Прижав меня к себе, Бел схватил меня рукой за волосы, заставив запрокинуть голову, и зарычал.
— Не смей так себя называть.
— А как мне себя называть? — в отчаянии выкрикнула я, испытывая жгучий стыд и мечтая спрятаться куда подальше. Вот откуда этот непонятный голод. Гребанный Долгов успел превратить меня в себе подобное существо. Где бы он не находился, поди ржет сейчас во всю глотку, — кто я теперь такая? Кровавая шлюха?
— Ты — моя жена.
Глава 34
Не знаю, что из этого больше повергло меня в шок: то, что Долгов сделал из меня помешанную на крови маньячку, или слова Матвея про жену. Наверное, все же второе, так как тот момент, когда острые клыки впились в мою шею, я, хоть и с горем пополам, но помнила, а вот предложение руки и сердца и клятв у алтаря, нет.
С другой стороны, зачем Матвею мне врать, он же меня терпеть не может? Впрочем, судя по его прикосновениям и ласкающему взгляду, что заставлял меня плавиться и окутывал в невидимые объятия, про «терпеть не может» я сильно погорячилась. Но, все равно, какая еще жена?
Разум тут же подсказал — «вредная и клыкастая», и с этим утверждением трудно было спорить. Если Бел сейчас же не расскажет мне правду, боюсь, прошлая Василиса покажется ему тихой и спокойной девочкой, на фоне злобной фурии, в которую я превращусь.
Видимо все мои мысли были написаны у меня на лице, так как Матвей немного ослабил хватку на волосах.
— Это я во всем виноват. Опоздал и нашел тебя, когда ублюдок Долгов уже закончил обращение, и дело оставалось за малым, напоить тебя своей кровью, чтобы привязать и сделаться твоим кормильцем, — в глубине черных глаз полыхнуло адское пламя, а лицо исказила болезненная гримаса. Воспоминания давались ему с трудом, возрождая все испытанные им в тот момент чувства.
— Что… что было дальше? — прошептала я, уже понимая, что ничем хорошим его рассказ не закончится. От Белорадова так и фонило яростью и бешенством.
— Я убил их, — твердо произнес Матвей, и в его голосе не было ни капли сожаления, — приложил ведьму головой об стену, а ему свернул шею. И поверь, будь у меня такой шанс, сделал бы это еще раз.
С трудом сглотнув, я медленно кивнула. Жалости к этим двоим у меня не было, да и не тронь их Белорадов, прожили бы они не долго. Трибунал жестоко казнит за подобные преступления, а Виктория, его Верховная и моя мачеха, уж точно осторожничать бы не стала.
Убедившись, что в истерику я впадать не собираюсь, Матвей продолжил.
— Ты ушла, малышка, и возвращаться не собиралась. Нужно было завершить ритуал и дать тебе кровь, но сделать это мог только тот, кто связан с твоей душой. Вот тут была загвоздка, после твоей смерти все связи оборвались.
— И как вы…
— Скажи спасибо своей подруге. Она вспомнила про ритуал единения душ, и мы провели его сразу же, как разыскали оракула.
— Погоди, — я уперлась ладошкой в широкую грудь Матвея, чувствуя, как под пальцами бьется его сердце, — я знаю про этот ритуал, даже была свидетельницей у сестры с Ратмиром, но… его проводят только между истинными парами.
Матвей наклонился ко мне и коснулся своим лбом моего.
— Ты и есть моя истинная пара, мелкая. Пусть я и сопротивлялся, но демон во мне всегда это знал, а почувствовав твою смерть, сошел с ума и вырвался наружу. Впервые за все время. С полукровками такое происходит только если теряешь свою вторую половину. Твоя душа приняла нашу связь, откликнулась на мой зов и вернулась в тело.
— Боги, я действительно вышла замуж и даже не помню этого… — прошептала я, переваривая его слова про «сопротивление».
По всему выходило, что нужна я была не Матвею, а его демонической половине, а этот гад примазался к нашему союзу и теперь строит из себя защитника всех угнетенных. Он же ненавидит вампиров, а я теперь одна из них! Так к чему эта фальшивая нежность?
— Это еще не все, — шумно выдохнув, продолжил он, — после ритуала единения я дал тебе свою кровь, и этим сделал себя твоим единственным кормильцем. По-другому было нельзя, вампиры лишь рождаются свободными в своих желаниях, а обращенные первые пару лет своей жизни накрепко привязаны к одному источнику пищи.
После его признания повисла минутная тишина, в течение которой я пыталась собрать себя в единое целое, а когда получилось из глаз фонтаном брызнули слезы, а кулачки барабанной дробью замолотили по его широким плечам.
— Пусти меня, сейчас же!
— Мелкая, успокойся. В этом нет ничего страшного, все будет хорошо, — он даже не попытался отстраниться, стойко снося мою истерику.
— Хорошо? Белорадов, ты издеваешься? Без меня меня женили, против воли привязали к себе, а я должна от счастья до потолка прыгать? — в душе закипела обида и злость. Спрыгнув на пол, я пронзила нахала свирепым взглядом и топнула ножкой, — я требую развода!
***
Чего я не ожидала в ответ на свое заявление, так это еле сдерживаемой усмешки и пляшущих в его глазах бесов. Протянув мне руку, Матвей склонил голову набок, словно разговаривал с капризным ребенком.
— У тебя стресс и, скорее всего, из-за голода. Иди ко мне и поешь, — стоило ему напомнить о еде, как клыки заныли, а взгляд снова против моей воли метнулся к его шее, и это не осталось незамеченным. На красивых губах расплылась понимающая улыбка, разозлившая меня еще больше.
— И не подумаю! Мне не нужна твоя кровь! Лучше скажи, как мы можем закончить фарс под названием, — я пальцами изобразила кавычки, — «магический брак».
— Прости, детка, но никак, — развел руками, судя по лицу, нисколько не огорченный таким положением дел «муженек», — ритуал единения душ связывает на всю жизнь, и подобные узы нерушимы. Спроси любого.
— А мне плевать. Я не хочу быть привязанной к тебе. Я вообще не хочу быть к кому-то привязанной. Мне не нужна кровь, чтобы жить. У меня отличная сила воли, и я умею себя контролировать.
— Я бы, конечно, поверил, малышка, но не тогда, когда ты смотришь на меня так, словно хочешь содрать остатки одежды, запрыгнуть сверху и впиться своими белыми клычками в мою шею. И заметь, я абсолютно не против! — бесит! Как же он меня бесит!
— Зато я против! — резко развернувшись, я бросилась к выходу, выскочила в коридор и помчалась в сторону своей комнаты.
На истерику ушли все имеющиеся в резерве силы, оставив меня опустошенной и уставшей. Хотелось спрятаться ото всех, и наедине с собой собраться с мыслями, чтобы ответить на самый главный вопрос — как мне теперь жить?
Голод, сосущей воронкой, продолжал терроризировать мои внутренности, но поддаться ему сейчас, означало признать поражение. Я готова была мучиться и, если придется, очень долго, но не видеть отвращение в глазах парня, ставшего, — и тут мне нужно было быть честной с самой собой, — центром моего мира.
Этого я бы просто не вынесла.
Не успела я схватиться за ручку двери, что вела в нашу с Машкой комнату, как меня быстро развернули, подхватили под бедра, поднимая вверх, и прижали спиной к стене.
— Клянусь, что оставлю тебя в покое, но сначала ты поешь, — прорычал Матвей. Его дыхание рваными толчками покидало легкие, и что-то мне подсказывало, виной тому был не бег, а близость наших тел, — моя первая обязанность, заботиться о своей жене, и поверь, детка, к этому я отношусь очень серьезно. Я не отпущу тебя, пока не прекратишь бороться с собственной жаждой. Она теперь часть тебя, и чем скорее ты к этому привыкнешь, тем будет лучше для нас обоих.
— Нет! Если мне суждено питаться кровью, я найду другого донора, не тебя, — я зажмурилась и замотала головой.
- Ты же не хочешь, чтобы я открутил голову человеку только за то, что тебе вздумалось показать характер? — процедил Бел, прижимаясь ко мне еще сильнее, — прекращай спорить, Василиса, я не железный.
Одна его рука закопалась в мои волосы и притянула к своей шее. В ноздри ударил возбуждающий запах. Голова закружилась, а клыки во рту, казалось, стали еще длиннее. Издав протяжный стон, я сдалась на милость своих чувств, и погрузилась в податливую плоть.
Счастье. Блаженство. Эйфория.
— Боги, да! — прохрипел Матвей, усиливая свою хватку на мне и буквально впечатываясь в мое тело.
Обезумев от ощущений, я сделала первый глоток. Вкус его крови взорвался на языке. Острый, сладкий и пряный одновременно. А еще обжигающий. Такой обжигающий, что я забыла о том, что вообще происходит. Имели значения только его близость, его руки и кровь, что связывала нас еще сильнее. Хотя казалось, куда уж больше?
Прогибаясь в спине, словно дикая кошка, я исполняла какой-то только мне ведомый танец. Желая раствориться в нем, быть с ним единым целым, только бы этот момент длился вечно.
Страсть в Матвее стала почти животной. Он агрессивно терся об меня, низко рычал, и готов был взять меня прямо у этой стены. Мне бы возмутиться, отпрянуть от него, но эта агрессия взывала ко мне, пробуждая ответную страсть.
А затем в голове проснулся проклятый внутренний голос, что начал нашептывать горькую правду.
«Он ненавидит вампиров», «он терпит тебя только потому, что ты истинная пара его демона», «он просто дал тебе кровь, а ты, дурочка, изнываешь от желания».
Каждое слово, как пощечина. Отрезвляет и не дает забыться вновь.
С трудом оторвавшись от него, я призвала на помощь вновь обретенную энергию, и она помогла сдержать рвавшиеся наружу слезы.
— Я сделала, как ты просил. Спасибо. Теперь отпусти меня.
Матвей тряхнул головой, словно пытаясь вернуться в реальность. Окинув меня внимательным взглядом, он медленно разжал руки, позволив мне соскользнуть вниз по его телу. Затем сделал шаг в сторону.
— Ты можешь бегать от меня сколько хочешь, но я всегда тебя поймаю, малышка. Ты только моя. Моя жена. Лучше смирись с этим поскорее.
Вот зря он это сказал!
— Жена, говоришь… Где же мои свидания? Где слова любви? Кольцо? Белое платье? Букет невесты? — бросила я, хватаясь за ручку двери, — меня лишили того, о чем мечтает каждая девушка чуть ли не с детства, а ты говоришь смириться? И не подумаю!