он тоже побывал? Может быть, все дело в лаборатории? Но что там делал этот Вал? Как он вообще очутился в доме? И почему у Габриэля была кровь на пижаме? Может быть, то была вовсе не его кровь?
В приюте пижаму не раз стирали, чтобы вывести кровавый отпечаток ладони – красное пятно бледнело, но с ним блекло и изображение Люка Скайуокера. Невзирая на выцветшую ткань и связанные с этой пижамой ужасные события, пижама с Люком была единственным напоминанием об их прежней жизни, и потому и Габриэль, и Дэвид относились к своим пижамам, как к настоящему сокровищу.
Сохранил ли Дэвид свою пижаму?
При мысли о брате сердце Габриэля болезненно сжалось. Та ночь должна была сблизить их – и все же почему-то именно она их разлучила.
Впервые в жизни Габриэль пожалел о том, что тогда запер Дэвида в комнате. Может, брат рассказал бы ему, что случилось той ночью. И Габриэль до сих пор не знал, что брат слышал оттуда, а что нет.
Может быть, стоит поговорить с ним об этом?
Габриэль оделся: черные джинсы, темный свитер, простая черная кожаная куртка, скрывающая лицо бейсболка.
Терять было больше нечего, а Дэвид оставался его последней надеждой получить хоть какую-то информацию, которая могла бы пробудить в нем воспоминания.
И потому Габриэль вышел из гостиницы и пешком направился к брату. После смерти Йонаса он бросил «крайслер» на боковой улочке – на тот случай, если продавец в киоске вспомнит минивэн, в котором на его глазах Йонас куда-то уехал.
Теперь, стоя перед дверью Дэвида, Габриэль уже не так уверен в том, что поговорить с братом – хорошая идея. Он оглядывается по сторонам, затем нажимает на кнопку домофона. Кнопка теплая, дверь прогрелась в лучах солнца.
«Его там не будет, Люк. Когда он тебе нужен, его никогда нет на месте».
Габриэль хочет возразить, но тут слышится щелчок в динамике домофона.
– Алло?
– Привет, это я. Габриэль.
Молчание.
– Дэвид?
– Ты с ума сошел?! Сюда приходила полиция, тебя разыскивают.
– Я знаю. Но они ведь ушли, верно?
Опять молчание. Дверь открывается.
– Поднимайся.
Габриэль входит в лифт, вновь подмечая, какое здесь все чистое. Дэвид уже стоит в дверном проеме – худощавый, бледный, зеленоглазый.
«И что теперь?»
– Можно мне войти?
Дэвид кивает. Почему-то он кажется смущенным.
– Выглядишь отвратительно, – говорит он.
– И чувствую себя отвратительно, – кивает Габриэль.
– Ты что-то принимаешь?
– Нет. – Габриэль качает головой. – Только снотворное.
Дэвид молчит.
– Послушай… – начинает Габриэль.
– Я не хочу ничего знать, – перебивает его Дэвид. – Ничего не хочу знать обо всем этом дерьме. Просто оставь меня в покое, ладно?
– Ладно. Я не собираюсь тебя тревожить или рассказывать истории, в которые ты все равно не поверишь. И не хочу тебя ни во что впутывать, у нас с тобой и без того непростые отношения.
Почему-то взгляд брата кажется ему отстраненным. Да, Дэвид настороже, он напряжен, но что-то еще плещется в его зеленых глазах, и Габриэль не может понять, что же это.
– Мне нужно кое-что узнать. Я… – Запнувшись, Габриэль пытается подобрать правильные слова, но какие слова тут могут быть правильными? – Ты знаешь, я не помню… ту ночь.
Дэвид равнодушно кивает:
– По крайней мере, ты всегда так говорил.
– Я правда не знаю, что тогда случилось. Я не помню. Но теперь я должен это узнать, понимаешь?
Брат удивленно смотрит на него. Похоже, Дэвид ожидал чего угодно, но не этого.
– В каком смысле? Почему?
– Не спрашивай. Так уж сложилось. Мне нужно это выяснить.
Дэвид горько смеется. Он багровеет от злости и явно едва сдерживается.
– О господи! Ты пропадаешь на тридцать лет. Не отвечаешь ни на один – ни на один! – мой вопрос, бросаешь меня на произвол судьбы. А теперь ты вдруг хочешь выяснить у меня, что тогда произошло? – Дэвид качает головой. – Серьезно, у меня это в голове не укладывается. Это же я был заперт в комнате. Я ничего не видел. А теперь ты спрашиваешь у меня, что случилось? А как насчет моих вопросов, а?
– Ты никогда меня не спрашивал о той ночи.
– Черта с два! Ты просто закрывался от меня. А вопросов у меня было предостаточно.
– Так почему же ты со мной не поговорил об этом?
– Я думал, что… – Запнувшись, Дэвид думает, как же это объяснить. – Да ну что за говнище?! Как ты думаешь, почему не поговорил?! Я боялся. Ты всегда был таким… Даже не знаю, как сказать. Я же был ребенком, ч-черт! А ты был моим старшим братом, понимаешь? Я лишился матери и отца и боялся до чертиков, что и тебя тоже потеряю. Ты все время меня отталкивал, вот я и подумал, что лучше оставить тебя в покое… У тебя же все время был такой вид, будто ты вот-вот впадешь в ярость… или окончательно слетишь с катушек. Этого-то я и боялся больше всего. Что ты слетишь с катушек.
Габриэль потрясенно смотрит на него. Дэвид пытался защитить его?
– Ты… ты никогда об этом не говорил.
– Ну конечно. А как бы я тебе об этом сказал? Ты жил в своем мире, будто смотрел какой-то фильм, который мне увидеть было не дано. И тебя нельзя было сдержать на этой дороге бреда…
– Я же… я же защищал тебя, я все время тебя…
– О господи, нет! – Дэвиду на глаза наворачиваются слезы. – Ты все время был занят только собой. Дело было не во мне, дело всегда было в тебе. Всякий раз, когда ты встревал в драку, всякий раз, когда ты якобы за меня вступался… Речь шла только о тебе. Я не просил тебя избивать других детей. Мне казалось, что ты поступаешь ужасно.
Габриэль пытается подавить горячую волну ярости и стыда. В голове у него стучит.
– Глупости! Может, ты был тогда слишком маленьким, вот и не помнишь. Например, те мальчишки, которые постоянно донимали тебя в приюте? Ты всерьез веришь, что сам бы справился с ними? Или та монашка, которая…
– Ой, я тебя умоляю! – Дэвид закатывает глаза. – А почему, по-твоему, они вообще ко мне лезли? Речь опять-таки шла не обо мне. Просто те мальчишки были слишком трусливыми, чтобы задираться к тебе. В основном я влипал во все те неприятности исключительно из-за тебя.
Габриэль потрясенно смотрит на него. «Неприятности? Из-за меня?» Он вспоминает множество случаев, когда выручал своего младшего брата, потому что тот не хотел сопротивляться, не мог за себя постоять…
«Это неважно! Соберись!»
– Ну хорошо. – Габриэлю, хоть и с трудом, но все-таки удается взять себя в руки. – Как бы то ни было… Поверь мне, Дэвид, даже если бы ты спросил меня о той ночи, я ничего не смог бы тебе сказать, потому что ничего не помню, понимаешь? Та ночь… У меня в памяти ничего не осталось. Будто прореха.