По всем этим показателям американский народ в 1840-х годах демонстрировал значительную степень однородности и сплоченности. В это десятилетие началась большая иммиграция из Ирландии и Германии, но большинство населения, за исключением негров на Юге, было британского происхождения, приуроченного к длительному проживанию в Америке. В этническом плане Америка, вероятно, никогда не демонстрировала большей степени однородности, чем в то время, когда нация была разделена и двигалась к гражданской войне.12
Американская речь, уже отличавшаяся от английской, стала именно таким средством общенационального общения, к которому стремился Ной Уэбстер, поставивший своей целью с помощью орфографии и словаря способствовать созданию "национального языка [как] оркестра национального союза".13 Янки и южный говор, конечно, приправляли речь разных слоев населения, но они были менее серьезными барьерами для общения, чем провинциальные диалекты Йоркшира и Сомерсета в Англии или Гаскони и Эльзаса во Франции.
Проблема общей территории не давала покоя американским патриотам, которые в свое время опасались, что горные барьеры между Атлантическим побережьем и долиной Огайо превратят жителей этих районов в отдельные группы, или что обширность Луизианы слишком размажет население, чтобы можно было добиться реального единства. Но развитие, сначала турпайков и пароходов, а затем каналов и железных дорог, дало возможность преодолеть расстояние и нейтрализовать его дисперсионный эффект. Многие американцы остро осознавали этот факт. Так, Джон Кэлхун из Южной Каролины в 1817 году, выступая в Палате представителей, предупредил, что "все, что препятствует общению крайностей с центром республики, ослабляет Союз" и что "даже несхожесть языков больше [чем расстояние] отдаляет человека от человека"; поэтому, призвал он своих коллег, "давайте же скрепим республику совершенной системой дорог и каналов". К середине века транспортная система все еще не была совершенной, но она достаточно развилась, чтобы внутренняя торговля, которая была незначительной на момент революции, к 1831 году превысила внешнюю, а к 1847 году достигла объема, в три раза превышающего объем внешней торговли. Фактически сложилось региональное разделение труда, при котором Юг производил экспорт для всей страны, Северо-Запад поставлял продукты питания для Юга и растущих городских и промышленных центров на Востоке, а Новая Англия и Средние штаты занимались большей частью торговли и обрабатывающей промышленности страны. Эти особенности секционной дифференциации привели к трениям на некоторых уровнях. Но они также привели к экономическим
Взаимозависимость способствовала превращению территории республики в общую территорию в функциональном смысле16.
В религии все районы Соединенных Штатов откликнулись на пыл евангелического протестантского христианства и этику Евангелия, которое, обещая проклятие за грех и спасение за покаяние и добродетель, подчеркивало ответственность человека. Трудолюбие и самоотречение были добродетелями, праздность и саморазвлечение - пороками, и это было не менее верно в глубинке Миссисипи, чем в самых каменных оплотах пуританства янки - хотя в глубинке отступления от благодати могли принимать более экстравагантные формы и требовать более эмоционального покаяния. Анклавы аристократического англиканства и интеллектуализированного унитарного христианства существовали, но были незначительны, по крайней мере, в количественном отношении, в то время как католицизм
16. Речь Кэлхуна см. в Richard K. Cralle (ed.), IForAs of John C. Calhoun (6 vols.; New York, 1854-57), II, 188-192. Другие высказывания современников, свидетельствующие об осознании важности коммуникаций для национального единства, см. в Merle Curti, The Roots of American Loyalty (New York, 1946), pp. 113-118. Выражение озабоченности тем, чтобы слишком обширная территория не помешала развитию национального единства, см. там же, p. 32; Фишер Эймс Кристоферу Гору, 3 октября 1803 г., о приобретении Луизианы ("Мы мчимся, как комета, в бесконечное пространство"), в Seth Ames (ed.), Works of Fisher Ames (2 vols.; Boston, 1854), I, 323-324; предупреждения Джеймса Джексона об открытии Луизианы для поселения, фев. 1804 г., как сообщается в меморандуме Уильяма Плюмера, в Everett Somerville Brown, The Constitutional History of the Louisiana Purchase (Berkeley, 1920), pp. 226, 228, 230; речь Джозайи Куинси, 14 января 1811 г., о создании штата Луизиана в Annals of Congress, 11 Cong, 3 sess., cols. 534, 537 ("Конституция ... никогда не может быть натянута, чтобы охватить всю пустыню Запада"); письмо Джефферсона Джону Брекинриджу, 12 августа 1803 г. ("Федералисты видят в этом приобретении [Луизианы] образование новой Конфедерации ... и отделение ... от нас"), в Andrew A. Lipscomb (ed.), The Writings of Thomas Jefferson (20 vols.Washington, 1903-04), X, 409; отчет майора Стивена Лонга о его исследованиях и открытии большой американской пустыни, непригодной для заселения, но "бесконечно важной... поскольку она призвана служить барьером, препятствующим слишком большому распространению нашего населения на запад", в Reuben Gold Thwaites (ed.), Early Western Travels (32 vols.; Cleveland, 1904-07), XVII, 148.
Примечательно, что Кэлхун и другие со своей идеей укрепления Союза путем улучшения коммуникаций пришли в оперативном плане почти к тому же функциональному подходу к национализму, который на концептуальном уровне выдвинул Карл В. Дойч. Дойч утверждает, что национализм лучше всего измерять не в терминах "общих атрибутов", которые представляют собой определенные заблуждения и круговую поруку, а в терминах фактического объема и интенсивности коммуникаций. Высокая интенсивность коммуникации свидетельствует о "взаимодополняемости" и тенденции к национальному единству среди людей, которые в ней участвуют, а низкая интенсивность между этими людьми и другими указывает на границы национальной единицы. Если рассматривать их в этом функциональном смысле, то общий язык и общая религия значимы, поскольку они усиливают коммуникацию внутри ин-группы и уменьшают коммуникацию между ин-группой и другими группами. Дойч, Национализм и социальная коммуникация: An Inquiry into the Foundations of Nationality (New York, 1953).
цизм все еще казался экзотическим и подозрительным для большинства американцев.14 Когда в деморализующий час после смерти Линкольна Джеймс А. Гарфилд заявил, что "Бог царствует, а правительство в Вашингтоне живет", было понятно, что речь идет о протестантском божестве, так же как и о правительстве - демократической республике.
Тот факт, что это была демократическая республика, стал еще одним фактором, объединяющим американский народ в политическую общность. Путешественникам из-за рубежа не раз приходилось напоминать о прочности политических уз, связывающих граждан Соединенных Штатов, поскольку американцы постоянно хвастались ими. После того как путешественника спрашивали, как ему нравятся "наши институты", он редко успевал ответить, прежде чем его собеседник пускался в ерническую проповедь об упадке монархий, достоинствах системы, в которой народ является сувереном, и превосходстве республиканства в американском стиле. Вера в американские политические ценности была настолько сильна, что Эндрю Джексон в своем прощальном обращении вряд ли посчитал чрезмерным сказать, что американцы являются "хранителями свободы, чтобы сохранить ее для... человеческой расы", или Джеймс К. Полк назвал Федеративный союз "самой восхитительной и мудрой системой хорошо регулируемого правительства среди людей, когда-либо придуманной человеческим разумом".15
Если общие политические идеалы и лояльность связывали американский народ воедино, то общая культура и общие традиции укрепляли политические узы. В стране с населением более 20 миллионов человек не было привилегированной аристократии и, за исключением негров, пролетариата и крестьянства. Правда, на Юге существовала традиция лидерства плантаторов, а в Новой Англии все еще оказывалось почтение министрам, магистратам, морским капитанам и купцам из Ост-Индии . Но в обеих областях лидерство элиты должно было осуществляться демократическим путем, как обнаружили федералисты, когда Джефферсон в 1804 году победил во всех штатах Новой Англии, кроме Коннектикута, и как узнали вигские дворяне плантаторского Юга, когда чертовски ревущие джексонианцы сместили их с постов и не отпускали до тех пор, пока они не научились сопоставлять крепкий сидр и бревенчатые хижины с пряжками и простым гикори.16 Несмотря на то что городские рабочие начали составлять значительную часть населения, подавляющее большинство американцев все еще жили земледелием, и их жизнь была подчинена ритмам и суровости природы.17 Противостоящие стихии, эти люди были независимы, агрессивно индивидуалистичны и яростно враждебны внешнему контролю. Ценя возможность стать неравными в личных достижениях и ненавидя неравенство, связанное с претензией на статус, они лелеяли недремлющее недоверие к государственной власти и прославляли добродетели простоты, бережливости, свободы и самодостаточности. Несмотря на нюансы региональных различий, американцы следовали этому основному образцу от одного конца Союза до другого. Тот факт, что негры были в значительной степени исключены из этой модели, представлял собой большое исключение, но в остальном не ослаблял распространенности этих взглядов.
Их объединяли общие ценности, и они гордились воспоминаниями о Войне за независимость. По мере того как поколение революционеров уходило со сцены, американцы осознавали свое наследие от людей той эпохи, которая стала считаться героической. Именно это сознание сделало визит Лафайета национальным праздником в 1824-1825 годах; побудило завершить строительство памятника на Банкер-Хилл в 1843 году и начать возведение памятника Вашингтону в 1848 году; вдохновило жительницу Южной Каролины в 1854 году основать Женскую ассоциацию Маунт-Вернона, чтобы сохранить дом Вашингтона как национальную святыню; и заставило людей обнажить голову перед бронзовым колоколом, который прозвонил о независимости в 1776 году. Глубокие патриотические чувства вдохновили Эверетта и Уэбстера на знаменитые ораторские речи, которые эхом отдавались в бесчисленных школах; они зак