75
Mobile Register, Oct. 25, 1859, цитируется в Avery O. Craven, The Growth of Southern Nationalism, 1848-1861 (Baton Rouge, 1953), p. 309. На страницах 305-311 приводится множество свидетельств психологического воздействия Харперс-Ферри на Юг: "Волна негодования, ненависти и страха прокатилась по всему Югу и придала ему единство, которого он никогда прежде не знал".
Маневры Юга накануне конфликта
К моменту рейда Джона Брауна администрации Бьюкенена оставалось еще шестнадцать месяцев, в течение которых Тридцать шестой Конгресс проведет как длинную, так и короткую сессии. Если судить по последовательности заседаний Конгресса, то администрация находилась лишь на полпути, что объясняется любопытным промежутком времени между выборами и заседанием Конгресса. Если Конгресс не созывался на специальную сессию, он собирался на свое первое заседание только через тринадцать месяцев после избрания, а на второе - только после избрания своего преемника. В некотором смысле почти половина любого Конгресса проходила вне фазы. Эта аномалия всегда проявлялась еще более отчетливо во втором Конгрессе любой администрации, поскольку первая его сессия проходила в начале президентской кампании, а Конгресс обычно заседал во время партийных съездов и часто подчинял законодательные дела предвыборной активности, как на сцене, так и вне ее. Вторая сессия собралась только после избрания нового президента.
Единственная сессия, которая могла быть полностью функциональной, - это первая сессия первого Конгресса любой администрации. Президент Полк добился принятия своего тарифа Уокера, поселения в Орегоне и войны с Мексикой на первой сессии Конгресса двадцать девятого созыва, а затем, натолкнувшись на риф Провизо Уилмота, ничего не добился в дальнейшем. Филлмор добился принятия компромиссных мер 1850 года на первой сессии Тридцать первого, и практически ничего после этого. Пирс потратил значительное большинство голосов, чтобы купить принятие Канзас-Небраски на первой сессии Тридцать третьего, и не получил ничего до конца своего срока. Бьюкенен, который понимал политическую систему как никто другой, тем не менее также использовал все свои рычаги на первой сессии Тридцать пятого Конгресса в тщетной попытке заставить принять конституцию Ле-Комптона. Законодательная история второй сессии, как уже было показано, была просто ужасной. К концу 1859 года процесс выбора преемника Бьюкенена был уже в самом разгаре, но половина конгрессовой деятельности его президентства была еще впереди.
Первая сессия Тридцать шестого Конгресса была важна не тем, что она сделала, а тем, что она символизировала. Она состоялась 5 декабря, ровно через три дня после повешения Джона Брауна. Атмосфера все еще была напряженной, и обстоятельства новой сессии никак не способствовали ее разрядке. Демократы контролировали Сенат, но никто не знал, кто контролирует Палату представителей. Для избрания спикера требовалось сто девятнадцать голосов, но у республиканцев было только 109, а демократы претендовали на 101, но из них 13 были противниками Лекомптона и вряд ли поддержали бы прорабовладельческого демократа. Двадцать семь вигов или американцев, в основном с Юга, скорее всего, поддержали бы прорабовладельца, но их собственные успехи на выборах в 1859 году и беспорядок в Демократической партии не позволили им поддержать демократа. Поскольку спикер в то время назначал всех председателей комитетов, борьба обещала быть такой же ожесточенной, как в 1849-1850 и 1600 годах.1
Республиканцы быстро сосредоточили свою поддержку на Джоне Шермане из Огайо. Шерман, вступающий в свой третий срок в Палате представителей, был вдумчивым, умеренным человеком, в первую очередь интересующимся финансами, и он не был воинственным в вопросе о рабстве. Как он сам отмечал, он неоднократно заявлял, что "выступает против любого вмешательства жителей свободных штатов в отношения хозяина и раба в рабовладельческих штатах".2 Но Шерман сам подставил себя под энергичную атаку южан. За десять месяцев до этого он в рабочем порядке согласился поддержать дайджест книги, вызывавшей яростный антагонизм на Юге, "Надвигающийся кризис" Хинтона Р. Хелпера, опубликованной в 1857 году. Хелпер, довольно малоизвестный нерабовладельческий белый из Северной Каролины, твердо ухватился за идею о том, что Север стремительно обгоняет Юг в гонке за экономическим прогрессом, а Юг, по сути, впадает в состояние экономического упадка. Больше всего, по его мнению, страдали южане, не владеющие рабством, среди которых все больше и больше становилось "бедных белых". Рабство, с его расточительностью, неэффективностью и монополизмом, было проклятием Юга и особенно нерабовладельцев. Хелпер не жалел рабов; более того, он яростно призывал к их депортации, а позже стал одним из самых яростных антинегритянских писателей страны. Но его нападки на рабство были особенно тревожными для Юга, потому что он апеллировал к классовым противоречиям между белыми, владеющими и не владеющими рабами. Ни одна догма южного вероучения не была более священной, чем догмат о том, что раса превосходит класс и, более того, уничтожает его - что все белые находятся на одной ступени, просто в силу своего статуса белых. И ни одна форма нападения - даже призыв к восстанию рабов - не делала Юг более уязвимым, чем призыв к нерабовладельцам отвергнуть рабовладельческую систему. Южане осуждали Хелпера как "поджигателя и мятежника", как предателя, ренегата, отступника, "бесчестного, деградировавшего и опозоренного человека".3 Теперь республиканская партия готовилась наводнить Север 100 000 экземпляров удобного сокращения книги Хелпера, и, чтобы усугубить ситуацию, они добавили несколько оскорбительных подписей, таких как: "Тупые массы Юга" и "Революция - мирная, если мы можем, насильственная, если мы должны".4 Джон Шерман был одним из шестидесяти конгрессменов-республиканцев, которые подписали письмо, одобряющее план выпуска сборника работ Хелпера.5
Сразу же после первого, безрезультатного голосования за спикера Джон
B. Кларк из Миссури представил резолюцию, в которой заявлялось, что "ни один член этой палаты, одобривший... ["Надвигающийся кризис"] или сборник из него, не может быть спикером этой палаты".
Резолюции Кларка так и не были приняты, а Шерман заявил в Палате представителей, что никогда не видел ни книги Хелпера, ни сборника, но этот вопрос настроил против него достаточное количество жителей пограничных штатов и южноамериканцев, чтобы помешать его избранию, хотя республиканцы продолжали неуклонно поддерживать его в течение восьми недель, и он был в трех голосах от победы.6
Пока республиканцы поддерживали Шермана, демократы пытались выдвинуть ряд кандидатов - начиная с Томаса С. Бокока из Вирджинии и заканчивая Джоном А. МакКлернандом из Иллинойса, главным демократом Дугласа в Палате представителей. Как оказалось, МакКлернанд мог бы быть избран, если бы небольшая группа демократов с нижнего Юга не отказалась его поддержать.7 Его поражение стало своеобразным прологом к обострению ссоры между демократами Бьюкенена и демократами Дугласа, которая вскоре приведет к катастрофическим последствиям для партии. Этот конфликт уже стоил демократам контроля над Палатой представителей.
Состязание за пост спикера продолжалось два месяца, прежде чем демократы поняли, что не могут объединиться, а республиканцы - что не могут избрать Шермана. В этот момент Шерман снял свою кандидатуру, и через два дня республиканцы смогли избрать Уильяма Пеннингтона из Нью-Джерси, набрав ровно столько голосов, сколько требовалось для победы. Пеннингтон был некомпетентен на посту спикера, но республиканцы сочли его приемлемым, поскольку он неуклонно поддерживал исключение рабства из территорий, а среди южноамериканцев он набрал решающие голоса, поскольку был консерватором, поддерживавшим Закон о беглых рабах, и давним вигом, лишь недавно перешедшим в республиканцы.8
С точки зрения результатов, это соревнование не было очень решающим, но оно выявило более глубокое отчуждение Юга, чем все предыдущие кризисы. Начнем с того, что многие южные члены не очень-то хотели организовывать Палату представителей, а значит, вполне были готовы парализовать работу федерального правительства. Они вели затяжные и беспорядочные дебаты, часто прибегали к тактике затягивания, позволили провести всего сорок четыре голосования за сорок дней сессии (по сравнению со 130 голосованиями за аналогичный период в 1855-1856 годах) и до конца сопротивлялись правилу, принятому в 1850 и 1856 годах, позволявшему избирать большинством поданных голосов. В итоге они завели Палату в тупик с 5 декабря по 1 февраля, что стало вторым по продолжительности параличом в ее истории.9
За это время члены палаты проявили такую враждебность, что палата превратилась просто в арену, а едва ли вообще в совещательный орган. Речи достигли беспрецедентного уровня ярости, и, очевидно, многие члены имели при себе оружие. Во время одной ожесточенной дискуссии из кармана одного нью-йоркского конгрессмена выпал пистолет, и другие члены палаты, решив, что он достал его, намереваясь выстрелить, чуть не пришли в ярость. Сенатор Хэммонд сказал: "Единственные, у кого нет револьвера и ножа, - это те, у кого два револьвера", а сенатор Граймс написал: "Члены обеих сторон в основном вооружены смертоносным оружием, и говорят, что друзья каждого из них вооружены на галереях". Широко распространенное ожидание перестрелки на полу Конгресса не казалось нереальным.10
В такой атмосфере неудивительно, что люди заговорили о воссоединении в более откровенных выражениях, чем когда-либо прежде. Хотя мало кто из южан был готов к отделению из-за вопроса о спикерстве, многие теперь были готовы заявить, что Юг должен выйти из Союза, если республиканцы выиграют президентское кресло. Так, конгрессмен из Джорджии заявил, что его избиратели готовы к "независимости сейчас и навсегда"; депутат из Алабамы предсказал, что его штат и действительно "большинство, если не все южные штаты, со Старой Виргинией во главе" выйдут из Союза, предпочтительно мирным путем, но в случае необходимости будут сражаться. Лоуренс Китт из Южной Каролины был готов "разрушить эту Республику от башни до фундамента".