огда съезд штата, в котором они имели большинство, наконец собрался в апреле 1852 года. Они просто заявили, что нарушение федеральным правительством прав Южной Каролины оправдывает отделение и что штат воздерживается от соответствующих действий "только из соображений целесообразности". После этого Роберт Барнуэлл Ретт, который был столь же фанатичен в своей личной честности, как и в преданности правам штатов, оставил место в Сенате, на которое он был избран после смерти Кэлхуна. Ничто не могло бы более драматично символизировать тот факт, что первая согласованная попытка вывести Юг из состава Союза провалилась. Это не означало, что Юг смирился с окончательностью компромисса или неизменностью Союза. Скорее, он принял Союз, если компромисс действительно был окончательным.16
Но для многих людей, находящихся на расстоянии, единственным очевидным фактом было то, что
что весь шум, поднятый на Юге в связи с движением за отделение, привел к еще меньшим действиям, чем в 1832 году обеспечила одна только Южная Каролина. Соответственно, многие северяне пришли к стереотипному выводу: разговоры о сецессии - это "гасконада"; никто на самом деле не собирался отделяться; единственной реальной целью было запугать северных "любителей Союза", чтобы они пошли на уступки. Это убеждение стало устойчивой идеей, особенно среди республиканцев, и должно было сыграть важную роль в питании иллюзий северян о несерьезности ситуации, когда один за другим южные штаты начали отделяться десятилетие спустя.
Возможно, ничто так не покажет бесполезность Компромисса 1850 года, как простое осознание того, каким странным способом он должен был достичь своей цели. Цель компромисса заключалась в том, чтобы положить конец агитации по вопросу о рабстве. Но чтобы добиться этого, компромиссники приняли закон, активизирующий возвращение беглых рабов. Этот закон был гораздо более зажигательным, чем Провизо Уилмота. Провизо имело дело с гипотетическим рабом, который мог никогда не воплотиться в жизнь; Закон о беглых рабах, напротив, имел дело с сотнями людей из плоти и крови, которые рисковали жизнью, чтобы обрести свободу, и которых теперь могли выследить охотники за рабами. Провизо касалось отдаленного, незаселенного региона за широкой Миссури; Закон о беглых рабах касался мужчин и женщин на задних улицах Нью-Йорка, Филадельфии, Бостона и многих других городов и деревушек. Провизо касалось заумного конституционного вопроса, а Закон о беглых рабах - проблемы с огромным эмоциональным воздействием. Ни один драматический образ не оживлял Провизо так, как бегство Элизы по льду реки Огайо оживило бедственное положение людей, бежавших из рабства. И все же, стремясь предотвратить опасность Провизо и восстановить межнациональное согласие, мудрые люди 1850 года приняли закон о выдаче беглых рабов.17
Любая мера, требующая отправки людей из свободы в рабство, в лучшем случае вызвала бы резкое отвращение, но Закон о беглых рабах, как он был принят, содержал ряд неоправданно неприятных положений. Во-первых, он лишал предполагаемого беглеца права на суд присяжных, не гарантируя его даже в той юрисдикции, из которой он сбежал. Во-вторых, он позволял вывести его дело из обычных судебных инстанций и рассматривать его перед комиссаром, назначенным судом. В-третьих, комиссар получал 10 долларов в тех случаях, когда предполагаемый беглец был доставлен истцу, но только 5 долларов в тех случаях, когда он был освобожден. Наконец, он наделял федеральных маршалов правом вызывать всех граждан для помощи в исполнении закона.18 В глазах многих северян это означало, что федеральное правительство не только само занялось охотой на людей, но и потребовало, чтобы каждый свободный американец иногда становился охотником на людей.
Чтобы оценить все последствия этой меры, необходимо осознать, что это был не просто закон о преследовании рабов, совершивших побег. Это был еще и способ вернуть рабов, сбежавших в прошлом. Так, на основании этого закона возникло множество дел, связанных с неграми, которые в течение многих лет мирно проживали в общинах свободных штатов. Например, в феврале 1851 года в Мэдисоне, штат Индиана, негр по имени Митчум был оторван от жены и детей и доставлен человеку, от которого, как утверждалось, он сбежал девятнадцать лет назад.19 Более того, закон оставлял всем свободным неграм недостаточные гарантии против утверждений, что они беглецы, и подвергал их опасности похищения. В течение многих лет эта опасность быть уведенным в рабство делала жизнь свободного негра небезопасной, и новый закон, несомненно, усугубил ее. Многие негры были схвачены и увезены насильно, без всякого судебного разбирательства, а в одном случае, после
Власти выдали свободного негра за беглеца, и его спасло только то, что истец, получив этого человека, честно признался, что это не тот раб, который сбежал.20
Случаи ошибочного опознания и другие несправедливости, добавленные к основной реальности, что даже несомненный раб, совершивший явный акт бегства, был жалкой фигурой, вызвали на Севере сильное возмущение против закона. Аболиционисты мгновенно осознали его пропагандистскую ценность и сосредоточили все силы антирабовладельческой организации на вопросе о беглецах. Из прессы, с кафедр и трибун полилась буря обличений. Аболиционисты с их пуританским происхождением из Новой Англии были наследниками давней традиции богатой инвективы против зла с кафедры. Поколения, потраченные на обличение "Вавилонской блудницы", придали этому стилю выступлений глубокий иеговистский тон, который теперь с полной силой обрушился не только на Закон о беглых рабах, но и на всех, кто его поддерживал. Вебстера называли "чудовищем", "неописуемо низменным и злобным", "олицетворением всего мерзкого", "падшим ангелом", который получит проклятия потомков на своей могиле, "позорным ренегатом из Нью-Гэмпшира". Газета Гаррисона "Liberator", отступив от этого возвышенного гнева, обвинила его в содержании гарема из "больших черных шлюх, таких же уродливых и вульгарных, как сам Вебстер". Что касается Филлмора, то "лучше бы он никогда не родился". Джордж Т. Кертис, принявший назначение на пост комиссара, был "Нероном, Торквемадой". Сам закон был для Теодора Паркера "ненавистным уставом похитителей", для Эмерсона - "грязным законом", для вига из Куинси, штат Иллинойс, - "возмущением человечности". Любой, кто подчинился ему, был "лишен человечности" и должен был быть "отмечен и рассматриваться как моральный прокаженный"; любой, кто "даже мечтал подчиниться ему", должен был "покаяться перед Богом и попросить у него прощения". Долг каждого гражданина - "растоптать закон в пыль" и следить за тем, чтобы ему "сопротивлялись и не подчинялись при любой опасности".21 В то время как аболиционисты стремились превзойти друг друга в этом, возможно, еще более зловещим было то, что умеренные лидеры, такие как Эдвард Эверетт и Роберт Рантул, выразили решительное несогласие с законом, а также убежденность в том, что его невозможно исполнить.22
Неудивительно, что когда южные рабовладельцы отправили своих агентов на север, чтобы вернуть беглецов, начались проблемы. Уже через месяц после принятия закона негров стали требовать в качестве рабов в Нью-Йорке, Филадельфии, Гаррисбурге, Детройте и других местах. Это вызвало панику среди чернокожих во многих северных общинах. Беглецы, опасавшиеся поимки, и законно свободные негры, боявшиеся похищения, отчаянно хотели оказаться вне зоны действия нового закона, и в результате несколько тысяч человек бежали через северную границу в Канаду. Многие из этих беженцев позже вернулись в Соединенные Штаты, но и по сей день в Онтарио проживает небольшое негритянское население, происходящее от эмигрантов 1850 года.23
Тем временем аболиционисты решили, что исполнение закона не должно быть допущено. В Бостоне - городе, где хвастались, что ни один беглец никогда не был возвращен24 , - нарушения были открытыми и организованными, во главе с Теодором Паркером и другими членами городской элиты. Уже в октябре 1850 года постоянный комитет бдительности Паркера тайно вывез двух несомненных рабов - Уильяма и Эллен Крафт, - которых пришел требовать тюремщик из Мейкона, штат Джорджия. Кроме того, они так запугали самого тюремщика, что он сбежал из города. Четыре месяца спустя толпа негров выхватила у заместителя маршала еще одного беглеца, Шадраха, и увезла его в Канаду. Наконец, в апреле 1851 года федеральным властям удалось добиться исполнения закона в Бостоне, когда они добились возвращения раба Томаса Симса его хозяину. Но этот результат был достигнут лишь ценой 5 000 долларов и энергичной демонстрацией силы и высылкой Симса из города в четыре часа утра. После этого закон никогда не применялся, но еще раз был применен в Бостоне, когда Энтони Бернс был отправлен обратно в Джорджию в 1854 году.25 Тем временем в других городах происходили подобные акты самосуда и нарушения. В Детройте потребовалась военная сила, чтобы предотвратить спасение предполагаемого беглеца толпой в октябре 1850 года. В сентябре 1851 года в Кристиане, штат Пенсильвания, рабовладелец был убит в перестрелке с толпой негров, решивших помешать ему поймать беглеца. В октябре в Сиракузах, штат Нью-Йорк, толпа из более чем двух тысяч человек ворвалась в здание суда и силой отобрала беглеца Джерри МакГенри у офицеров, которые держали его под стражей. В 1854 году сочувствующие сломали дверь тюрьмы в Милуоки и спасли Джошуа Гловера, предполагаемого беглеца26.
Наряду с этими драматическими эпизодами общественного сопротивления закону, судя по всему, росла и организованная деятельность частных лиц, помогавших беглецам скрыться. Нет сомнений, что уже в конце XVIII в,
25. Campbell, Slave Catchers, pp. 117-121, 124-132, 148-151; Commager, Theodore Parker, pp. 214-247; Leonard W. Levy, "The 'Abolition Riot'; Boston's First Slave Rescue," Lr£Q, XXV (1952), 85-92 (дело 1836 года); Levy, "Sims' Case: The Fugitive Slave Case in Boston, 1851," JNH, XXXV (1950), 39-74; Levy, The Law of the Commonwealth and Chief Justice Shaw (Cambridge, Mass., 1957), стр. 72-108; Гарольд Шварц, "Дни беглых рабов в Бостоне", \'EQ XXVII (1954), 191-212; Шварц, Сэмюэл Гндли Хау, социальный реформатор, 1801-1876 (Кембридж, Массачусетс, 1956), pp. 177-194; Samuel Shapiro, "The Rendition of Anthony Burns," JNH, XLIV (1959), 34-51; Shapiro, Richard Henry Dana, Jr. (East Lansing, Mich., 1961), pp. 58-66, 84-93. Эти авторитеты отсылают читателя ко многим значительным публикациям, особенно мемуарного характера, написанным Паркером, Хау, Даной, Бронсоном Алькоттом, Остином Бирсом, Генри Ингерсоллом Боудичем, Лидией Марией Чайлд, Джеймсом Фрименом Кларком, Монкуром Д. Конвей, Эзра Стайлз Ганнетт, Уильям Ллойд Гаррисон, Томас Вентворт Хиггинсон, Джулия Уорд Хоу, Джеймс Рассел Лоуэлл, Генри У. Лонгфелло, Хорас Манн, Сэмюэл Дж. Мэй, Уэнделл Филлипс, Франклин Б. Сэнборн, Джон Гринлиф Уиттиер, Элизир Райт и другие. Яркий и несколько популярный рассказ об этом содержится в книге Лоуренса Лэйдера "Смелые брамины: Война Новой Англии против рабства, 1830-1863 (Нью-Йорк, 1961), с. 155- 185. Ларри Кара, Линия Свободы: The Legend of the Underground Railroad (Lexington, Ky., 1961), pp. 106-109, и Луис Филлер, The Crusade Against Slavery, 1830-1860 (New York, 1960), предлагают интересные идеи.