– Кто такой этот фон Браунсфельд?
– Вы не знаете фон Браунсфельда? Серьезно? – огорошенно переспрашивает женщина.
– Я не люблю телевизор.
– Вовсе не нужен телевизор, чтобы знать о фон Браунсфельде. Прогуглите это имя и поймете, что я имею в виду.
– Что она еще сказала?
– Ничего. На этом разговор закончился, и она повесила трубку. Но я готова биться об заклад, что вчера она поехала к фон Браунсфельду.
– Вспомните что-нибудь еще? Откуда она звонила? Может, вы заметили какие-то необычные звуки во время разговора?
– Нет, в общем-то… Хотя, погодите. Был какой-то шум, дождь, что ли. Ну, почти как у вас сегодня. Мне кажется, она звонила с улицы, из телефонной будки или что-то в этом роде.
«С улицы из телефонной будки!» Это звучало великолепно.
– Знаете, вы мне очень помогли! Спасибо, – хрипло говорит Габриэль. Ему едва удается держать себя в руках.
Его охватывает чувство надежды и облегчения. Габриэль сбрасывает звонок и смотрит на мобильный. Затем срывает полотенце с крючка, оборачивает вокруг бедер и выскакивает из ванной.
Дэвид сидит на диванчике в гостиной. Он опять уснул. В правой руке – чашка кофе. Габриэль трясет его за плечо.
– Ой, черт! – Дэвид вскидывается, проливая кофе на ковер. – Слушай, ну надо же осторожнее, чувак. Больно же! Может, ты забыл, но у меня тут вообще-то нога прострелена. – Качая головой, он ставит чашку на журнальный столик рядом с несколькими упаковками обезболивающего и откидывается на спинку дивана.
– Ладно, проехали. Я тут только что по телефону поговорил.
– С Валом? – Сонливость Дэвида как рукой снимает.
– Нет, – хрипло отвечает Габриэль. – Но мне кажется, я знаю, где нам найти Лиз.
– Где?
– Что ты знаешь о Викторе фон Браунсфельде?
Дэвид потрясенно смотрит на него.
– Ну, это зависит от того, – протягивает он, – какую историю ты хочешь послушать. О том, как он уволил меня с TV2? Или одну из тысяч других?
– Давай начнем с того, где он живет. Остальное можешь рассказать, когда поедем туда.
– Не знаю, что ты задумал, но я… – Дэвид бледнеет. – Я не такой, как ты. Я так не могу.
– Я просто хочу найти Лиз.
Дэвид колеблется.
– А почему ты думаешь, что она у фон Браунсфельда?
– По дороге объясню, поехали уже.
Дэвид кивает, сует пластинку новалгина в карман джинсов и встает.
– Кстати, знаешь, что странно?
Габриэль качает головой.
– Может, это, конечно, совпадение, – задумчиво произносит Дэвид, – но ты рассказывал о том особняке в Лихтерфельде… Ты ведь сказал, что владелицу особняка звали Эштон, так?
– Да, а что?
– Джилл Эштон?
– Да, точно. Джилл Эштон. Так было на табличке у двери написано.
Дэвид морщит лоб.
– Эштон – это девичья фамилия жены фон Браунсфельда. Джилл Эштон. Она умерла около тридцати лет назад, погибла в автокатастрофе, вскоре после того как они с фон Браунсфельдом разъехались. Они как раз собирались разводиться.
Габриэль потрясенно смотрит на него.
– Говорю же, все это может быть совпадением, но…
– Не бывает таких совпадений. У тебя машина есть? Или ее ты тоже продал?
Глава 48
Лиз несколько минут просидела на холодном каменном полу, прислонившись спиной к колонне, рядом с трупом фон Браунсфельда. Странной формы черно-красное кровавое пятно на белоснежной рубашке выглядело точно в фильме ужасов.
Лиз думала о Маркусе, вернее Валериусе, его разделенном на две половины лице, лике демона, и страх окутывал ее темным облаком. Валериус был где-то там, неподалеку! Она вошла в логово льва и теперь очутилась здесь, в этой крипте, где Валериус когда-то убил женщину.
Лиз с ужасом осознала, что Валериус знает о входе в эту крипту. Впрочем, возможно, ему известно только об одном проходе. А что насчет кода? Наверное, Виктор фон Браунсфельд изменил комбинацию замка, иначе не бросился бы бежать сюда вместе с ней.
Лиз заметила, как ускорился ее пульс, как медленно распространился по телу страх.
«Сделай что-нибудь! – подумала она. – Тебе нужно отвлечься!»
Лиз встала. Ноги болели от перенапряжения, но лучше боль, чем бездействие. Она открыла дверь в коридор и вернулась к входу в подземелье, расположенному под оранжереей. Стоя перед электронным замком, Лиз чувствовала, как ее охватывает злость: и почему она не посмотрела, как фон Браунсфельд вводил код?! Она надавила на дверь, провела кончиками пальцев по дверной раме, пытаясь обнаружить уязвимые места. Тут все отсырело, кое-где каменная кладка даже раскрошилась, но голыми руками ничего сделать было невозможно. Поэтому она вернулась и начала обследовать крипту, прощупывать стены в поисках щелей, скрытых дверей и тайных проходов – чего-то, благодаря чему можно было выбраться отсюда. Даже пусть второй проход не позволит ей сбежать, потому что тот коридор ведет в особняк, а значит, прямиком к Валериусу, ей казалось важным знать, где этот проход находится.
Но ничего найти так и не удалось. Лиз охватила свинцовая усталость, и она опустилась на красную кушетку как можно дальше от трупа Виктора фон Браунсфельда.
И вот теперь она вскидывается ото сна, не зная, как долго спала. Может быть, несколько часов, а может, всего пару минут.
И вновь ее охватывает страх, поэтому Лиз решает еще раз осмотреть крипту. Со стоном выпрямившись на кушетке, она поворачивает голову к саркофагу и, поднявшись, медленно идет к нему среди колонн. Шаги эхом отдаются от потолка склепа, будто вновь звучат перед ней и за ее спиной.
Зеркало в нише за саркофагом достигает высоты двух метров, оно вставлено в потрескавшуюся раму из темной древесины. Серебристая поверхность покрылась пятнами и помутнела. Резной узор на каменном гробе кажется живым в игре света и тени. Бесчисленные фигуры точно проступают на поверхности камня. В основном там изображены люди в шлемах и с оружием, они вонзают мечи и копья в тела соседей, есть демоны и боги войны, есть обычные солдаты, крестьяне, женщины – всех объединил этот смертный бой.
Лиз проводит кончиками пальцев по камню. Тяжелая крышка саркофага – гладкая, без единого изъяна, на резной поверхности видны темные следы – точно слезы. Лиз охватывает дрожь.
И в этот момент выключается свет – внезапно, будто кто-то перерезал электропроводку. Доля секунды – и все вокруг заволакивает тьма, словно она очутилась внутри саркофага, погребенного глубоко под землей. Лиз вскрикивает, и ее вопль эхом отдается под сводами крипты.
– Чудесно, правда? – Шепот слышится так близко, будто говорящий стоит рядом с ней.
Лиз сразу узнает этот голос. Вал. От шока ее бьет крупная дрожь.
«Быть этого не может!» Всего мгновение назад она была тут одна… А теперь?
– Словно алтарь, – шепчет ей на ухо Валериус.
Лиз инстинктивно наносит удар в ту сторону, откуда раздается голос. Пальцы натыкаются на камень, и она опять вскрикивает.
– Каково это, быть тут одной, в темноте?
Лиз не отвечает. Ее губы дрожат. Она ощупывает камень впереди. Он круглый и гладкий. Это колонна.
– Ты сильная, – шепчет Валериус, его голос доносится словно изнутри колонны. – Я с самого начала это знал. Ты почти убила Иветту. Но здесь… здесь тебе ничто и никто не поможет. – Теперь голос раздается сбоку, как будто Валериус отодвинулся в сторону.
«Он не здесь. Это галлюцинация».
– А ты знаешь, – теперь звук доносится у нее из-за спины, – как я зол?
Лиз пытается нормализовать дыхание, стискивает зубы.
– Знаешь, почему я так зол?
Тишина.
Пальцы впиваются в горло Лиз, прижимают ее к колонне.
– Отвечай, когда я спрашиваю! – шипит Валериус. Из его рта вылетают капельки слюны. Впервые он полностью теряет самообладание. – Знаешь, почему я так зол?
– Нет, – задыхаясь, хрипит Лиз.
Валериус отпускает ее столь же внезапно, как и схватил, и Лиз едва удается не упасть.
– Знаешь, сколько усилий я приложил? Как долго я ждал своего шанса? Как жаждал свободы, тогда и сейчас?
Сейчас… сейчас… сейчас… Эхо тихо перекатывается под сводами крипты.
– Знаешь, как долго? – Его голос срывается на крик.
– Н-н-нет… – бормочет Лиз.
И вновь – тишина.
Долгая, мучительная.
– Он мертв? – холодно осведомляется Валериус. Сейчас его голос доносится словно издалека.
– Да, – всхлипывает Лиз.
– Давно?
– Некоторое… некоторое время.
– Ну зачем тебе нужно было вмешиваться? – Вопрос мечется по комнате, будто Валериус появляется то в одной точке пространства, то в другой. – У меня было право на его смерть. Право, черт подери! Его смерть принадлежала мне! Я хотел увидеть его, хотел увидеть, как он умрет. Его наглость, все эти светские манеры, его любовь к этим картинам и великим именам. Искушение, ад и рай – все это дурацкий фасад, пустые звуки. Да что можно понимать в искушении, если ты Виктор фон Браунсфельд и денег у тебя как грязи? Если ты можешь купить себе рай? Если ты слишком труслив, чтобы поддаться искушению тем, что ни за какие деньги мира не купишь? Ад – удивительнейшее место, Лиз, но только если наблюдать за ним со стороны. Я хотел отправить его туда, научить смирению. Он должен был смотреть в мои глаза, умирая. А ты… ты вмешалась, взяла и вмешалась, встала между мной и его смертью.
– Мне… мне очень жаль, – дрожащим голосом произносит Лиз. – Я понимаю, что…
– Ничего ты не понимаешь. Ничего! Все это просто жалкая болтовня.
– Если бы мой отец отправил меня на тридцать лет в психиатрическую клинику…
– Клинику? – шипит Вал. – Я был вовсе не в психиатрической клинике. О нет!
Лиз замолкает.
– Это он тебе рассказал, да? Я прав?
Лиз невольно кивает, но потом понимает, что он не может видеть ее в темноте.
– Я так и знал, – шепчет Валериус.
Очевидно, ему даже не нужны ее ответы. «Или он может меня видеть»