репили Конституцию как "палладиум всех наших свобод", который нужно не просто восхищать, а почитать; они апофеозировали Джорджа Вашингтона, который, конечно же, не был демократом, но избежал причисления к аристократам, перейдя в разряд богов. Она сделала двадцать второе февраля и четвертое июля национальными праздниками в то время, когда День благодарения все еще оставался региональным праздником, а Рождество все еще казалось слишком попсовым, чтобы янки истинного убеждения могли его терпеть. В эти дни гигантского количества еды и выпивки американцы изливали потоки раздутой риторики, чтобы выразить безграничную невинность и гордость, с которой они любили свою страну.18
Буйный национализм сороковых годов уже давно отмечен историками, но часто упускается из виду, что на Юге эти настроения преобладали так же активно, как и в других странах. Хотя южане последовательно придерживались конституционной доктрины о том, что Соединенные Штаты - это федерация, а не нация, в моменты энтузиазма они иногда забывали о своей политической метафизике и позволяли себе несдержанные высказывания. Так поступил и сам Томас Джефферсон в 1785 году, сказав: "Интересы штатов... ...должны быть объединены во всех возможных случаях, чтобы культивировать идею того, что мы являемся единой нацией".19 В начале
В период Республики буйный национализм был так же распространен на Юге, как и в других странах, и даже после обострения межнациональных противоречий националистические настроения продолжали находить свое выражение. Так, в 1845 году в Чарльстоне (Южная Каролина) молодой Эдвин Де Леон, ставший впоследствии сторонником отделения, положил начало ультранационалистическому движению "Молодая Америка", провозгласив, что Соединенные Штаты находятся в полном расцвете "ликующей мужественности" и что если есть молодая Италия, молодая Ирландия и так далее, то должна быть и "молодая Америка".20 В 1849 году в Роли, Северная Каролина, местный редактор мог похвастаться по поводу Четвертого июля: "В Союзе найдется не так много мест, где этот день, пропорционально средствам и населению, отмечается с более живым энтузиазмом".21 В 1854 году "Southern Qiiarterly Review" радовался "нашему положению ведущей державы западного мира", а в январе 1861 года "De Bow's Review" из Нового Орлеана провозгласил, что европейская иммиграция в Америку может привести к появлению "расы людей, более благородной, чем любая другая, которая до сих пор украшала прекрасную Божью землю". Даже такой южный пожиратель огня, как Пьер Суле из Луизианы, в 1852 году был способен вызвать "благоговение перед институтами нашей страны, ту благочестивую веру в их эффективность, которая направлена на их распространение по всему миру". Стивен Р. Мэллори из Флориды в 1859 году использовал нефедеративную фигуру речи, когда ликовал, что "не более возможно, чтобы эта страна приостановилась в своей карьере, чем свободный и ничем не ограниченный орел перестал парить". Два года спустя он стал военно-морским министром в правительстве, воюющем с Соединенными Штатами.22
На фоне базовой однородности, общих идеалов, интегрирующей политики, растущей сплоченности, быстрого роста республики и пылкой национальной лояльности договор Гваделупе-Идальго казался венцом американского национализма.
Это был своевременный момент для такого триумфа, поскольку в первые месяцы 1848 года национализм, похоже, вступал в свои права во всем западном мире. В Европе, где национализм отличался ярко выраженным революционным привкусом, новый всплеск национально-
АМЕРИКАНСКИЙ НАЦИОНАЛИЗМ ДОСТИГАЕТ ЗЛОВЕЩЕГО ИСПОЛНЕНИЯ 15
Изм по-настоящему начался 24 февраля. В этот день, пока Полк в Вашингтоне ждал, когда Сенат примет договор Триста, толпа в Париже, толпившаяся у Тюильри, напугала Луи Филиппа, заставив его отречься от престола Франции и освободить место не для своего внука, как он предполагал, а для республики. В тот же день на одном из лондонских складов лежали свежие экземпляры тридцатистраничного памфлета формата октаво, написанного на немецком языке Карлом Марксом, находившимся в то время в Брюсселе. Коммунистический манифест, как его назвали, был опубликован через четыре дня, но огромный взрыв, который он в итоге вызвал, был отложен надолго, и поэтому самое важное событие 1848 года не оказало заметного влияния в течение этого года. Вместо этого волнения в Париже привели в действие целую череду революций, которые, сменяя друг друга, изгнали Меттерниха из Вены, императора Габсбургов с его трона и папу из Ватикана. В тот короткий промежуток времени, пока Америка ждала, когда Мексика ратифицирует договор о мире , национализм одержал несколько триумфов в разных частях Европы. В Италии в марте патриоты со всех частей полуострова объединились под началом короля Пьемонта и загнали австрийцев в горные оборонительные сооружения Четырехугольника. За дело взялись Кавур, Мадзини и Гарибальди. В Венгрии в апреле мадьяры под руководством Луи Кошута потребовали и получили обещание создать отдельное венгерское министерство для своей страны. В мае во Франкфурте либеральные немцы, свергнувшие короля Баварии и покорившие короля Пруссии, собрались в парламенте, чтобы разработать конституцию, которая принесет либеральный национализм во всю Германию. Тем временем Дания уже мирно перешла от абсолютизма к конституционному правлению. В Праге, также в мае, Комитет святого Вацлава подтвердил исторические права Богемии и призвал к панславистскому съезду для объединения славянских народов. В Польше, в Хорватии, в Сербии национализм разгорался с новой силой.
Но этот прилив спал так же быстро, как и поднялся. Последние американские войска покинули Мексику в августе. К тому времени, когда они это сделали, французская армия подавила восстание рабочих в страшные июньские дни на баррикадах Парижа, и Франция перестала быть генератором либерального национализма в Европе; к концу года во главе правительства будет стоять Наполеон Малый. В Италии пьемонтские войска потерпели сокрушительное поражение при Кустоцце, и Милан вновь оказался под австрийским контролем; еще через год король отречется от престола, последние отчаянные попытки итальянского народа будут подавлены в Риме и Венеции, и
Гарибальди отправился бы в ссылку в качестве свечного мастера на Статен-Айленде. В Германии Франкфуртский парламент начал растрачивать свою националистическую энергию в бесполезной войне с Данией и в тщетных академических дебатах; еще через год его члены узнают, что никому не нужна имперская корона, которую они присвоили, и остатки их тела, переведенные в Штутгарт, будут бесславно заперты в своем зале. После 48-го года в Германии Карл Шурц уехал в Америку, Карл Маркс отправился в Британский музей, чтобы стать проповедником, а не практиком революции, а Отто фон Бисмарк начал планировать национальное объединение, которое будет основано на крови и железе, а не на либеральных реформах. В Богемии маршал Виндишгратц быстро расправился с Панславянским конгрессом, а в Будапеште мадьяры столкнулись с той самой силой, на которую сами ссылались, когда хорватские и сербские националисты восстали против венгерского контроля; Кошут вскоре стал героем, возвышенным в своем поражении, львиным изгнанником в триумфальном американском турне, которое привело его в 1852 году на обед в Белый дом с президентом Филлмором, в то время как его пылкая свита разбирала мебель в "Хотеле Брауна".26
После скоротечного часа славы, приправленного невероятно романтическими эпизодами героизма и драматизма, либеральный национализм в Европе потерпел катастрофу, от которой так и не смог оправиться. Тот факт, что это произошло, сделал успех национального эксперимента в Америке еще более важным для судьбы демократического национализма в современном мире. Это была важнейшая истина, которую позже подтвердил Авраам Линкольн в Геттисберге, когда, ни разу не упомянув слово "Америка", он определил Гражданскую войну как испытание, призванное определить, сможет ли "эта нация или любая другая нация, так задуманная и так преданная, долго продержаться".
Но хотя в конце 1848 года либеральный национализм в Америке, казалось, находился на подъеме, что резко контрастировало с его поражением в Европе того времени, на самом деле он столкнулся в Новом Свете с проблемами почти столь же серьезными, как и те, что одолели его в Старом. Победа американцев над Мексикой и завоевание Юго-Запада закрепили триумф национальной экспансии, но
26. Присцилла С. Робертсон, Революции 18-18 годов: A Social History (New York, I960); Arnold Whitridge, Men in Ctisis: The Revolutions of 1848 (New York, 1949); Carl Wittke, "The German Forty-Eightcrs in America," AllR, I.III (1948), 711-725.
АМЕРИКАНСКИЙ НАЦИОНАЛИЗМ ДОСТИГАЕТ ЗЛОВЕЩЕГО ИСПОЛНЕНИЯ 17
В то же время он вызвал высвобождение сил, вызывавших междоусобные противоречия. Национальное согласие во многом зависело от существования некоего баланса между северной и южной частями Соединенных Штатов. Решение о войне нарушило этот баланс, а приобретение новой империи, в которой каждая из частей хотела доминировать, поставило его под еще большую угрозу. Таким образом, события, ознаменовавшие кульминацию шести десятилетий захватывающего национального роста, в то же время ознаменовали начало межнациональных распрей, которые на протяжении четверти века будут подвергать американский национализм самым суровым испытаниям. Возможно, можно даже сказать, что события, которые дали американскому национализму силы выжить, также породили высшую угрозу его выживанию.
1
Quaife (ed.), Polk Diary, III, 161, 163, 216-217. О движении за приобретение всей Мексики см. Edward Gaylord Bourne, "The Proposed Absorption of Mexico in 1847-1848," in his Essays in Historical Criticism (New York, 1901), pp. 227-242; John 1). P. Fuller, The Movement for the Acquisition of All Mexico, 1846-1848 (Baltimore, 1936); Albert K. Weinberg, Manifest Destiny (Baltimore, 1935).
2
О роли Триста как своего рода заместителя Бьюкенена с небольшими дискреционными полномочиями см. в Quaife (ed.), Polk Diary, II, 465-468; о его отзыве см. там же, Ill, 185-199, и Senate Executive Documents, 30 Cong., 1 sess., No. 52 (Serial 509), pp. 91-95, 195.