Её долго рвало, после того, как просмотрела до конца. И теперь она прекрасно понимала его реакцию на вопрос по поводу пальцев. Хорош несчастный случай… Но жалости он бы не потерпел, не от неё, не от Ольги, поэтому проревевшись, она вспомнила, что, помимо видеофайла, было ещё и текстовое сообщение. Прочитав его, поначалу впала в панику, не зная, что делать. Даже хотела позвонить его отцу, но… Отношения с Юрием Семеновичем были не то, чтобы плохие, скорее, их не было никаких. Оля терялась под взглядом Хворостова-старшего, смущалась до заикания и вообще побаивалась свекра. Тот же смотрел, как на пустое место, разве что вслух не говоря, что она для его сына блажь. Поиграет в благородного подбирателя сирых и убогих, а потом отправит восвояси.
Личный счет, который Тимофей каждый месяц пополнял на приличную сумму, он открыл для неё ещё до свадьбы, хотя Ольга этого и стеснялась. Но прекрасно понимала, что должна выглядеть достойно статуса своего мужа, потому всё же согласилась, хотя и старалась тратить деньги по минимуму. Поэтому средства, чтобы платить тому, кто прислал видео, у неё были. Так получилось, шантажист считал, что общается с самим Тимом – он только присылал письма, справедливо не желая показывать лицо в видеозвонке. Сумма была немаленькой, но денег хватало, чтобы отправлять их каждый месяц. Потому что для неё было невыносимо знать, что кто-то увидит эту съемку. Оля была уверена, что Тимофею не нужно стыдиться ни увечья, ни того, как оно произошло, но одно дело абстрактно считать, и совсем другое вспоминать этот кошмар. Она его только раз увидела, и то при одной мысли тошнота к горлу подступает, а каково Тимофею…
Поэтому и платила, хорошо понимая, что сама себя загоняет в угол, что нельзя поддаваться на шантаж. Что с каждым разом она всё глубже в этом увязает, но… Продолжала платить и молчать. Правда, через одного знакомого, увлекавшегося не совсем законными способами извлечения информации из сети, смогла узнать, откуда ей присылают сообщения. Номер оказался «серым», и ни на кого зарегистрирован, а что даст знание города?
Несмотря на увлеченность искусством, Оля прекрасно поняла, к чему аккуратные расспросы свекра о том, хватает ли ей денег, зарабатываемых Тимофеем? Может, она и вкладывать их во что-то начала?
Потому, когда Тим сказал, что уезжает, чтобы помочь Чернышову, быстро сложила одно со вторым. Хотя Александра она видела всего несколько раз, зато из рассказов мужа знала, что тот не просто одно время был правой рукой Юрия Семеновича. Именно Чернышову тот доверял и доверяет самые щепетильные и сложные финансовые вопросы, порой вслух сетуя, что приходится опираться на него, а не на родного сына, решившего выбрать свой путь в жизни. А ещё Александр был другом Тимофея, потому тот не мог и не собирался игнорировать просьбу.
Поэтому и те вопросы, и знание, куда отправился муж, сложились в единую картину.
- Вы ему всё рассказали? – Лариса, выслушав эту почти исповедь, с трудом проглотила комок в горле. Она сама не знала, чего ожидать от этой встречи, но точно получила намного больше, чем предполагала. К рукам Тимофея она не присматривалась, поэтому история стала шоком вдвойне.
- Да, - Ольга кивнула, продолжая рассматривать узор своего пестрого сарафана. – Сегодня, когда прилетела, Тим даже сначала наорал на меня…
Ну, кто бы сомневался. Мужчины такие существа, что от стресса сначала орут, а потом уже думать начинают.
- А потом?
- А потом сказал, что его это не волнует. Ему важно моё мнение, а не тех извращенцев, которые любят щекотать себе нервы просмотром таких видео, - она наклонилась, украдкой смахнув все-таки выступившие слезы.
Лариса тоже глубоко вздохнула, пытаясь подавить эмоции, но не получалось. Жалость и уважение по отношению к Ольге, сочувствие Тимофею и… горячая злость на Сашу. Такая, что она всерьез опасалась не сдержаться и выскочить сейчас из кабинета, пойти его искать, желая высказать всё, что думает о его подковерных играх. Но всё же не могла не спросить:
- Зачем вы мне это рассказали?
- Затем, что Тимофей и Александр друзья. У них бывают разногласия, но… Оказывается, это именно он вытащил Тима из той деревни в Чечне, где его держали много месяцев. Нарушил приказ, попал в плен. Рисковал собой ради незнакомого мальчишки. И я знаю, что мой муж до сих пор важен для него. Наверное, это какая-то форма комплекса ответственности за того, кого спас. А ещё для Александра очень важны вы, Тимофей сказал, что ни разу не видел такого – Чернышов ведь наплевал на дела, на то, что рискует своей репутацией и просто свободой ради женщины. Вы особенная для него. А раз наши мужчины дружат, то и мы будем хоть и редко, но видеться. Я знаю, что вы такая же жертва того, кто шантажировал меня, он ведь и вас подставил с этими переводами, поэтому рассказала, чтобы между нами не было непонимания. Я только очень прошу – не рассказывайте никому эту историю.
Ольга смотрела на неё даже слишком серьезно, будто испытующе. И в чем-то Лара ей даже завидовала. Например, её слепой вере собственному мужчине, уверенности в своих пусть и неправильных, но нужных действиях. Пусть не в глазах окружающих нужных, но в своих собственных. Инстинктивная попытка защитить того, кто, по большому счету, в защите и не нуждается, но то он и инстинкт.
- Об этом могли не просить, я никому не скажу.
Оля кивнула, силясь улыбнуться, но получалось плохо. По её глазам было заметно, насколько тяжело дался этот разговор. Она открыла рот, собираясь сказать что-то ещё, но тут с грохотом распахнулась дверь кабинета.
Лариса тоже вздрогнула и даже машинально выставила перед собой так и не выпущенную из пальцев ручку. Прямо почти джедайский меч.
Чернышов не был ни запыхавшимся, ни взмыленным, даже дышал ровно и спокойно, но по глазам было заметно, насколько он напряжен. Если по Оле просто скользнул взглядом, удостоив только мимолетного кивка, то на Ларису смотрел неотрывно и с беспокойством. Скорее, даже с ожиданием чего-то неприятного, но неизбежного.
- Простите, что помешал. – Вот как раз извинения в его голосе не было совершенно. Разве что намек, причем, почти оскорбительный в своей прямоте. – Ольга, Тимофей ждет тебя внизу на проходной.
Не понять этот намек было невозможно, потому Оля, бросив в сторону Лары сочувственный взгляд, тихо попрощалась и вышла.
Лариса тоже встала, но пошла не к двери. Она встала ровно напротив Саши, так, чтобы без помех смотреть в его глаза.
- Ты мне соврал. Ты знал, кто отправляет деньги, и каждый день врал мне, - прозвучало это глухо, но без надрыва. Наверное, сказались внутренние уговоры, не зря же до его прихода пыталась успокоиться. – И если ты сейчас придерешься к формулировке, что каждый день этого не говорил, я тебя ударю!
К концу она все-таки сорвалась на крик. Хотелось не только кричать, но и стукнуть его. Хотя бы раз, но крепко, чтобы хотя бы через физическую составляющую понял, как ей сейчас больно.
- Если станет легче, ударь. Да, я виноват, что не сказал про Ольгу.
- И? Прекрасно, что виноват, мы выяснили, а дальше что? – чтобы не было искушения всё-таки треснуть его, Лариса скрестила руки на груди. И несколько раз сглотнула, пытаясь подавить подступившие уже близко-близко слезы.
- Ты имеешь право злиться, признаю, - Чернышов осторожно положил ладони на её плечи, Лариса тут же раздраженным движением их сбросила. – Но в моей профессии часто встречается такое, что я не обсуждаю никогда и ни с кем. Не потому что не доверяю. – Хотя и это тоже, но об этом только подумал, не став озвучивать вслух. – А потому что деньги далеко не всегда бывают чистыми. И во время работы я иногда столько дерьма раскапываю, что самому не по себе становится. Поэтому и привык молчать о своих делах.
- Господи, как же у тебя всё сложно… Ладно, поначалу ты действительно не мог сказать, согласна, но потом – почему? Или хочешь сказать, что целовал меня, спал со мной, а сам при этом продолжал думать, что это я вымогаю деньги у жены твоего друга?!
- Не говори ерунды! – Он тоже повысил голос, не особо волнуясь о том, что их разговор может кто-то услышать. – Я никогда всерьез не рассматривал тебя, как участника этой аферы. Если только невольного, как и оказалось.
- Вот спасибо, что хоть в главные злодейки не записал, - Лариса всё-таки сделала шаг и встала вплотную к нему. – Саш, скажи, как мне тебе верить, когда ты если не врешь, то не договариваешь? На кой черт нам тогда эта игра в отношения? - Слезы все-таки потекли, но хоть без рыданий. Правда, она и сама этого не заметила, так и стояла, запрокинув голову, чтобы смотреть в его лицо. – Я ведь вчера просила тебя не врать и не придумывать. Ты обещал, а сегодня…
- Ларискаааа… - прозвучало это даже не обращением, а стоном. На её щеки легли прохладные пальцы, тут же начавшие осторожно стирать влагу. – Прости. Поначалу действительно не собирался рассказывать про Ольгу и подозрения насчет вашей фирмы, собирался присмотреться, понять, что вообще происходит.
- А потом? – его руки она не отталкивала, но и к ласкам осталась глуха. Слишком больно и обидно было, чтобы воспринимать всерьез что-то помимо своих переживаний. Но несмотря на эти боль и обиду Лариса ясно понимала, что снова в сердцах рвать, гордо прогоняя, не станет. То, что с ними произошло тогда, реакция импульсивных подростков, а не нынешних взрослых людей. Пусть в эту минуту она зла до чертиков, но вместе с тем понимала, что даже сейчас любит его и потерять вот так, в угоду удовлетворения уязвленного самолюбия, не хочет.
- А потом не хотел говорить, чтобы не было такой реакции, - честно признался Чернышов. – Понимал, что ты можешь обидеться, вот и собирался закончить это дело так, чтобы оно больше никак тебя не коснулось.
- Ну что ж, у тебя явно не получилось, - усмешка получилась горькой, как и общее впечатление от этого разговора. – Саш, я знаю, что ты трудоголик, и принимаю это. Только пойми, я согласна занимать второе место в твоей жизни только в одном случае – если на первом будет наш ребенок. Ребенок, а не работа. Подожди, дай договорить! Я уважаю то, чем ты занимаешься. Я горжусь тем, чего ты достиг. Но я не стану приложением к тебе, внимание которому достается по остаточному принципу. И я не могу сейчас поехать с тобой, потому что у меня тоже есть работа и обязательства. Может, с твоей точки зрения они ничего не стоят, но это моя жизнь, которую я строила эти проклятые пятнадцать лет. И, да – мне страшно ехать с тобой. Потому что здесь я это я, а там… Я не знаю, чего ждать, и очень боюсь этого.